Сталинские деньги. В 1978 году исполнялось сто лет со дня рождения И. В. Сталина. В связи с этим юбилеем мне однажды, чисто спонтанно, пришла в голову шальная мысль о возможности заработать неплохие деньги на эксплуатации популярности образа отца народов в среде его кавказских соплеменников. Я представил себе, сколько можно было бы выручить за юбилейную сталинскую медаль где-нибудь в Тбилиси, если не в Гори!

В Питере у меня были знакомые художники — Йокси и Таня, делавшие с помощью формопластовых шаблонов гипсовые отливки эротических барельефов из индийского храма Кхаджурахо. А что, если отлить Сталина? Стоимость материала по тем временам — ничтожная. Возможности тиражирования — неограниченные. Был бы спрос. Я звоню Йокси: так, мол, и так, что скажешь? Он говорит: «О’кей, приезжай».

Сначала Таня, как профессиональный скульптор, пыталась самостоятельно вылепить в глине профиль вождя с медали «За оборону Сталинграда». Однако получалось не очень похоже. За такое на Кавказе денег явно платить никто не станет! Тогда мы нашли в одной из мастерских Академии художеств человека, занимавшегося гипсовыми отливками. Я тут же заметил у него несколько вариантов из области советской символики, в том числе барельефы Ленина и Сталина. В принципе, нам требовался всего лишь один гипсовый образец, с которого можно было бы снять форму и потом тиражировать дальше. Мы с Йокси долго приглядывались к барельефам, пока, наконец, не остановили выбор на медали с профилем Сталина, из-под которого выступал профиль Ленина. «Ничего, Ленина — спилим. Главное, что Сталин здесь что надо!» — посчитали мы.

— Начальник, сколько стоят эти профили?

— Эти? Четвертной!

— Четвертной? Это было где-то впятеро дороже, чем мы предполагали.

— Да кто же у тебя возьмет эту архаику за четвертной?

— Кто возьмет? А знаете, что сейчас сталинский юбилей приближается? Вот и подумайте.

Это был сильный аргумент. Мы заплатили четвертной, искренне полагая, что отобьем инвестицию на сверхприбылях. Пришли домой, сняли Ленина, прибавили к оставшемуся профилю веточку с датой: «1878–1978», сделали формопластовую форму. Размерами мемориальная медаль выходила с суповую тарелку. Замешали гипс, отлили первый десяток, потом еще один... Не успели отливки еще толком остыть, как мы решили проверить товар на спрос. С нетерпением запаковали несколько блюд в спортивную сумку и рванули на Некрасовский рынок — проводить следственный эксперимент. Приходим на рынок, осматриваемся: не видно ли гостей с Кавказа? Замечаем в одном ряду подходящие лица. Подходим. Я спрашиваю:

— Дорогой, памятная медаль к столетию Сталина не нужна?

Слово «Сталин» действует магически. Интерес проявлен. Я пытаюсь вытащить из сумки образец профиля, но он оказался настолько по-дурацки запакованным, что никак не вылезает. В тот момент, когда наконец я достал и развернул белый гипс с барельефом гения мирового пролетариата, на мое плечо легла тяжелая рука милиционера:

— Гражданин, что продаем?

— Да вы что, начальник, — опешил я, — мы ничего не продаем! Мы художники и показываем образцы нашего искусства!

Рядом с ментом стояла еще пара-тройка человек в штатском.

— Ну, давайте, художники, пройдем в отделение!

Нас довезли до ментовской, провели в кабинет к начальнику. Достали нашу продукцию, развернули.

— Да!.. — удивились сотрудники РОВД и с пониманием закачали головами. — Что ж вы гипсы-то теплыми продаете, даже остыть не дали?

— Денег нет, начальник! А мне домой ехать надо. И потом, мы ведь не какое-нибудь там фуфло бацаем, а единственные артизаны, кто, между прочим, уделил внимание этой исторической дате!

Достоинство нашего предприятия ни у кого из присутствующих, похоже, сомнений больше не вызывало. Начальник примирительно подмигнул:

— Ну что, партизаны, оставите нам на память по сувениру?

Мы вышли сухими из воды, вернее, с минимальными потерями. Вернувшись домой, на Декабристов, мы решили несколько улучшить качество продукта, густо покрыв юбилейные блюжа лаком. С позолотой. В результате отлакированные и позолоченные тарелки обрели аутентичный совково-сувенирный вид. Таких медалей мы сделали с полсотни. Первая экспериментальная партия. Она же оказалась и последней. Потому что ехать в Грузию со всем этим багажом нам почему-то вдруг резко расхотелось. Тем не менее наш скорбный труд не пропал даром.

Собираясь в Среднюю Азию, я подумал, что можно было бы постараться реализовать сталинские медали именно там. Как-никак — народ в тех краях Сталина помнит и уважает. Душанбе раньше назывался Сталинабад. Здесь до сих пор номера машин начинаются на «С». У местных шоферов Иосиф Виссарионович выступал в роли «святого покровителя». Практически на каждом ветровом стекле грузовика или автобуса вы могли видеть портретик с характерными усами. И мы, действительно, эти медали там реализовали! Правда, не столько в качестве товара, сколько платежного средства — так называемых «сталинских денег». Как работали сталинские деньги, вы узнаете по ходу повествования.

На Таганке. По пути в Душанбе мы с Ниной навестили в Москве штаб-квартиру Хайдар-аки на Таганке. Хозяин сидел в огромном кожаном кресле, за мощным антикварным дубовым столом, в восточном халате и тюбетейке, на фоне коричневого ориентального ковра. Книжные полки, стоявшие вдоль одной из стен кабинета, были заполнены изданиями на европейских и восточных языках. Хайдар-ака набрасывал по-французски начальные тезисы к своей «Ориентации». Не успели мы еще и чаю попить, как раздался звонок в дверь. В кабинете появился человек в полувоенном одеянии цвета хаки, с большой бородой как у Маркса: Владимир Степанов. Рам как-то назвал его «суфи-масоном» и был недалек от истины, если учесть беннеттовскую ориентацию Владимира. Некогда к нему в Москву приезжал в гости сам великий Роберт Грейвз — кидал лопатой землю на даче. Степанов был мастером четвертого пути и очень жестко подчас стелил. Но вместе с тем он являлся воплощением джентльменской корректности: снисходительно-ироничной и, вместе с тем, слегка опереточной.

Мы обсудили положение дел в мире, прошлись по последним публикациям Идрис-Шаха. Я передал привет от нашего мэтра. Степанов некогда приезжал к нему на базу, служившую в семидесятые годы точкой опоры бойцов невидимого фронта на всем Северо-Западе. Владимир также дружил с Хальяндом, когда тот учился в Москве восточным языкам и писал докторскую. Однажды, уже позже, мне пришлось быть свидетелем сцены встречи Владимира и Хальянда после двух десятилетий разлуки. Владимир приезжал в Таллинн вместе с «Арсеналом» и своей личной командой в составе непременных Кости и Гурама. Через меня Степанов пригласил на представление и Хальянда. Мы все увиделись в фойе концертного зала театра «Эстония», за чашкой кофе. Это был истинный момент бодрствования, вкус которого запоминается навсегда.

Хайдар-ака сообщил, что его люди, Сергей с Наташей, тоже должны отправиться, буквально на днях, в один из горных массивов Таджикистана. Сам он никак не мог решить, ехать ему за компанию или нет.

— Хайдар-ака, — уговаривал я, — брось все, езжай в Азию. Книжки читая — императором не станешь!

Но Хайдар был в тот момент захвачен «Ориентацией», и его интеллектуальная воля ориентировалась на северо-запад. Ну а мы с Ниной сели в поезд Москва–Душанбе, купили на дорогу мороженого и поехали на юго-восток.

Сталинград. Из транзитных впечатлений на этот раз почему-то запомнились руины монастыря в чистом поле, где-то под Рязанью. Остовы распавшегося комплекса напоминали некую гигантскую окаменелую рептилию. А ночью над тянущимся вдоль полотна лесом взошла, словно иррегулярная планета, белая в свете юпитеров, статуя Родины-матери. Циклопические размеры этого сооружения впечатляют. Даже мизинец ноги колосса выше человеческого роста. Рассказывают, что автор произведения, скульптор Вучетич, в процессе создания объекта так перенервничал, что у него впоследствии съехала крыша. Не знаю, как было на самом деле, но, глядя на статую Родины-матери даже из окна проходящего мимо поезда, можно ощутить высокий уровень психоделичности, заложенной в это произведение. Весь Мамаев курган как мемориальный комплекс, безусловно, завораживает и приводит в состояние, близкое к шаманскому прозрению.