– Вышел я рано поутру, а к вечеру следующего дня был уже в поселке. Переночевал в каком-то первом попавшемся доме, ведь заезжего человека завсегда в тайге на ночь любой дом приютит. Утром закупил все, что просили, договорился с начальством насчет саней или возов через неделю и хотел было искать постой на этот срок, пакет дожидаться. Зашел на почту договориться, чтобы по прибытии пакета мне сразу же сообщили, и тут оказалось, что как раз вчера была какая-то оказия, и этот пакет уже лежит, меня дожидается. И получается, что не надо мне того обоза дожидаться. Я снова к поселковому начальству, так мол и так, пойду я, пакет понесу, а вы, мол, не забудьте обоз вовремя прислать, чтобы нас забрать. Вышел от начальства и отправился в путь-дорогу.
– Вот только возвращаться-то в лагерь я решил не вкругаля, а по прямой, через то Чудь-озеро. Расстояние ведь было почти в два раза меньше, чем по зимникам. Вы спросите, а какого лешего я в поселок напрямую не шел? А очень просто: дорогу эту я не знал. Может, там сплошной бурелом, может обрывы скальные. А рисковать я не имел права – слишком ценные бумаги нес. А вот назад – другое дело. Ну, что там важного могло быть в том пакете, что я нес, при известном условии, что наша работа уже была практически закончена? Небось, какие-нибудь второстепенные инструкции. Могу лишь добавить, что так оно на деле и оказалось. Но это так, между прочим…
– От поселка до Чудь-озера верст сорок, само озеро верст пяток, и дальше до лагеря верст тридцать-тридцать пять. В общем, думал я за день-полтора обернуться. И сразу после посещения начальства поселкового мы отправились в дорогу. Почему это мы? А потому, что я был уже не один. Еще с вечера, как только появился я в поселке, подскочил ко мне огромный лохматый пес породы двортерьер и завилял хвостом. Я особо не обратил на него внимания, но утром он уже стоял у крыльца дома, где я ночевал, и всюду сопровождал меня, не отходя ни на шаг. Оказалось, что этот пес ничей, ходит по всему поселку, не злобный и добродушный, хотя и с грозной кличкой Волчара. В ответ на эту кличку Волчара начинал совсем не по-волчьи вертеть хвостом и радостно прыгать вокруг. Кто знает, почему он воспринял меня, как своего хозяина и последовал за мной в тайгу? Может, это на роду у него написано было… Я даже захватил для него некоторое количество мясных костей, уложив их в мешок поверх батарей. Мешок у меня был не тяжелый – килограмма четыре длинных гвоздей (самый тяжелый груз), веревка, батареи, продукты, кости для собаки. И, разумеется, на самом верху, аккуратно уложенные и завернутые в рушник, три бутылки «Столичной». Не пищевого спирта, а именно «Столичной». По полбутылки на брата. Это местное начальство расстаралось, выделило в подарок из каких-то своих запасов. Всего понемногу, в сумме и десятка килограммов не набиралось, ну, может, чуток больше. За поясом топор, на плече двустволка. Волчара то вперед бежит, то сзади остается, принюхивается, прислушивается, ни минуты не стоит без своего собачьего дела. И мне веселее в дороге, на него глядючи.
– Петрович знает, что в лесу я ориентируюсь не хуже, чем иной в своей деревне. А тут направление я точно знал, хотя и шел без всякой карты. А дорога оказалась не такой и трудной. Правда, через пару скальных выступов Волчару пришлось на себе тащить, он бы ни за что сам не перебрался. Бурелома по дороге тоже хватало, но мои планы это не нарушило. На то самое, чего в иное время следовало опасаться, и что сильно могло затруднить дорогу или даже сделать ее невозможной – болота – теперь я вовсе внимания не обращал. При таком длительном морозе они все поверху покрылись толстой ледяной корой.
– Как бы то ни было, еще солнце не начало клониться к закату, стоял я на краю глубокой пологой впадины, в которой и находилось Чудь-озеро. Впадина была почти правильной овальной формы, от меня вытянутой. До ее края была все сплошь тайга, а затем, по пологому скату, вплоть до воды, берег был голый, скалистый, уступами, местами покрытый травой. На ее дальнем краю, куда мне идти надо было, возвышалась покрытая тайгой гора с покатым верхом. Следовательно, надо было мне брать немного в сторону, чтобы обойти ее стороной. Водяное зеркало занимало верст семь-восемь в длину и пять-шесть в ширину. Сверху, с края впадины, это было прекрасно видно. А вот если бы вода до краев доходила, ее поверхность бы раза в два увеличивалась. Конечно, все это на первый взгляд, напоминало озеро где-нибудь в кратере старого вулкана, ведь мы с тобой, Петрович, на Камчатке насмотрелись на таких вволю. Помнишь?
Начальник партии снова молча утвердительно кивнул головой.
– Вот только одна загвоздочка здесь была. В самом центре озера остров находился, небольшой, метров десять на пятнадцать, на полметра над уровнем воды возвышаясь. А на нем с полдесятка сосен росло, уже достаточно больших. И как только они выживали, когда уровень воды выше их поднимался? Не знаю… Но ведь не может в середине кратера вдруг ни с того ни с сего вырасти островной выступ, а ведь высота-то у него была не маленькая. Помните, что местные говорили про сотни метров глубины? Но тогда я просто заметил этот остров, что он есть, а про глубину – это сейчас пришло. Хотя…
– До уровня воды спустился я вниз метров на двести, если считать по вертикали. А так как склоны впадины безлесными были, получалось, что время от времени воды озера поднимаются на эти сотни метров вверх. Когда спустился вниз, понял, что, конечно же, это был уровень не воды, а покрывшего ее льда. Решил я сперва дойти до острова, а затем взять чуть правее и гору у дальней оконечности озера обойти боком. У берега топором прорубил небольшую прорубь – толщину льда, на всякий случай, проверил. Сантиметров тридцать, никак не меньше, грузовики можно посылать. И отправился я вперед, держа ориентир на остров. А лед – чистоты такой, что я в жизни не видал: чистый, прозрачный, ни одного пузырька. Словно стекло. Дно через него видно. И подумал я тогда, что обманули местные. Какая, к черту, глубина, если дно – вот оно, рядом? И это при том, что я знаю об обманных свойствах чистых воды и льда. Но здесь это почему-то не срабатывало. Волчара быстро ко льду приноровился и скоро снова носился по сторонам, смешно загребая лапами на скользких поворотах. Так мы добрались почти до самого острова. Оставалось всего ничего. И вот тут все и началось.
Никодимыч немного помолчал, будто собираясь с мыслями.
– Волчара отбежал в сторону шагов на пятьдесят, но вдруг резко, словно включил все тормоза, остановился и даже проехал вперед на негнущихся ногах. Я не смотрел прямо в ту сторону, но боковым зрением уловил эту остановку и повернулся. Собака замерла на месте. Шерсть на ней стояла дыбом, уши были прижаты к голове, хвост поджат между ног, как собаки это делают от страха, а голова почему-то опущена вниз. Вдруг Волчара встрепенулся, дико завизжал и, сорвавшись с места, со всех ног бросился ко мне. Это был визг смертельно испуганного животного, подвергающегося чудовищной опасности. Вы слышали, как кричат зайцы, будучи уже в зубах собаки или волка, когда клыки вонзаются в их еще живые тела? Так здесь было намного громче и ужаснее. Увиденное поразило меня настолько, что я даже остановился. Волчара с визгом мчался со всех ног, до меня ему оставалось шагов двадцать, как вдруг что-то темное и огромное мелькнуло под моими ногами, а затем лед под собакой словно взорвался, швырнув ее на добрый десяток метров вверх. Куски льда полетели в разные стороны, а из образовавшейся пробоины вверх на три моих роста высунулось огромное темно-коричневое немного изогнутое туловище какого-то существа. Я никогда ни до, ни после, ни на одной картинке не видел подобного ему. Это оказалось не туловище, а голова, сплющенная, как у лягушки, диаметром метра в три, если не больше, на мощной, немного уступающей диаметру самой головы, шее. Сверху у головы был голый костяной нарост наподобие широкой толстой выгнутой дугой вверх пластины. Этим наростом существо, видимо, и пробивало толстый лед, словно это был тонкий бумажный листик. Голова и шея словно струпьями покрыты. Под наростом, по краям головы, сверкали огромные немигающие глаза в обрамлении каких-то безобразных кожаных складок. Глаза в упор уставились на меня, словно гипнотизируя, а затем взметнулись вверх, где, по-прежнему визжа, летел Волчара, а под глазами распахнулся рот, полный неровных длинных острых зубов. Рот был ну просто огромным… Змеи, как известно, могут глотать свою добычу, даже если она намного превышает их по размерам, за счет устройства своих челюстей. Видимо, что-то подобное было и у этого существа. Оно распахнуло рот, который далеко вылез нижними углами за пределы самой головы, и резко запрокинуло голову. Бедная собака угодила прямо в распахнутую пасть, и существо сомкнула челюсти. Визг сразу прекратился, наступила ударившая по ушам тишина. И в ней было слышно, как трещат собачьи кости на зубах мерзкого создания. На лед упала часть задней ноги Волчары, оказавшаяся за пределами огромного рта и словно пилой отделенная от туловища собаки. Вид окровавленной морды чудовища был ужасен, человеческое сознание не подготовлено к такому. А ведь над поверхностью льда возвышались только голова и часть шеи. Каких же, видимо, громадных размеров было туловище! Чудовище выходило далеко за рамки человеческого восприятия…
