— Думаю, да, — ответил Камышин. — Правда, определенной таксы не было. Платили кто сколько мог. Но она и много тратила. Мне вот квартиру купила, — напомнил он. — Детдомам богатые подарки дарила. Студентам помогала. Хотя бы той же домработнице Нине…
— А вот занятия… с попыткой заглянуть в будущее, они не отражаются на здоровье?
— задал вопрос Сергей Викторович. — Грубо говоря, была ли она психически уравновешенным человеком?
— Трудный вопрос, — погрузился в себя Камышин. Помолчав, изложил свою точку зрения: — Когда человек с христианским сознанием проводит медитацию, затем переходит в транс, основанный на непривычном понимании бытия, то, конечно, возникают проблемы с душевным равновесием. Это издержки профессии. Но кто из нас с чистым сердцем ответит, что он в психическом смысле абсолютно здоров? Один верит в сны, другой — в приметы. А Врубель, например, создал своего «Демона» во время обострения приступа шизофрении. Но мы ведь из-за этого не перестаем восхищаться его гениальностью?! Все это очень сложно. Вот оцарапаешься где-нибудь нечаянно, и то шрам остается. А тут — душа.
— И последний, наверное, вопрос, — посмотрел капитан на часы. — Кому, предположительно, и зачем могли понадобиться ее книги?
— Я вам сначала попытаюсь ответить на вторую половину вопроса, — предупредил философ-художник. — Книги во все времена ценились дороже золота, — начал он. — Умные люди в лихую годину всегда старались прежде всего сберечь книги. Золото можно быстро нажить, а утраченный запас мудрости надо восстанавливать веками. Во все времена завоеватели стремились прежде всего уничтожить культуру побежденного народа. Нет культуры — нет нации! Люди, не помнящие прошлого, превращаются в послушное стадо. Вот почему армянские священники во времена нашествия турок раздали женщинам по одному листку из наиболее ценных книг, и те хранили их до лучших времен. А когда настал час, вернули все своим мудрецам. А у нас то ли от излишней душевной щедрости, то ли от непонимания готовы все отдать даром. Иногда продать. На архивы и церковные записи всем наплевать. Так и с книгами Шарфиной… Древние тибетские и индийские рукописи очень своеобразно написаны: в одном томе вы можете встретить сведения о медицине, кулинарии, обрядах. Это своего рода летопись. Узнавали люди что-нибудь новое и записывали по порядку. Зоя Федоровна хотела систематизировать эти знания по разделам. До нее это пыталась сделать Елена Блаватская. Но та увлеклась не наукой, а спиритизмом, написала книгу «Агни-Йога», да и ту неудачно. Я думаю, книги у Шарфиной украли для того, чтобы вывезти их потом за границу. Там ими легче распорядиться. И спрос больший. А вот кто украл… Точно не знаю, но думаю, что во многом виноват я сам.
— ??
— Сам! — повторил Камышин, заметив удивленные взгляды следователей. — Ко мне незадолго до этого два типа приходили, — начал каяться художник. — Веселые такие, развязные, и один из них прилично выпивши. Назвались Аркашками. Мы, говорят, тезки. Сели оба возле стола, один там, где вы сидите, — кивнул Камышин в сторону капитана, — а другой — напротив, возле телефона. Начали издалека: они арендовали офис, а теперь ищут дизайнера с нестандартным мышлением. Кто-то им порекомендовал меня. А потом как-то незаметно разговор на Шарфину перешел. Не могли бы вы, спрашивают, попросить ее несколько книг нам на время дать? У нас там художественный салон организуется, иногда аукционы будут проводиться. Так вот, нам бы для затравки несколько книг из ее библиотеки не помешало. Если договоритесь, то мы придем к ней и отберем несколько томов. Разумеется, под солидный залог и отблагодарим как следует. Я им сразу ответил, что книги она вряд ли кому согласится дать, хотя бы и на время. Они ей самой постоянно нужны. А денег у нее на жизнь хватает. И вообще: почему они сами к ней не обратятся? Вижу, помрачнели, а тот, что выпивши, стал грозить: не захочет, говорит, дать на время за вознаграждение, можно сделать так, что даром отдаст. И навсегда! Второй Аркадий цыкнул на него, занервничал, я думал, он ему в морду даст. Но обошлось… Посидели еще немного, поговорили о пустяках и ушли. Обещали прийти еще, до сих пор собираются…
— А как же с дизайном помещения? — спросил капитан.
— Никак, — ответил Камышин. — Они же мне никакого адреса не оставили и конкретного предложения не сделали. А теперь вот я думаю, что они не напрасно приходили: пути к ней нащупывали.
— Вы говорили Зое Федоровне об этом случае? — спросил Друян.
— Зачем? — с недоумением посмотрел на него хозяин квартиры. — Расстраивать человека по пустякам?
— А какие они из себя, эти… Аркаши? — заинтересовался Стрекалов. — Хотя бы в общих чертах…
— Обоим лет по тридцать-тридцать пять, — припоминающе наморщил лоб художник. — Темноволосые… Одеты очень прилично.
— Одеться они завтра и в лохмотья могут, — заметил капитан. — Это не примета…
— Оба среднего роста, — добавил Камышин. — Тот, что трезвый был, немного повыше. Губы у него неприятные: толстые и все время мокрые. Вообще-то я к ним мало присматривался, — признался Владимир Михайлович. — Если бы знать, что это понадобится. Да! — вспомнил он. — Один из них в очках был. Дорогие очки, с квадратными линзами и в золотой оправе.
— А ну, посмотрите, — достал капитан из внутреннего кармана пиджака конверт со снимками. — Тут его нет?
Камышин долго всматривался в фотографии, на которых были сняты убитые Сбитнев и его гость, затем неуверенно сказал:
— Вот этот, в очках, вроде бы тогда был у меня. Точно сказать не могу: лицо кровью залито. А так — похож! Волосы, губы, особенно очки. Присмотревшись еще раз к снимку, подтвердил: — Да, это он. Возвращая капитану конверт, спросил: — А что с ним случилось?
— Тоже впал в транс, — мрачно пошутил Стрекалов, пряча снимки. — Только неудачно…
— Я вам забыл сказать, — вспомнил Камышин. — Зоя Федоровна говорила мне, что одного из ее грабителей звали Сашка. Так его напарник называл, когда они книги выносили.
Уже выходя из квартиры, капитан Стрекалов, оглядев хлипкую дверь, посоветовал Камышину:
— Вы хоть бы ее днем на какую-то задвижку закрывали, что ли… А то живете нараспашку.
— Зачем ее закрывать, — улыбнулся художник, — если она из клееных стружек сделана? Любой ребенок плечом выдавит. Ночью закрываюсь, конечно, от кошек.
Отъехав немного от дома, в котором жил Камышин, и завернув за угол улицы, капитан Стрекалов неожиданно резко притормозил и вполголоса выругался. Друян, сидевший рядом, резко качнулся вперед и удивленно посмотрел на своего спутника.
— Вот сволочи! Опять они меня «пасли», — с раздражением сказал Стрекалов.
— Кто?
— Если бы я знал кто! Видел, светлая «волга» на стой стороне улицы стояла? — спросил Григорий Петрович. — А как только мы появились из-за угла, она сразу с места рванула.
— Не обратил внимания, — ответил Друян. — А почему она тебя беспокоит?
— Я ее второй раз уже засекаю, — пояснил капитан, втиснув свои «жигули» в густой поток машин. — Как только к кому-нибудь еду, она сразу на хвосте. И это только после того, как мы начали заниматься делом Шарфиной. Я записал номер, поручил дежурному выяснить в ГАИ, кому принадлежит эта «волга»…
— И что он выяснил? — поинтересовался Сергей Викторович, не дождавшись продолжения рассказа.
— Ничего… — раздраженно ответил капитан. — Посоветовали такими номерами не интересоваться. Вот и гадай теперь, кому эта «волга» принадлежит. Я сам займусь ею, — зло пообещал Стрекалов, — и узнаю, почему я в таком огромном городе все время с нею сталкиваюсь?
Проехав молча еще несколько кварталов, капитан неожиданно свернул влево, на транспортную развязку, и погнал машину на большой скорости в обратном направлении.
— Что случилось, забыл что-нибудь? — удивленно спросил Друян.
— Забыл, — с досадой ответил капитан. — Надо все-таки задержать этого художника-философа.
— За что?
— За то, что он такой… не от мира сего… — пояснил Стрекалов. — Отведу ему где-нибудь в КПЗ свободный уголок, пусть посидит несколько дней, пока с делом Шарфиной немного не прояснится. И ему, и мне спокойней на душе будет.
