— И что ты ржёшь? — сквозь хохот поинтересовался он у Альбуса. Тот прищурился, запуская пальцы ему в волосы:
— Прежде чем задавать подобные вопросы, Геллерт, тебе стоило бы перестать смеяться самому.
Увы. Как вообще можно это остановить: обрушившиеся ощущения, чувства, курьёз с шампанским… От счастья Геллерт в последний раз хохотал… кажется, после соревнований две тысячи пятого, когда даже сам — о ужас — не ожидал своей победы, но взял и выиграл. Мда. Нехорошо.
Но сейчас и счастья было больше, само собой.
Он зажмурился, подставляясь под ладонь и движения Альбуса. Господь со всеми ангелами, Сатана со всеми демонами, или кто там где есть, если есть — как же хорошо.
— Может, всё-таки выпьем? — по-прежнему мягко, ласково предложил Альбус, не убирая, впрочем, руку. Геллерт с огромным усилием отстранился и сел.
— Давай. Только наливаешь ты.
Шампанского после триумфального выстрела осталось как раз на два бокала. Хотя бы потеплеть не успело, и то хорошо.
Они пили, глядя в глаза, машинально друг другу отсалютовав.
Альбус медленно поставил бокал прямо на ковёр под кроватью. Геллерт потянулся назад, стекло звякнуло о пластик подноса.
Пузырьки и хмель ударили в голову — и, судя по тому, что Альбус ухватил его за расстёгнутый ворот рубашки и потянул на себя, падая на спину — не ему одному.
Геллерт взял его лицо в ладони, провёл пальцами от висков к ушам, склонился, поцеловал — нежно, едва касаясь. Он даже не знал, как именно выразить всё, что сейчас чувствовал — кроме как попросту отдаться инстинктам.
А ещё он прекрасно знал, видел, ощущал, что Альбус даже ни на что не намекал этим своим… жестом. Секс как ознаменование воссоединения был бы хорош, но… куда им спешить? Они всё успеют. Абсолютно всё. Даже потеряв какое-то время, они всё успеют. В будущем.
Он скатился с Альбуса, ложась рядом. Нужно будет, конечно же, ещё встать, раздеться, умыться и так далее — но позже.
— Геллерт…
— Молчи, — прошептал тот, подкрепляя слова тем, что коснулся пальцами родных губ. — Я почти уверен в том, что именно ты хочешь сказать, и я не хочу этого слышать. Значение имеет настоящее. И будущее.
Альбус улыбнулся. Геллерт слегка вздрогнул — он ощущал эту улыбку кончиками пальцев, и это было… Это было.
Он убрал руку, обнял Альбуса за плечи и притянул поближе.
Лежать рядом. Быть рядом. Дышать рядом.
И пусть всё катится куда угодно.
========== Глава 11 ==========
Геллерта разбудило жужжание телефона. Да, точно: он так и не отключил виброрежим, выйдя со стадиона. Было совершенно не до этого.
Он лениво приоткрыл один глаз. И почти ничего не увидел. Так. Он был в номере Альбуса, шторы они вчера задёрнули наглухо, но ткань была не настолько плотной, чтобы не пропускать свет. Значит, ещё ночь или раннее утро.
Телефон продолжал звонить, и Геллерту даже померещилось, что вибрация становилась всё более раздражённой. Вздохнув сквозь зубы, он слез с кровати и пошёл к креслу — телефон был в кармане пиджака.
— Я слушаю.
— Геллерт, вот объясни мне, — в его манере заговорил Криденс, — какого чёрта я сейчас сижу на стадионе один в окружении других спортсменов, если учесть, что у меня сегодня произвольная?.. Хотя нет, не объясняй. Я почти уверен, что не хочу этого знать.
Ах ты язва.
Геллерт, ухмыляясь, сел на кровать, слыша, как за спиной Альбус шуршит одеялом. Тоже проснулся. Хорошо. Геллерт всегда ненавидел его будить: на это уходила масса времени и сил. Если Альбус Дамблдор по-настоящему хотел спать, окружающий мир оставался бессилен.
— Мы сейчас встанем, оденемся и приедем, — пообещал он, не в силах отказать себе в удовольствии поддразнить Криденса. Пусть сам додумывает. Незачем ему знать, что они просто спали рядом. — Отель недалеко от стадиона.
— Уж пожалуйста, — проворчал Криденс. — Давайте быстрее. Я специально заранее рванул, вот как чувствовал, но… Жду.
И, чуть-чуть помолчав, выдохнул:
— И поздравляю.
Конечно же, он тут же бросил трубку. Он всегда стеснялся проявления чувств.
Шуршание за спиной прекратилось. Чёрт. Видимо, Альбус просто поворачивался с боку на бок, и всё ещё спал.
Ладно…
Геллерт зажёг лампу на тумбочке, посмотрел на часы, поднял трубку внутреннего телефона и заказал в номер моккачино для себя и чай с лимоном для Альбуса. Накануне они не стали есть всё, что им принесли, и сейчас этим можно было позавтракать.
Геллерт решительно сдёрнул с Альбуса одеяло, уселся рядом и потряс за плечо:
— Сердце моё, нужно вставать.
Слова очень легко сошли с языка — будто бы он называл его так все годы подряд. Впрочем, вчера они тоже произносились довольно легко.
Альбус никак не отреагировал, если не считать улыбки. О чёрт.
Геллерт вздохнул:
— Альбус. Мне только что звонил Криденс, и он… как бы так выразиться… несколько сердит. Нам нужно быстро встать, перекусить и ехать на стадион. Ал, ты меня слышишь вообще?
Альбус всё-таки соизволил разлепить глаза и сонно поморгать. Потом сфокусировал взгляд на Геллерте, снова улыбнулся и опять попытался зажмуриться, но Геллерт, желая закрепить успех, попросту затряс его:
— Вставай. Умывайся. Я заказал чай, его сейчас принесут, а ты не пьёшь совсем остывший. Альбус…
Тот со вздохом дёрнул плечом, и Геллерт рискнул убрать руку. Повезло: Альбус сел, потёр ладонью лицо, глянул с немой укоризной, поднялся с постели и отправился в ванную. Конечно. Был велик соблазн пойти туда следом за ним, но именно в этот момент в дверь постучали.
Кофе, чай и Альбус.
Жизнь налаживалась.
~
Ньют вцепился в локоть Персиваля и отпускать его явно не собирался:
— Я боюсь. Перси, я очень боюсь.
— Чего именно? — Персивалю удалось смягчить суровый тон в самый последний момент. Раньше Ньют тоже делился с ним своими страхами, и он всегда отвечал жёстко, и это даже помогало, но раньше было раньше.
Ньют сжал пальцы ещё сильнее:
— Проката. Результатов. Упасть. Не докрутить бильман. Уронить Куини. Не знаю.
Персиваль постарался не показать, насколько его обрадовало всё перечисленное. Просто потому, что в списке Ньюта не было Лестрейндж и её Бэрка. Страх перед соперниками, одна из которых к тому же когда-то была партнёршей… словом, хуже чего нет. А если учесть, что после короткой программы Бэрк и Лестрейндж опережали Куини и Ньюта на пару десятых балла… Мда.
Они сидели в номере отеля, одетые для выхода, притом Ньют выскочил из душа уже в прокатном костюме, хотя до произвольной оставалось ещё часа три. Но Ньют заявил, что ему так, дескать, спокойнее. А уж этому Персиваль ни в коем случае не собирался мешать.
К тому же рубашка, стилизованная под греческую тогу, Ньюту очень шла.
Персиваль крепко обнял его за плечи, прижимая к себе:
— Ты отлично катаешь эту программу. Ты не упал ни на нашем Чемпионате, ни на Четырёх. Бильман ты докручиваешь, Куини держишь — и почему всё это должно измениться сейчас? Тебе понравятся результаты, Ньют. Прокат вы не завалите, у нас уже есть малая бронза, а это очень много в сравнении с прошлым годом — ты сам вдумайся. Всё будет хорошо, ты молодец, вы молодцы. Да, борьба будет — и не самая приятная лично тебе, но я верю, что вы с Куини в ней победите. Что ты выиграешь эту борьбу. Я верю в вас. Ньют, я верю в тебя, и как тренер, и как партнёр. Ну-ка иди сюда.
Он дёрнул Ньюта на себя, усаживая к себе на колени верхом — тот удивлённо ойкнул, но возражать не стал. Наоборот: обнял Персиваля за плечи и уткнулся лицом в его шею. Прерывисто вздохнул пару раз, потом задышал реже, явно успокаиваясь.
— Спасибо, Перси, — он коснулся шеи губами, Персиваля пробрала дрожь, но чёрт всё дери, если он позволит себе забыть о делах. Слишком, слишком важен этот день — именно для катания. — Я тебя тоже люблю.
Глаза закрылись будто сами собой. Между ним и Ньютом существовала негласная договорённость об отсутствии слов — в общем-то, верная, оба полагали их не самым нужным и важным аспектом отношений, но… Но Персивалю иногда хотелось это услышать. Или сказать. И вот Ньют…