Итак… Настя ждала его, и он пришел.
В глазок встревоженная Настя увидела мужчину в коричневой кожаной куртке, джинсах… ростом и комплекцией как Зверев. Лица в темноватом подъезде она не разглядела. Она была уверена — Сашка… И открыла дверь… и сразу — удар по голове! Сильный удар по голове, который, в принципе, мог оказаться смертельным… Цель? Цель — несомненно — деньги. Портфельчик господина Джабраилова исчез. Но о том, что находится на антресоли квартиры первого заместителя начальника ГУВД, знали только Зверев, Лысый и Настя. Лысый сидит, Настя… Настя едва не погибла. Единственным, кто мог это сделать, оказывается он Александр Зверев. Абсолютная, невозможная ложь, которая так похожа на правду. Не бойся, Зверев, я никому ничего не скажу, — шепнула Настя.
О, Господи! Да что же это? Да что же это такое?
Думай! Думай, ты же опер… чудес не бывает. Все преступления (а корыстные особенно) укладываются в строгие и, как правило, простые схемы. Никакой мистики или чертовщины здесь нет… думай, опер.
Мог провернуть нападение на Настю Лысый? Теоретически — мог. Но Сашка в это не верил. Не тот человек, не тот случай…
Могла Настя рассказать кому-либо о деньгах? Теоретически — да. А практически — глупость, абсурд.
Но ведь есть же, есть же кто-то, кто пришел под видом Зверева и нанес этот подлый удар! Он где-то совсем рядом, и я обязан его вычислить и найти. И я это сделаю. Я обязан это сделать. Я в очень тяжелом положении сейчас, но я это сделаю.
Зверев пошарил в карманах и выудил монетку. Спустя несколько минут он нашел телефон-автомат и позвонил в офис Лысого.
— Приходи, — сказали ему не очень охотно. Он усмехнулся и подумал: а чего другого ты ждал? Что тебе обрадуются, как брату родному? Ребята ушли на дело с тобой… теперь они все закрыты, а ты на свободе…
И тем не менее, идти ему больше было некуда: крышу, деньги и помощь ему могли дать только бандиты.
Штаб-квартира Лысого располагалась в здании заводского общежития. Но с отдельным входом с торца здания. Стальные двери еще были редкостью, какие-либо телекамеры наружного обзора — тем более. Зверев поднялся на четыре ступеньки крылечка и остановился перед обычной деревянной дверью с обычным глазком. Нажал на кнопку звонка. В глубине помещения зазвенело. Звук был негромкий… Колыхнулась штора на окне слева от двери. Сашка понял, что его разглядывают не только через глазок. Он снова положил палец на звонок, нажал и держал не отрывая… Еще раз колыхнулась штора, щелкнул замок, и дверь открылась.
Очень коротко подстриженный мужчина в спортивном костюме нехотя спросил:
— Че надо?
Он явно был из рядовых бойцов, и Зверев коротко бросил:
— Со старшими поговорить. Я звонил.
Боец посторонился, пропуская внутрь. Зверев вошел и оказался в маленьком закутке, заставленном коробками с иероглифами.
— Туда проходи, — стриженый махнул рукой в сторону дальней двери. Оттуда доносились голоса, пробивалась полоса света сквозь щель. Зверев двинулся вперед, крепыш остался возле двери.
…На Сашку смотрели три пары глаз. Настороженных, недоверчивых. Из троих Зверев знал только одного, да и то условно — видел однажды, когда совещался с Лысым в кафе. Три пары глаз в упор смотрели на Зверева. Он тоже внимательно разглядел всех троих, безошибочно определил, кто же здесь старший.
— Здравствуйте, — сказал Сашка. Ему ответили односложно: «Здорово». Сесть никто не предложил, и он опустился на стул без приглашения.
— Вы меня знаете?
— Может, знаем, а может, нет…
— Вот ты (Сашка посмотрел на единственного знакомого) меня с Виталиком видел… так?
— Ну и что дальше? — вопрос прозвучал равнодушно. Или, по крайней мере, братку хотелось, чтобы голос звучал равнодушно.
— Я пришел за помощью. Виталий мне доверяет. Мы вместе… ходили на дело. Да сорвалось…
Зверев подбирал слова мучительно, впервые в жизни он оказался в ситуации, которую не мог себе раньше представить: он просил помощи у бандитов. Не ради дела, а для себя лично. Он просил.
— Виталик, значит, тебе доверял? — тяжело сказал один. — На дело вы вместе ходили? Ну ты, бля, сладко поешь!
— Я не пою… Я говорю как было.
— Так-так… Вот только Виталик с пацанами на нарах теперь. А ты, мент, на свободе.
Братков надо было убедить… Их обязательно надо было убедить! Иначе он останется совсем один и через день, или через неделю — рано или поздно! — будет задержан.
— Я в розыске, — сказал Зверев.
— Слова! Чем докажешь?
— А кто вам первый сообщил про задержание? Кто предупредил, чтобы перед обысками подчистили? Если бы я был подставой — стал бы звонить?
Аргумент был хороший, весомый. Братки переглянулись. Благодаря звонку Зверева они успели эвакуировать ценности из квартир Лысого, Кента и Слона, а из офиса — обрез и самодельный малокалиберный револьвер.
— Допустим, — сказал один, с наколотыми перстнями на руке. — Допустим, так. Но сейчас у нас связи с Лысым нет… Вот переведут в Кресты — другое дело, сразу почту наладим.
— Завтра трое суток истекают, — сказал Сашка. — Значит завтра и переведут.
— Вот завтра и свяжемся. Подтвердит он, что ты не сдавал — будет разговор. А пока ты — мент… Помощи пришел просить? А пацанам чего ж не поможешь? Им сейчас нужнее, чем тебе: адвокаты, подогрев. Бабок зашли им, красный.
— Рад бы, — сказал Сашка. — Да нечего. Человек с перстнями засмеялся, блестнули стальные зубы. Смех звучал издевательски, с характерными блатными интонациями. Зверев молчал… смех резко оборвался, и человек сказал:
— Куда же они делись-то? Слон говорил, что вы с барыги уже получили, а бабки все у тебя… Ну?
— Нет денег.
— Как нет? — ощерился человек с перстнями.
— Вот так: нет — и все! Долго объяснять… Повисла тишина. Нехорошая, опасная.
Хлипкий мостик наметившегося доверия начал раскачиваться, трещать…
— Мы тебя сюда не звали — сам пришел, — сказал третий участник разговора. До сих пор он не произнес ни слова. — Пришел — говори. Не хочешь — иди отсюда.
«Он прав», — подумал Зверев. — «Меня сюда не звали, сам пришел. Пришел, попросил помощи… он прав».
— Бабки я оставил в надежном месте, — сказал Сашка. — Виталий в курсе. Но… в день, когда ребят повязали, кто-то хату бомбанул. Хозяйку чуть не убили, лежит в больнице.
— Эва-а чего, — отозвался тот, что с перстнями, — пацанов загребли, один ты остался по воле бегать. И в тот же день хату — надежную, ты сказал, хату — бомбанули. Кто же это такой шустрый-то мог быть?
Все! Звереву стало ясно — все! Здесь ему тоже не поверят. Ему не поверила Настя. Ему не поверил Косарь… братаны тоже не верят.
— Я пришел за помощью.
— Пусть маруха твоя тебе помогает… которую бомбанули.
Последнее слово «бомбанули» — блатной произнес с издевкой. Мостик доверия рухнул. Зверев понимал — теперь ему не верят ни на грош. Он выложил последний аргумент. Совершенно глупый, неубедительный, работающий против него… Но другого выхода не было.
— Слушай… мне врать незачем. Меня подставляют: дело повернули так, будто это я взял хату… будто это я чуть не убил свою женщину. Ну, на кой хрен я бы к вам пришел?
Блатной даже покачал головой.
— Сам на тебя удивляюсь. На хер ты пришел? Перо в бок получить? Я бы тебя, красный, с удовольствием на перышко поддел… да без Лысого не могу. Придется, — он ощерил железный оскал зубов, — повременить. Но это ненадолго.
На следующий день задержания, в соответствии со статьей 122 УПК РСФСР по подозрению в совершении преступления граждане Мальцев, Карасев и Квасцов — они же Лысый, Кент и Слон — были с санкции прокурора переведены в следственный изолятор ИЗ 45/1. Он же — Кресты.
Из подозреваемых они превратились в подследственных.
Условия содержания в СИЗО несравненно тяжелее, чем в ИВС на улице Каляева, где задержанные сидят в двухместных номерах. В следственной тюрьме в камеры забивают по двенадцать-пятнадцать человек. Здесь течет другая жизнь. Но наш рассказ о тюрьме впереди… Сейчас мы просто констатируем факт: