- Товарищи офицеры! Я собрал вас по неотложному делу. За полтора месяца, как полк принял новую оборону, наша разведка не взяла ни одного пленного! Командир взвода лейтенант Акимов, полюбуйтесь на него! - командир полка кивнул в сторону левого фланга.- Командир взвода Акимов расписался в собственном бессилии.- Хриплый, сорванный еще в танковых войсках голос командира полка поднялся на недосягаемую для него высоту и сел. Жесткое худощавое лицо исказила гримаса гнева, и подполковник продолжал почти шепотом, чеканя каждое слово:

- Принято решение: лейтенанта Акимова от командования взводом отстранить.

Шеренга замерла, с сочувствием вглядываясь в отрешенное лицо лейтенанта, его пепельно забелевшие губы.

- Но "язык" нам нужен,- продолжал подполковник, не обращая больше внимания на Акимова,- и мы решили организовать офицерскую разведку. Да, да, офицерскую, и она должна доказать, что даже в необычных условиях обороны полка, отделенного от противника рекой, пленного взять можно! Можно! - крепко ударил он кулаком по ладони, утверждаясь в своей вере и заражая ею офицеров.Командование полка надеется, что среди вас найдутся добровольцы. Желающие откликнуться на мою просьбу, прошу сделать шаг вперед.

Шеренга не шелохнулась, перестала дышать.

- Я предложил вам трудное и опасное дело. Подумайте,- разрешил командир полка.

Он достал папиросу, неторопливо размял ее, закурил, а когда решил, что времени для размышления истекло достаточно и взглянул на шеренгу, перемен не произошло. Брови подполковника поползли вверх, но тут же и опустились - вперед шагнул капитан Лаюров. Кто следующий? Глаза подполковника встретили взгляд младшего лейтенанта. Мальчишеское лицо, большеватый, чисто русский нос, припухшие губы и разводы красных пятен. "Шарапов,- вспомнил командир полка фамилию младшего лейтенанта.- Эк как переживает! Ты еще погоди, подрасти немного",- ответил ему взглядом подполковник. Полуэкт понял командира полка по-другому и, прислушиваясь к возникшему в ушах звону, чувствуя пустоту во всем теле, как в пропасть, шагнул вперед. Такой же звон чудился ему три года назад, когда, сорвавшись с подножки товарняка, лежал, пропуская мимо себя поезд, и не сознавал: успел выдернуть из-под колес ногу или ее отрезало. И еще раньше, в пионерском лагере. На торжественной линейке из кольца на верхушке мачты выдернулась веревка. Шарапов полез с веревкой в зубах, и вдруг поднялся сильный ветер. Тонкая мачта закачалась, заходила из стороны в сторону. "Слезай! Немедленно спускайся!" - кричали ему. Он взглянул на землю и зажмурился - так далеко внизу и такими маленькими показались замершие в оцепенении пионерские отряды. Передохнул и начал снова подниматься. И не сорвался, вдернул веревку, спустился. Звон прошел в санчасти, куда его увели вытаскивать из рук и ног многочисленные занозы.

Влажно-голубое после утреннего дождя небо ободряюще улыбалось, по нему неторопливо плыли кучевые облака. В недалеком лесу куковала кукушка. Полуэкт оглянулся - в прежней шеренге не осталось ни одного человека.

- Благодарю вас, товарищи офицеры! Благодарю, хотя иного и не ожидал,смягчился голос командира полка и тут же снова стал жестким и неприязненным: А ты зачем вышел? - обратился он к лейтенанту Акимову.- Тебя не в разведку, а в штрафную роту надо направить! Там твое место!

Резервисты снова затаили дыхание.

- Товарищ подполковник, разрешите искупить вину в своем полку? Прошу включить меня в состав разведгруппы.

- Вы будете старшим. Ваше мнение? - подполковник повернулся к капитану Лаюрову.

- Поддерживаю просьбу лейтенанта Акимова. Его опыт нам пригодится.

- Пусть будет так,- после продолжительного молчания согласился командир полка.

2

За "языком" пошли через неделю. Восемь офицеров- столько решили оставить в группе - и два пожилых сапера Белоусов и Николаев. В сумерках, когда на немецкой стороне село солнце и лес там почернел, зазубрился, стал будто ниже, пришли на передовую. Дожидаясь темноты, сидели в траншее, то и дело поглядывая на небо, а оно все пылало и пылало на западе алым, почти кровавым закатом.

Говорить не хотелось. Шутить - тоже. Полуэкт рассматривал линию окопов врага, мысленно прикидывая путь до нее, и река казалась ему более широкой, расстояние от берега до траншей гораздо длиннее, чем представлялось днем. И еще казалось: все, что должно было вот-вот начаться и произойти, случится не с ним, а с кем-то другим. Чтобы отвязаться от этого ощущения, опустился на дно окопа, стал приглядываться к товарищам: бледные, осунувшиеся лица, судорожные, словно в последний раз, затяжки. Один Акимов казался спокойным, но и его прищуренные глаза будто не упирались в глинистую и уже замшелую стенку окопа, а глядели в какую-то неведомую даль.

Ночь еще не настоялась и не сменила вечер, а капитан Лаюров поднялся на ноги.

- Пора!

В намеченном для высадки месте берег поднимался от воды полого и был невысоким. Немцы могли видеть из траншеи лишь дальнюю часть реки, а возможно, не видели и ее и потому должны были выставлять на ночь секретные дозоры. Лаюров хотел опередить их, устроить засаду, чтобы взять пленного на нейтральной полосе, и потому торопился.

Вскочили, теснясь, спустились в заливчик к лодке, какое-то время посидели в ней и поплыли. Чтобы приглушить всплески весел, "максим" с нашего берега схватился с немецким пулеметом. Трассирующие пули летели из-за реки так медленно и плавно, что, казалось, от них легко можно уклониться.

Лодка миновала середину реки и, осмелев, быстро шла к противоположному берегу. Вскоре под ее днищем заскрипел песок. Все произошло так быстро, так неожиданно просто, что и дух не успели перевести. Первое напряжение спало, появилась уверенность.

Мин на берегу и выше саперы не обнаружили. Не удалось найти и ни одного лежбища или окопа, где могли располагаться вражеские дозоры, а летняя ночь коротка, еще раз обследовать берег Лаюров не решился. Пошептался с Акимовым и махнул саперам - вперед, к дзотам!

Выстроились в цепочку, поползли след в след, с частыми остановками - враг близко, а обратный путь удлиняется с каждой минутой.

Впереди скрипнула дверь блиндажа, мелькнула неяркая полоска света, послышались грузные шаги и негромкий чужой говор. Обыкновенные звуки, а сердце готово выбить ребра, тесно ему в груди, и в висках отдается, будто кто рядом по наковальне молотит. Едва пришли в себя - щелчок! Сработал взрыватель мины? Слава богу, не-е-ет! Часовой чиркнул зажигалкой. Всего-то. И снова лежали, чтобы отдышаться, прийти в себя.

На синеватом небе высыпали бледные звезды. Справа, за рекой, поднималась луна.

Снова поползли, совсем медленно, нацеливаясь на покуривающего часового, на ряды колючей проволоки перед ним, и ползли долго, пока не оглушил возглас сапера Николаева:

- Немцы!

Немцы шли к реке. Они были на своем берегу и потому не таились. Николаеву, первому заметившему их, поднять бы руку, но он то ли не знал этого знака, то ли растерялся, и немцы отозвались на его возглас автоматной очередью и несколькими винтовочными выстрелами.

- Гранаты! - рявкнул Лаюров.

А дальше произошло и совсем непредвиденное. Капитан Лаюров ранее командовал ротой, ему приходилось поднимать бойцов в атаки, и едва прогремели взрывы, он по привычке подал такую команду, что Акимов крепко-накрепко сцепил зубы.

- За Родину! Ура! - во весь голос прокричал капитан и первым бросился за убегающими немцами.

Все, кроме Акимова, тоже закричали "ура". Разведчиков услышали на своем берегу и отозвались тем же атакующим кличем. Это подбодрило и внесло неразбериху. Забыв о совместных действиях, каждый выбрал "своего" и погнался за ним.

Полуэкт дал очередь выше головы, чтобы немец бросился на землю, но тот больше боялся плена и побежал еще быстрее. Полуэкт был в легких, специально сшитых для разведчиков тапочках, враг - в тяжелых сапогах и в два раза старше. Расстояние между ними сокращалось, но еще стремительнее приближалась траншея. Из нее явственно доносился встревоженный говор. Полуэкт остановился, чтобы дать очередь по ногам, но страх - немец и раненый может его подстрелить или убить! - заставил вздернуть ствол и надолго задержать палец на спусковом крючке.