Сталкер-2. Все началось с оттяга. После завершения съемок фильма «Сталкер» творческий коллектив приехал оттянуться в Душанбе. И тут вышеупомянутый брат-киношник им говорит: «Ребята, а почему бы нам не поэкспериментировать?» Вот и поэкспериментировали. В фильме «Телохранитель» три главных героя: горец-Пастух, Шейх и красный Комиссар. Сюжет вкратце такой.
Красные поймали в горах Шейха — крупного басмаческого авторитета. Теперь его требуется переправить тайными тропами — чтоб не отбили басмачи — в Бухару, в штаб армии, и передать Комиссару. Пастух берется выполнить это задание. Игра начинается. Вместе с тем, при Шейхе находится специальная инициатическая тамга, дающая власть над всей Азией. Некая «царица Азии», обитающая в заоблачных снежниках на Крыше мира, посылает за тамгой своих архаровцев, которые рыщут повсюду в поисках Шейха. Одновременно за тамгой охотятся и другие автохтонные структуры. По ходу дела проходит инициацию особый магический младенец, призываемый амиром джамаата крепко держать в руке меч Азии.
Фильм представляет собой один из ранних советских «истернов», где авантюрный сюжет закручен на густую мистику и тотальный стеб одновременно. Бешеная природа, крутые горцы, сексапильные красавицы, перестрелки, зависания над пропастью, уходы в последнее мгновение от пуль и облав, обряды посвящения на высшую мировую власть — все это превращает «Телохранителя» в совершенно культовый фильм, причем элементы истинной азиатской эзотерики делают его в чем-то гораздо интереснее интеллигентски-надуманного «Сталкера». В конечном итоге Пастуху (то есть Телохранителю), преодолевшему все западни и напасти, удается-таки доставить Шейха в Бухару. В конце фильма Шейх, прежде чем сдаться Комиссару, снимает с шеи тамгу и передает ее профану Пастуху, ничего не ведающему об истинном значении этого знака.
Мораль сей басни в том, что именно Пастух показал себя во всей тусовке наиболее достойным носителем качеств, требуемых от кандидата на высшую инициацию. Политика и советская власть здесь как бы вообще ни при чем. Главное — личные «онтологические» качества. Вот такой сюжет. «Много званых, мало избранных...»
Сам брат-киношник тоже делал ленты «под Тарковского». Одну из его работ на национальном материале — «В талом снеге звон ручья» — я видел в Душанбе во время предыдущего посещения таджикской столицы. Нас тогда специально пригласили с Хайдар-акой на премьеру в местный Дом кино. Но «Телохранитель» неизмеримо круче. Это просто истинный шедевр для понимающей публики.
Музобоз. Однажды Яша предложил Ирине выступить вместе с его биг-бэндом на таджикском худои в качестве исполнительницы ориентальных танцев. Ирина местных танцев не знала, но неплохо владела техникой индийского катхака, имеющего сильные персидские корни. На этой базе можно было свободно импровизировать, и она согласилась. В один прекрасный день мы погрузились всей компанией в автобус, и наш музобоз отправился в кишлак, где готовилось обрезание двух мальчиков.
Мальчиков тут «режут» в шесть-семь лет, отмечать это событие собирается вся махалля, так что, бывает, гостей собирается до нескольких сотен человек. Финансируется мероприятие тоже вскладчину, иначе у семьи виновников торжества никаких денег не хватит. Это в кишлаках. В городах нравы чуть скромнее, но тоже выходят далеко за рамки привычных западным людям семейных посиделок.
Еще один волшебный ковер. Мы прибыли на место, ребята разгрузили аппаратуру, нас с Ириной, как заморских гостей, пригласили в дом. Провели по комнатам, показали даже женскую половину, где в платье из золотой парчи и такой же тюбетейке, среди десятка других женщин, восседала какая-то важная матрона, наверное — мать мальчиков. Все мероприятие, однако, должно было проходить во дворе, где уже стояли по всему периметру огромные столы, ломившиеся от разнообразных яств. Тут же, во дворе, размещались гигантские котлы, в которых готовились плов, шурпо и прочая снедь. Над центральным местом, где должны были восседать «обрезанты» с родителями, висел большой бордовый ковер традиционной выделки, на котором огромными буквами, мелом, было выведено: «Москва». А рядом, тоже мелом, был воспроизведен логотип Московской олимпиады из пяти колец и стилизованной кремлевской башни со звездой.
«Вот это номер!» — подумал я, но спрашивать распорядителей бала о действительном смысле начертанных рун не стал. Человеку, знакомому с восточной ментальностью, особенно в ее советском измерении, должно быть и так ясно, что в настоящем случае речь шла вовсе не об Олимпиаде как таковой (которая, к тому же, имела место в 1980 году, а на дворе стоял аж 1986-й), но об особой форме симпатической магии, где ключевым понятием была «Москва». Иначе говоря, ковер с такой надписью представлял собой сверхъестественное «окно» в настоящую Москву как «место силы» советоидной мифологии, а олимпийский логотип играл роль своеобразного общепонятного пиктографа этой же самой идеи. Таким образом, худои по поводу обрезания проводился в присутствии «официальных духов», от которых ожидались в дальнейшем защита и благодать, а возможно — и способствование дальнейшей карьере обрезантов. То есть все было очень традиционно, в соответствии со старинной адатной практикой. А какого цвета кошка — совершенно неважно. Главное, чтобы она мышей ловила!
Шариат и адат. Тем временем схак начался. Прочли молитву, сказали «Иншалла» и поехали! Яшин бэнд выдал разогревающее попурри из попсы и местных напевов. Мне поднесли пиалу, почти до краев наполненную, как сначала показалось, водой. Ну, думаю, типа минералки для разгона. Поднес к губам — а там чистый арак! Выяснилось, что откровенно ставить на мусульманский стол батлы с бухаловом считается неэстетичным, да и по чину не положено. Отсюда — такой трюк: разливают это дело сначала где-нибудь за кулисой, по-тихому, в чайники, а потом уже выставляют на стол и пьют, опять же, не из рюмок, а из пиал. Причем пьется, как правило, именно водка или коньяк, но ни в коем случае не вино. Почему? В народной ментальности существует такая идея, что пророк якобы запретил пить именно вино, а крепкие напитки — формально нет. Это, конечно, противоречит действительным кораническим предписаниям (где конкретно запрещается пьяное состояние во время молитвы), но в данном случае фольклор, как часть адата, оказывается сильнее.
Катхак по-таджикски. Ясное дело, что с таким чаем народ быстро разошелся. Яша дал Ирине сигнал. Она уже была в униформе, выглядела как классическая персидская танцовщица, и даже мейк-ап был соответствующий. Однако недоставало главного — тюбетейки! Дело в том, что здесь принято во время перформанса засовывать танцорам деньги под тюбетейку. Нет убора — нет денег! Благо, этот недостаток удалось быстро ликвидировать: кто-то из Яшиной труппы дал Ирине вышитую памирскую шапочку. Она вышла в центр круга, Яша взял свой хорн, бэнд ударил по струнам, включилась перкуссия, процесс пошел... Для Ирины это было практически первое выступление перед подобной аудиторией, что ее, однако, нисколько не смутило, и даже наоборот — простимулировало. Она очень ловко «вытаптывала» ритмы, сопровождая их мануальной пантомимой и характерными движениями корпуса. Бубенчики на ногах интригующе позвякивали, а длинная юбка и шаль плыли горизонтально во время продолжительных вращений по типу суфийских радений.
Со всех сторон на танцплощадку бросились поддавшие молодцы, включившись в зикр. Время от времени кто-нибудь из них доставал из кармана купюру и, покрасовавшись с ней в высоко поднятой руке, или даже обойдя весь круг вдоль столов, подходил, наконец, к Ирине и демонстративным жестом вставлял деньги ей под шапочку. Та периодически перекладывала ассигнации оттуда себе за пазуху, в расшитую жилетку, но на «паркет» выскакивали новые плясуны и схак продолжался. Через некоторое время Ирина оказалась набита деньгами буквально по самое горло, а народ все продолжал расходиться.
Магия танца. Традиция одаривать деньгами танцующего артиста имеет давние магические корни. Смысл здесь в следующем. Танец, как известно, в наибольшей степени, по сравнению с другими видами искусств, связан с экстазом. Экстатическое же состояние издревле рассматривалось как некая одержимость чем-то сверхъестественным, божественным. Таким образом, танцор выступает как медиум-шаман, связывающий в момент перформанса этот мир и потустороннюю реальность, а тело его становится вместилищем духа. Стало быть, если мы обратимся теперь к этому духу с какой-либо просьбой, то он может донести ее «до неба», высшим силам. Но для этого духа надо как-то «подмазать». Иными словами, если тело артиста — живой алтарь, то на этот алтарь требуется возложить жертву. Роль такой жертвы в данном случае выполняют деньги или любые иные дары.
