Самое противное, что ехать обратно нельзя было ни под каким видом - это значило бы вывести англичан на наш лагерь. Поэтому пришлось прорываться напрямую, то есть чуть ли не через самих англичан… Со стороны это, конечно, выглядело чистой воды безумием, но что нам еще оставалось делать? Изо всех душевных сил благодарить Бога и тех пятерых недоумков за то, что у них оказалось достаточно бензина.

***

Вообще-то, я иногда думаю: ну, допустим, это все действительно наши, исконно славянские территории, и мы здесь хозяева. Но ведь и другим уцелевшим после Падения нациям надо же куда-то деваться! В принципе, всем этим англичанам, американцам, французам стоило бы держаться поскромнее и довольствоваться тем, что предложат.

Да вот, похоже, предлагать им особо много не собирались. Может, тут мы были неправы, и стоило поделить то, что осталось по-новому, по справедливости? Но если их больше, чем нас, то им и дать надо больше? Но ведь это НАШЕ! Тупик, короче.

Христан, например, уверяет, что мы до сих пор в России. Но, глядя на эти бесконечные горы, по которым мы движемся, я начинаю чувствовать, что меня терзают сомнения по поводу нашего местоположения. Да и не одна я скептически отношусь к географическим талантам нашего командира, но об этом все предпочитают помалкивать.

Ведь когда метеорит упал, а упал он с ОЧЕНЬ большим грохотом, все материки к чертям съехали, и где сейчас экватор, а где что - этого вам никто не скажет, так что к территориальным притязанием Христана и ему подобных следует отнестись с пониманием, все равно, хрен докажешь.

Вот так и думаешь иногда, лучше бы эти ученые оказались правы, и после Падения весь животный и растительный мир погиб бы. А то он взял и недопогиб, и что мы имеем в результате? Может, все же стоило объединиться и попробовать возродить остатки цивилизации?

Да, знаю, я рассуждаю, как ребенок, который не имеет ни малейшего понятия о политике и экономике. Для остатков цивилизации нас еще слишком много, вот перебьем лишних, тогда… Естественный отбор, чего ж вы хотели.

Вот так наш «призрачный взвод» и шатается по пустыням, добивая разных чужаков, которым быть здесь вовсе не положено. Защищая, таким образом, остатки городов и поселений, на которые мы иногда набредаем, чтобы пополнить запасы. Если это наши города, само собой. Если не наши, мы их просто разоряем. Боеспособных убиваем, а остальных… отпускаем. Скорее всего, они пропадают где-нибудь от голода. Но это уже не наши проблемы, не так ли?

Все-таки они сами виноваты. Ужились же с нами прибалты и скандинавы! У нас в отряде и итальянцы есть, и ирландцы… Так что, в принципе, было бы желание? А корчить из себя великие нации и бесчинствовать на чужой земле… Уж больно они к этому привыкли! Вот и пожинают теперь.

А, нет, лучше не думать. На фиг. Все равно ни до чего путного не додумаешься. Тут уж или выживать, или как.

***

Нельзя сказать, что наш ударный отряд всегда был таким сплоченным, как теперь. И с Зеноном мы далеко не сразу стали идеальными напарниками, и с Халькой не быстро подружились. Когда Ярослав определил нас как лучших молодых бойцов в отдельный отряд, он сначала оказался словно разделенным на две равные половины. В одной находились Веслав, Ольгерд, Адась, Анджей Младший, Кари и я. В другой - Зенон, Халька, Иштван, Анджей Старший, Марти и Нелу. С самого начала у нас определилось два лидера - Веслав и Анджей Старший.

Нет, до открытого противостояния дело не доходило, но напряги были. У нашего отряда было две дороги. Сплотиться или размежеваться окончательно. Мы слишком зависели друг от друга, чтобы взаимно не доверять. Все пришло само. Достаточно побывать вместе в нескольких по-настоящему крупных переделках, чтобы разобраться, кто чего стоит и понять, что «не своих» в нашем отряде нет.

То, что главным в конечном итоге стал наш Веслав, особого значения не имело. Все уже были одинаково наши. И потом, Веслав был самым старшим, ему было уже почти двадцать восемь лет! Он был менее безрассуден, нежели Ольгерд или Анджей Старший и хотя большинство идей исходило именно от них, решения, хладнокровные и верные принимал Веслав. Обычно посоветовавшись с Иштваном.

Я поначалу думала - чем они так отличаются от нас? Что за стена между нами? Что такое объединяет их шестерых, чего нам не надо понять? Потом я узнала, да. Они все уже успели побывать в плену у американцев, и это оставило след на всех, даже на Зеноне. Хотя он-то, казалось, пострадал меньше других, но это только так казалось. Анджей из них был самым старшим и сильным, поэтому он тоже справлялся неплохо, по крайней мере, врожденного жизнелюбия все же не потерял, хотя и не обладал таким запасом нравственных сил, как Зенон.

Остальные были еще детьми, и пережитые ужасы заклеймили их, возможно, на всю жизнь. Молчаливый, угрюмый Иштван, неулыбчивая Халька со стальным блеском в глазах, агрессивный, готовый вспылить из-за любого пустяка Нелу… Я все-таки любила их всех и часто ощущала себя виноватой за то, что мне не выпало испытать того, что выпало им.

Мы говорили об этом больше всего с Марти. Остальные не любили об этом вспоминать, а ему необходимо было выговориться, и я была его основной слушательницей. Марти - эстонец, очень красивый парень, но странный, впрочем, мы все здесь немного того… У Марти красивые белокурые волосы, спадающие на лицо, как у Зенона. Мне нравится когда у парней такие волосы. У Кари они еще длиннее и тоже белые, но он их заплетает в косу или забирает в пучок - совсем некрасиво.

Только потом я поняла, что и Марти, и Нелу, и Иштван набрасывают волосы на лицо, потому что не любят смотреть людям в глаза, прячутся ото всех. А вот Халька не такая. Она всегда смотрит прямо в глаза, и волосы у нее не всегда падают на лицо, хотя ей, вообщем-то, до фени куда они падают… У нее красивые волосы, только совсем седые. Серые, как и ее глаза. Глаза цвета стали. И душа у нее, надо думать, из того же материала. Ее невозможно сломать, невозможно согнуть. Наверно, потому, что ничего такого, чтобы ломалось или гнулось в ней уже не осталось.

Как-то я говорила с Марти о Зеноне. Именно о нем. Мне просто было интересно, как человек, пройдя через ТАКОЕ, может остаться настолько чистым и незамутненным. Вот Анджей. Вроде парень как парень. Веселый, энергичный. Симпатичный. Я, правда, не люблю рыжие волосы… С Ольгердом их водой не разольешь. И все-таки есть в нем что-то, чего в том же Ольгерде нет, надломленность какая-то, истонченность. Какая-то неприятная муть в глубине глаз.

У Зенона ничего такого нет. Он смотрит всегда прямо и открыто, но, в отличие от Хальки, умеет улыбаться тепло и искренне. И никогда не смотрит так, будто убийства доставляют ему удовольствие. Почему он такой? Марти мне кое-что объяснил. Ведь они были с Зеноном и Нелу вместе в плену, там познакомились, вместе и бежали.

- Знаешь, - говорил мне Марти, - я думаю, Зенеку было проще, чем нам… Не в физическом смысле. В моральном. Вообще-то нам всем одинаково туго приходилось, и били нас, и все такое… О чем даже рассказывать невозможно. И Зенеку доставалось не меньше, чем остальным. И все же… Он по-другому на это реагировал. Он просто не думал о себе. Вокруг было столько страданий, столько жестокости и боли, и каждый справлялся, как мог, а он… Он пытался помогать. Всем. Ну, помогать, это не совсем точно, чем там поможешь? Но он пытался хоть как-то утешать нас, удерживать от полного отчаянья… от равнодушия к жизни, как меня, например. Я бы давно с собой покончил, если бы не он. А Нелу - он бы сделал что-нибудь такое, за что бы его точно убили. Думаю, Зенон был настолько поглощен чужими страданиями, что перестал обращать внимания на свои… даже когда было совсем плохо. Может, когда все эти издевательства переходили границу, он спасал себя мыслью о том, что не ему одному так тяжело приходится. Поэтому и остался таким… чистым. Просто вся эта грязь к нему не прилипала. Но я бы так не смог.

***

Я знаю, что именно Зенон организовал тогда побег. Бежали восемь человек, но до своих дошли лишь четверо. Результат получше, чем в «Седьмом Кресте», но все же…