Надо ложиться уже спать, а то завтра рано подниматься, а впрочем, что нельзя обо всём этом и другом подумать во время работы на огороде и в сарае…
Чем ближе приближалось время к свадьбе, тем тревожней становилось на сердце у Фроси.
Она сама не могла объяснить себе, что с ней происходит, то ли это недомогание или предчувствие каких-то неприятностей, почему сердце ни с того ни с сего начинало стремительно биться раненой птицей в клетке, то вдруг замирало и ей казалось, что не хватает воздуха.
Порой закрадывалась мысль, а не посетить ли врача, ведь после тяжелейших родов Стасика и двух других благополучных, она ни разу не была на приёме.
Соседка Оля, которой она полушутя пожаловалась на своё состояние, принесла от свекрови домашней настойки валерьянки и других каких-то трав, Фрося пару дней попила, и сердце как будто отпустило, но щемящая тоска и тревога остались.
Хорошо ещё, что за хозяйством теперь в больше мере приглядывала Нина, а то будущая свекровь как-то поникла обуреваемая тяжёлыми мыслями и неважным самочувствием.
Тут и Стасик сполошился:
— Мам, ты не напрягайся особо, Нинка справится, не лезь на солнце, а то так и свадьбу порушишь.
Фрося засмеялась:
— Сыночек, не волнуйся до свадьбы дотяну, как я могу вам свадьбу расстроить, чай не враг.
— Мам, так я не то хотел сказать, ты всегда всё в смех превращаешь, скоро гости начнут приезжать, вот тогда тебе хлопот и хватит, а мы сами тут управимся, я ведь Нинке помогаю, тяжёлое не даю таскать.
— А, что сынок уже и так…?
— Ну, наверно да, а может быть ещё и нет…
— Да, ладно сынок, свадьба то через две недели, никто ещё ничего не заметит.
Ох, Стас, оказывается я скоро и бабушкой стану, молодчина, ничего не скажешь, мужик!
Стасик опустил голову.
— Ну, мам, так получилось…
— Получилось и получилось, не дети ведь, в добрый час сынок.
Кстати, на базаре нынче папаню твоего видала, пригласила на свадьбу, он и так не очень-то разговорчивый, а тут вовсе дара речи лишился, смотрел на меня, как очумелый, чуть у него последний глаз не вылез.
Покивал, покивал и пошёл своей стороной, так я ничего и не поняла.
Ладно, это его дело, я пригласила…
— Мам, так я ведь не настаивал, это твоя идея.
— Знаю, знаю сынок, но мне как-то на сердце стало полегче, после того, как я его пригласила к тебе на свадьбу, чувствую я иногда себя виноватой перед ним за тебя.
Причин для переживаний и впрямь особо не было никаких, продукты, спиртное, посуда и прочие мелочи уже ждали своего часа, расставленные в их хате по всем укромным местам.
Столы и скамейки, а также навес Стасик уже давно наладил, осталось только это всё сооружение разместить во дворе за день до торжества.
Фрося часто ловила себя на мысли: быстрей что ли эта свадьба подоспела бы, нет уже никаких душевных сил маяться от тоски, даже в компании Оли, она чувствовала себя одинокой.
Глава 52
В середине августа, как раз за неделю до свадьбы Фрося получила телеграмму от Аглаи:
«Встречайте Московским семнадцатого днём»
У Фроси вновь бешено заколотилось сердце: едет, едет её подружка, как она по ней соскучилась, как там её девочки, хоть бы поступили, ведь у их матери было столько на это надежд, не хотела Аглая, чтобы дочери оставались прозябать в той глуши.
Хотя Фросе казалось, что она могла бы запросто там жить, а может быть ей всё же это кажется, ведь там теперь не будет Семёна.
И, вот в определённый час прибытия поезда, Фрося с волнением высматривала свою подругу среди редких пассажиров выходящих из прибывшего из Москвы поезда и вдруг увидела Аглаю спускавшуюся по ступенькам из вагона на перрон, а за ней двух взрослых статных девушек.
Забыв про всё на свете, Фрося бросилась в объятья значительно погрузневшей за годы разлуки долгожданной подруге.
Сумки из рук Аглаи полетели на землю, две женщины кинулись в объятия друг к другу и какое-то время не могли разомкнуть кольца рук, непрестанно по-бабьи всхлипывая, и повторяя, как они соскучились.
Поезд уже отошёл от их станции, когда Фрося, наконец-то, оторвалась от Аглаи и притянула к себе смущённых девушек, которые почти не уступали ей в росте.
К ним подошёл, стоявший не далеко Стас и взволнованная мать познакомила сына с гостями:
— А, вот и мой старшенький, вон какой вымахал, сибирякам не уступит…
И все дружно рассмеялись.
Аглая притянула к своей пышной груди засмущавшегося парня:
— Ну, гляньте, совсем не похож на Андрея, ни лицом, ни статью, а жених хорош, что ж мы подружка проморгали, могли бы и родственницами стать.
Подруги расхохотались, а молодые люди от слов развеселившейся женщины, не знали куда глаза спрятать.
Стасик, обменявшись наскоро рукопожатиями с девушками, подхватил тяжёлые сумки и пошёл на выход в город, к поджидавшей их возле маленького Поставского вокзала — своей гордости, личной «Победе».
Вечером справившись с работами по хозяйству Стасик с Ниной и примкнувшие к ним юные гостьи, поехали на озеро искупаться, благо погода вполне позволяла.
Лето хоть и подходило к концу, но жара в этом году пока не отпускала.
И подруги остались одни в доме, и как было задумано, уселись на кухне, но вместо чая на столе стояла бутылка водки и разная снедь, за приезд надо было выпить, а потом можно и разговоры говорить.
Когда-то почти семь лет назад они точно также сидели за столом вдвоём под бутылочку водочки и закуску.
Только это происходило за много километров отсюда, в далёкой Сибири.
На этот раз хозяйничала Фрося:
— Давай подружка за встречу, за Лидочкино поступление, жаль, конечно, что Наташка провалила, но ей ведь только семнадцать, подготовится и обязательно поступит в следующем году.
И подруги лихо опрокинули рюмочки, аппетитно захрустев малосольным огурчиком.
После того, как смахнули и по третьей, Фрося поинтересовалась:
— А, как там мой Андрейка, как он тебе…?
— Ах, Фросенька, это уже не тот Андрей шестилетней давности, парень красавец, умница каких ещё поискать, но с червоточиной.
Ты, конечно, в письмах описывала его закидоны, а мне честно сказать не верилось, но как говорится, лучше один раз увидеть… в нём стало столько от его папаши, мы для него примитивное быдло, деревенщина не отесанная, мне то наплевать, а вот за девчонок обидно.
— Да, знаю, знаю Аглашенька, он и семью свою ни во что не ставит, Стас для него — чурбан, Аня — наивная дурочка, а Сёмка, вовсе будто сбоку-припёку.
Ай, что там говорить, родная мать для него мало что значит, иногда мне кажется, если бы не мой кошелёк, так и вовсе забыл бы о моём существовании.
Всё жду, остепенится, образумится и поймёт, что семья всегда останется семьёй, одному в этой жизни тяжело.
Я вот, одна так и мыкаюсь, а иногда так хочется голову кому-то положить на плечо, хорошо ещё, что у меня Анютка есть, повзрослев, для меня стала настоящей подружкой, но она далеко и кто знает, как у неё жизнь повернётся…
— Фрось, ещё немножко и я тебя жалеть начну, можно подумать, что вокруг меня одна родня живёт, вот девчонки разъедутся и буду со своим Колькой жизнь коротать, а тот, то на работе, то на охоте или рыбалке.
— Ну, давай будем жалеть друг друга и сопли пускать.
— Нет уж, наливай, выпьем и поведай про поездку свою в Ленинград, а то Андрей своими намёками доконал.
Фрося неожиданно зарделась, как же ей рассказать подруге о своём безрассудном поведении.
Вела себя так, словно она не взрослая женщина, а какая-то распутная девка.
Ей было крайне неловко, но она решилась, а как же могло быть иначе, ведь кому, как не Аглае она могла поведать всё то, что произошло три с лишним месяца назад в Ленинграде.
Фрося бросилась в свой рассказ, как в омут головой.
Подробно поведала, каким образом встретилась в поезде с Виктором, как бравый морской капитан сразу же произвёл на неё невообразимое впечатление.
