Литмир - Электронная Библиотека

Так вот, однажды ранней осенью я зашел к Алферову по дороге из города. Он тут же побежал ставить чайник и драть что-то в трубку с выросшего у него под окном красивого куста. Когда церемония приема гостя уже была почти завершена, Сергей вдруг поволок меня куда-то за избушку, бормоча:

— Пойдем, пойдем, я там схорон такой классный устроил с видом на реку, там и посидим, а то в доме суета просто невозможная...

Местечко он себе действительно оборудовал уютное — отгородил плетнем от ветра закуток, где стояли пара кресел и даже какая-то икебана в битом горшке. После пары трубок и чая мне вдруг пришло в голову поинтересоваться — что же за суета такая его одолела в жилище, где, кроме него и собаки, никого больше и нет вовсе? Алферов чуть помедлил с ответом, но потом очень уверенно и с расстановкой объяснил:

— Ну как?.. Во-первых, счетчик там жужжит, потом — мыши скребутся, да еще вот эта сука — Альча — постоянно пердит с отрубей...

Я тогда всерьез поверил, что Алферов уже совсем близок к полному совершенству."

Сокол и Даос тоже стали большими путешественниками. Они объехали практически все континенты, иногда действуя совместно. Даос, как и положено, специализируется на юго-восточной Азии. Сокол — на тибетско-гималайском регионе. Подружившись через Илью с непальской принцессой, Сокол в последнее время вообще не вылезает из гималайских дворцов.

Ирина реализовала свою мечту об Индии и традиционном индийском танце, пройдя курс этого мастерства на его исторической родине. Она долгое время преподавала классические стили бхарата-натьям и катхак в Берлинской танц-академии «Натарадж», но затем ей это дело наскучило, и она занялась финансовым консалтингом. А тиллане предпочитает тай-чи шаолиньской школы.

Саша-художник, как неприкаянный, все мотался — как некогда аэростопщик Петрике — на чартерах между Душанбе, Москвой, Стокгольмом, Нью-Йорком и Бремерхафеном, где у него завелись подруга и даже ребенок. Саша неоднократно заезжал в Берлин. Я как-то раз виделся с ним даже в Москве и посетил квартиру с таджикскими беженцами. В двухкомнатной хрущобе жило более десятка человек. Но это было только самое начало процесса. А Саша так все и мотался между высшими и низшими канализациями, не в состоянии приземлиться, пока — как мне сказал неожиданно выплывший после многолетнего отсутствия Рыжий — не потерял последовательно все свои визы и не остался чуть ли не на положении таджикского беженца в Москве.

Сам Рыжий, катапультировавшись в начале девяностых в Нью-Йорк вместе с женой Гулей и двумя детьми, почти десятилетие оттуда никуда не выезжал, выступая регулярно по воскресеньям в Центральном парке со своим семейным бэндом. Постепенно детей стало пятеро. Все — музыканты, включая маму. В какой-то момент Дмитрию захотелось перемен, и он отправился матросом в плавание по Карибскому бассейну. Окрепнув духом в морских скитаниях, Рыжий двинул дальше, в Москву и Питер, где основал новый музыкальный брэнд. Теперь он, видимо, просчитывает в своем нью-йоркском бюро дальнейшие шаги на тропе глобального менеджмента.

В Америке, в Калифорнии, окопался Вяйно. Снимает свадьбы, а в свободное время путешествует по миру. Айварас, напротив, прожив в Штатах несколько лет, занялся торговым бизнесом в Европе, а потом вообще вернулся к себе домой, в Каунас. Оставаясь американским подданным, он продолжает жить в Литве и вернулся к оставленным на время увлечениям юности — поэзии и театру. Эдик поет в церковном хоре и ведет рок-студию на таллиннском радиоканале. Родригес сильно болеет и пишет стихи. Стихи убойные, надо издавать: «Искусство вовремя начать не выше, чем искусство кончить...» Ааре-Плохой работает в Таллинне компьютерщиком. Йокси так и сидит в Израиле: сначала жили всей семьей в киббуце, потом переехали в Хайфу. Подозреваю, что он продолжает заниматься литературой.

Интересная информация пришла про Леню Махова. Эту историю мне рассказал Юлик, который видел

Леонида последний раз году в 95-м, уже после гражданской войны. Махов прибыл в Душанбе с Алтая, весь в амулетах и упакованный, как обычно, антиквариатом. На этот раз он поведал, что собирается окончательно решить вопрос своего местопребывания, намекая на переселение в Тибет. Границы, однако, были в те времена еще не окончательно прозрачными, и поэтому для их пересечения Леня собирался прибегнуть к надежному древнему средству — стать невидимым! Необходимые компоненты для приготовления соответствующего препарата были им собраны в течение предшествовавших лет, оставалось достать лишь последний, ключевой элемент — перо грифа. Именно с этой целью Махов и прибыл в Душанбе, где в местном зоопарке должны были — по старой памяти — водиться грифы как раз нужной породы. Грифы, действительно, оказались на месте. Видимо, никто их — по аналогии с другими обитателями вольеров в неспокойные, голодные времена гражданской — есть не решился. Леонид взял перо и в тот же вечер приготовил нужную смесь, строго по уникальной тибетской рецептуре. А на следующее утро он исчез. Как в воду канул. Близко знавшие его люди считают, что рецепт сработал. Who knows?..

А вот Ычу-Икром, к сожалению, до новых времен не дожил. Он умер в середине восьмидесятых от сахарного диабета, который заработал в советских дурдомах и лагерях, куда его периодически укатывал строгий папа-кагэбэшник. У Икрома в последний период жизни открылось, как выражался Этик, «бесовидение». Он невооруженным глазом созерцал джиннов различного облика, к примеру, с танковыми гусеницами вместо ног. Вечером, накануне своей кончины, Икром зашел ко мне, а потом мы вместе отправились к Мите (тому самому, что охотился на медведя). Икром постоянно жаловался на жажду и выпил у Мити целую кастрюлю киселя. И все говорил и говорил о магах, джиннах и методах борьбы с навязчивой навью. На поминки друзья собрались в квартире человека, через непродолжительное время тоже отправившегося в мир иной. Звали его в народе Леша-сатанист. Присутствовали на тех поминках и другие люди — ныне не жильцы. Впрочем, все это были представители так называемой группы риска: слишком интенсивно и бескомпромиссно они стремились к свободе от всяких ограничений, в том числе — разумных.

«Школа магов». О методах и средствах радикального освобождения личности от природных комплексов и навязанной другими шизы вы сможете прочитать в книге «Школа магов», где дается задний фон многих персонажей, выведенных в «Азиатских записках». В «Школе магов» описываются события, в основном, второй половины семидесятых годов ХХ столетия. Однако главным предметом книги являются магические технологии, а не исторические события, на фоне которых эти технологии применялись. СЛЕДИТЕ ЗА НАШИМИ ПУБЛИКАЦИЯМИ!

Берлин–Шарлоттенбург,

08 августа 2002 г.

Список использованных слов и выражений

Аграбатти — ароматические палочки для возжигания.

Айван (тадж.) — открытая веранда на столбах в восточном доме.

Анахита — богиня из зороастрийского пантеона.

Асаны (санскр.) — специальное положение тела в хатха-йоге.

Ахимса (санскр.) — принцип непричинения зла живым существам в индийской философии.

Ашрам (санскр.) — монастырь, община верующих.

Аят (санскр.) — стих Корана.

Банги — любитель банга (опьяняющего напитка), в широком смысле — наркоман со стажем.

Банка — маловероятная история, «развесистая клюква».

Барака ишона — благословление духовного авторитета.

Бурхан (монг.) — изображение богов и святых.

«…в духе серии „Dr. Best“» — намек на порнографический комикс.

Ганга — река в Индии (Ганг).

Джангал (тадж.) — густые заросли высокого кустарника, «джунгли».

Доп. (англ.) — сокращенно от «допинг».

Зиарат (тадж.) — паломничество.

Курбон (тадж.) — традиционный праздник в исламе после завершения постного месяца.

Куфф (араб.) — область за пределами мира ислама, территория дадджала (сатаны).

Маарифат (араб.) — путь поэта.

Мадхьямика (санскр.) — философская школа «среднего пути» в северном буддизме.

68
{"b":"594245","o":1}