Кирилла Константиновича Кузьмина возвращало в мыслях Толю Балинского

к Кара-Кулю, к створу. Не случайно, конечно. Ведь Кузьмин, как и

Балинский, имел к стройке самое прямое отношение. Но если один из них

был рядовым, то второй генералом, не меньше, один видел стройку снизу, из

блоков бетонирования, из сочащихся водой штолен, с трапов и стен, а второй

— с высоты проектных разработок, принципиальных решений, с высоты

стеклянной призмы институтского здания на Ленинградском шоссе,

знаменитого Гидропроекта имени Жука. Кузьмин — заместитель главного

инженера Гидропроекта, за ним техническое руководство крупнейшими

гидротехническими сооружениями Средней Азии и Казахстана, он главный

инженер проекта Токтогульского гидроузла и. . заслуженный мастер спорта,

тот самый Кирилл Кузьмин, о котором столько рассказывают, столько спорят

и чьей фамилией так рябит любой выпуск альпинистского ежегодника на

протяжении чуть ли не трех десятилетий.

Он начал заниматься альпинизмом, еще будучи студентом, в 1936 году.

242

Еще до войны он стал инструктором в альпинистском лагере «Торпедо».

Дружил, ходил на восхождения с Евгением Ивановым, Евгением Абалако-

вым — теперешним альпинистам эти имена известны разве что по книгам да

по названиям вершин!

Войну провоевал от начала и до конца. Был командиром отделения,

младшим лейтенантом. В первое же после демобилизации лето уехал в горы,

в Домбай и в 1948 году стал мастером спорта. К высоким горам относился с

опаской и только в 1952 году принял приглашение Затуловского — поехать

тренером в район пика Революции, на Памир. Сходил на 6400 —

понравилось. Попробовал себя на пике Революции, получилось не хуже, чем

у Жени Иванова. Бытовала в ту пору эдакая «теория», дескать, высотник —

это от бога, даже готовиться незачем, если есть выносливость, так она есть, а

нету, так и не будет, как бы ж тренировался. А он, Кузьмин, тренировался

спортивно, и по лыжам у него был первый разряд. Он прекрасно себя

чувствовал на высотах Кавказа, теперь убедился в том, что столь же

благосклонны к нему и высоты Памира. Ну а технические трудности его и

вовсе не смущали — все по силам! Первые места за стенные восхождения

брал, за Домбай-Ульген, за Сонгути, за траверс Шхельды и Ужбы, за Безинги

— куда уж сложней?

В 1955 году делал траверс пиков Ленина — Октябрьский. Чуть ли не с

восхождения был вызван с товарищами на Иныльчек, на спасательные

работы, где с ходу в буран пришлось подняться на 7079 — на пик Достук.

Когда шли по Звездочке, на закате в разрывах облаков впервые увидел

Главную вершину. Впечатление было настолько сильным, что не померкло и

по сей день, хотя побывал и на самой горе, сделал с тех пор десятки классных

восхождений на самые именитые вершины.

Несколько раз был на пике Ленина, на пике Коммунизма. Несколько раз

попадал в самые безвыходные положения, в той же роковой лавине на 5200

северного ребра Победы, на тех же скальных поясах Важа Пшавела, с ко-

торых спустился один с поврежденным при срыве плечом. Да, пожалуй, ни у

243

кого не связано с Победой столько нелегких воспоминаний, как у него,

Кирилла Кузьмина. И вот он снова здесь, в лагере на леднике Диком, но те-

перь он всего лишь наблюдатель, судья, военный советник тех, кто держит

курс на вершину. Всего лишь? Да нет, есть и свои планы, как это — лето и

без горы? Конечно, все хожено и перехожено, однако есть вершина и для

него. Не Победа, конечно, но очень желанная, как Ак-Тау у Опуховского.

Пик Военных Топографов! Вот куда он непременно сходит!

ВЕЗЕТ ЖЕ ЛЮДЯМ!

Начали поступать первые вести из штурмовых групп. Потерпел неудачу

на Хан-Тенгри со своими товарищами Юра Скурлатов. Они намеревались

подняться по всем известному так называемому «классическому» пути, где,

казалось бы, не могло быть никаких сюрпризов, и все же угроза холодной

ночевки вынудила отступить чуть ли не из-под самой вершины. Вот тебе и

классический маршрут!

Потом в лагерь пришел Валентин Божуков. То, что он рассказал,

подняло на ноги всех. На своем маршруте пик Сланцевый — Хан-Тенгри

группа встретилась с очень сложным снежным гребнем, до предела

перегруженным курчавыми карнизами, столь характерными для Тенгри-Тага

и столь неудобными для альпинистов. . Группа намеревалась пройти гребень

за два дня. А не прошла и за четыре. Пять тысяч — опасная высота для

карнизного гребня; было довольно тепло, размягченный снег не держал, и

каждый карниз, каким бы вычурно-красивым он ни казался на фотографии,

представлял собой прежде всего мину, которая в любое время могла

взорваться. Она и взорвалась. Вверху работала двойка Божуков —

Неворотин, внизу тройка Курочкин — Соустин — Захаров. Внезапно склон

«заиграл», пошла лавина, она сбила тройку, потащила за собой, вихрь

кипящего снега сорвался с ледового сброса, ухнул вниз и исчез за перегибом

склона. Мгновение, и все было кончено. Божуков и Неворотин молча глядели

244

на то место, где только что были их товарищи. Были. . Как сказать об этом

дома? Женя Захаров живет по соседству, они дружат семьями, у Жени две

дочки. . До ледника шестьсот-семьсот метров. Практически это стена. Каскад

стен...

Оглушенные случившимся, они все еще оставались на месте и смотрели

вниз. И вдруг увидели, как из-под стены в поле зрения медленно вышла

тройка альпинистов и тихо пошла вниз по Иныльчеку. Кто это? Неужели?

Божуков закричал, и снизу едва слышно ответили, помахав руками. Это были

Курочкин, Захаров и Соустин. Невероятно! Нет, все-таки есть чудеса на

свете!

Везет Курочкину на такие истории. Просто-таки любимец фортуны, не

иначе. Вот Божуков. Блестящая альпинистская карьера. Обладатель четырех

золотых медалей, один из первых «снежных барсов», как называют горовос-

ходителей, покоривших все четыре семитысячника страны. Чего только не

бывало на этих сложнейших восхождениях, но такого нет, не вспомнить, не

похвалиться... Ох Курочкин!

Когда их смахнуло с первого сброса и они оказались в воздухе, все

замерло в груди, как при болтанке на самолете. Удар пришелся на ноги, не

успел опомниться — второй сброс, второе приземление, теперь уж на голову.

Все померкло, подумал, что еще один такой удар, и спина не выдержит. Надо

бы собраться как-то, ведь если до сих пор живой, может, и новый сброс

перетерпит? То, что одним щелчком смахнуло их со склона, теперь и

спасало. Мокрая лавина! Она держала их в своей вязкой массе,

амортизировала удары. И когда скорость немного замедлилась, когда стало

возможным разобрать, где верх, где низ, Курочкин стал грести руками,

стараясь не остаться на глубине. Но тут они остановились. Их вынесло на

ледник, и дальше падать было некуда. Сколько это продолжалось? Минуту?

Десять минут? Ощупали руки-ноги, охая и морщась от боли, поднялись.

Побились немного. О склон, о скалы. Веревкой подергало. Но вот удивитель-

но — живы. Перегиб стены закрывал гребень, и тех, кто остался наверху, не

245

было видно. Надо показаться, успокоить ребят, переживают, наверное.

Распутали веревку, поплелись в зону видимости. А идти трудно, все болит,

прокричать бы что-нибудь бодрое, да как закричишь, если у одного рывком

веревки помяло грудь, а у другого ледорубом зацепило губу? Пусть Захаров

откликается. Он целый!

Гена Курочкин- инженер, работает в НИИ.