— Тогда, думаю, будем есть, когда проголодаемся, — сказал Уилл. Он чувствовал себя оторванным от мира, словно, включив радио, услышал лишь помехи.

— И спать, когда устанем, — согласился Ганнибал.

И трахаться, когда возбудимся. Никто из них этого не произнес, но в этом и не было нужды. Уилл ощущал соблазн притянуть Ганнибала ближе и немедленно повторить, но он и в самом деле проголодался. К тому же он не был уверен, что выдержит еще один раз, не отдохнув как следует после первого.

Он легонько потыкал босой ногой бедро Ганнибала.

— Так что будешь готовить?

— Рагу из медвежатины, — ответил Ганнибал.

Уилл пихнул его в бедро снова.

— Звучит так, словно это нужно готовить слишком долго.

Ганнибал, поймав его ступню, стал осторожно держать ее в руках.

— У нас еще есть хлеб и сыр на то время, пока мы ждем.

— Хорошо. Я тут подумал, что, может быть, весной смогу сделать тебе что-то вроде духовки для хлеба. Из глины или чего-нибудь другого.

— Ты знаешь, как? — спросил Ганнибал.

— Без понятия. Можем попробовать разобраться сами. Правильно?

Ганнибал поцеловал подъем его стопы.

— Уверен, у нас все получится.

========== Эпилог ==========

Уилл смастерил им кровать побольше. Ее, конечно, тоже нельзя было назвать «двуспальной», но, по крайней мере, она была достаточно широка, чтобы они вдвоем могли лежать на ней бок о бок. Чтобы компенсировать недостаточную ширину матраца, они использовали запасные одеяла. Порой, когда мороз становился совсем суровым, а окна покрывались инеем, они укрывались медвежьей шкурой.

Они ели, спали и читали. Иногда гуляли. Когда озеро окончательно замерзло, Уилл стал заниматься подводной рыбалкой, чтобы немного разнообразить их рацион. Но постепенно, в течение зимы, стало слишком холодно даже для этого: легкие словно сковывало льдом от одного только вдоха. Выходили из хижины они лишь для того, чтобы воспользоваться уборной, и даже для этого все равно было слишком холодно. Уилл каждый раз ожидал, что его моча замерзнет до твердого состояния еще в воздухе.

Как тот медведь, они впадали в спячку. Многие из тех дней они, чтобы сберечь энергию, проводили в постели, обнявшись. Они часто занимались сексом. У Уилла не было его так много ни в один более-менее устойчивый период времени, даже когда он состоял в браке. Больше все равно делать было особо нечего.

Он лежал в постели, с Ганнибалом рядом, положившим голову Уиллу на грудь, и пытался вспомнить, каким на ощупь было завернутое в пластиковый пакет покупное мясо, или точный звук сигнала поворотника машины. Это оказалось сложнее, чем он бы мог поверить, словно вся его жизнь была сном, от которого он пробудился только сейчас.

Одной темной февральской ночью Уилл разбудил Ганнибала, потряся его за плечо.

— Что такое? — хрипло спросил Ганнибал. Прищурившись от тусклого оранжевого света, даваемого дровяной печью, он посмотрел на Уилла. — Кошмар приснился?

Уилл набрал в легкие воздуха, готовясь заговорить, но тут же снова выдохнул. Он облизнул губы.

— У меня не было кошмаров с самого прибытия сюда.

Ганнибал дотронулся до его щеки, выглядя довольным.

— Значит, ты разбудил меня не из-за этого.

— Нет. Я хочу похоронить Фрэнка. Весной. Я имею в виду, то, что от него осталось, — Уилл прикусил внутреннюю сторону щеки. — Насколько много осталось?

— По большей части — кости. Я собирался оставить их про запас на всякий случай, но могу сохранить их для тебя.

— Сохрани их для меня, — кивнул Уилл.

— Ты хочешь почтить его, — заметил Ганнибал.

— Да.

— Но добьешься ли ты этого погребением? Он и в самом деле хотел именно этого?

— Он хотел быть свободным, — ответил Уилл. — Потому и поселился здесь. После всего, что ему выпало на долю по долгу службы, он хотел быть свободным от мира, но мир пришел за ним.

— Быть заключенным под землей — вовсе не свобода.

Уилл отвел взгляд. Он знал, что Ганнибал пытался сделать. Тот же вопрос он задал Уиллу в ту ночь, когда они, разделав Рэндалла Тира, выставили его на всеобщее обозрение. Чего хотел Рэндалл Тир. Уилл тогда сразу же это увидел.

В его разуме тут же возникла ясная картина: «Музыка ветра»*, созданная из костей, подвешенная на ветке дерева у берега озера, поющая от малейшего дуновения ветерка.

Он знал, какого рода люди выставляли напоказ человеческие останки, знал все причины, позволявшие им верить, что они поступают правильно. Он не хотел быть одним из этих людей. И все же, Рэндалл Тир. Мужчина-светлячок. Фрэнк был уже мертв. А тяга поступить именно так — сильна.

— Уилл?

— Я не хочу быть убийцей, — сказал Грэм.

Ганнибал ничего не ответил. Возможно, чисто из любезности. Едва ли он мог сейчас сказать что-то обнадеживающее или успокаивающее. Не тогда, когда число людей, умерших от руки Уилла, все продолжало расти.

— Мы можем вычистить его кости? — спросил Уилл.

— Да, конечно. Утром я принесу их внутрь.

Было приятно думать об этом, словно что-то перестало давить изнутри черепа Уиллу на глаза. Он снова уснул, слыша в глубине разума глухой звук пения на ветру костей.

*

Они начисто выскоблили кости. Когда в апреле наконец-то потеплело (в том смысле, что лед на озере начал таять, а выход на улицу не сулил больше обморожения), они в проволочной клетке для кур вывесили кости снаружи дома, чтобы их еще сильнее очистили погода и насекомые — лес тоже понемногу начинал пробуждаться.

Отвязав веревку, Уилл посмотрел вверх, на клетку.

— Это похоже на религию, — сказал он. — Какую-то древнюю религию с обезглавливанием и кровью на камнях.

— Мы с тобой — верующие или боги?

— Я знаю, что бы ты предпочел.

Приобняв Уилла одной рукой за талию, Ганнибал притянул его ближе к себе.

— Мы могли бы стать здесь богами. Божествами этого леса. Забирать всякого, кто ступит на нашу землю, в качестве по праву принадлежащей нам жертвы. Живи мы всего столетие назад, люди, в конце концов, стали бы бояться нас и почитать.

— Но мы живем сейчас, а не сто лет назад. Теперь, если кто на нашу землю и ступит, то с оружием, вездеходами и вертолетами, — Уилл несильно пихнул Ганнибала локтем. — Я знаю, что ты улыбаешься. Перестань.

— Это был бы настолько же величественный конец, как тот, который ты пытался нам дать.

Закрыв глаза, Уилл позволил себе это увидеть. Они могли бы найти ближайший городок. Забирать людей. Возможно, по одному в год, прямо перед солнцестоянием. Они бы воскрешали солнце, как в старину, с кровью и костром. Он хотел бы испытывать отвращение от подобных мыслей — и все же не испытывал. Возможно, прошло бы очень много времени до того, как их бы все-таки поймали.

— Ты и в самом деле этого хочешь? — спросил Уилл.

Ганнибал прижался щекой к макушке Грэма.

— Я не знаю, — ответил он. — Ты заставляешь меня испытывать неуверенность во всем.

— Прекрасно понимаю, что ты чувствуешь.

*

С началом мая погода все больше и больше стала напоминать летнюю. Воздух был бодряще-свежим, так, что у обоих, когда они находились на улице, дыхание обращалось в пар, но теперь Уилл большую часть дня обходился без куртки. Ганнибал по-прежнему натягивал на себя так много одежды, насколько было возможно, и все же, отстраненно смотреть вдаль, словно оцепенев от мороза и вглядываясь в метель, заключенную в его собственном разуме, но скрытую от взора Уилла, перестал. Лицо Лектера было уже не настолько болезненно-серым, словно он только сейчас вышел из тюрьмы.

Уилл привел его с собой к озеру, чтобы они могли вместе подвесить кости Фрэнка. Часть из них Уилл распилил, в других проделал отверстия и, привязав, подвесил к предварительно покрытому воском и высушенному куску изогнутого поваленного дерева. Он надеялся, что ветер, подув на эти кости, подарит им голос.

Часть его осознавала, что все это вовсе не компенсировало то, что он забрал жизнь Фрэнка, заставил его провести последние ее мгновения в страхе и боли. Другая его часть с первой была совершенно не согласна. Закрыв глаза, Уилл слушал, как ветер шевелит подвешенные кости, и вдруг лицом ощутил солнце. В самой глубине его души что-то теплое и совершенно довольное свернулось клубочком.