— То есть теперь у тебя есть полное право забирать мою дочь и увозить ее в неизвестном направлении, даже не удосужившись предупредить меня?! — внезапно прокричал Петр и стал беспорядочно расхаживать по гостиной.

— Так вот оно что, — усмехнулась Татьяна и скрестила руки на груди. — О дочке забеспокоился… Какой же ты ублюдок. Я только сейчас это заметила.

— Где моя дочь? — прорычал Петр и пронзил женщину взглядом, ненавистным до предела.

— А ты не хотел бы хотя бы немножечко извиниться перед все еще законной супругой, которая уличила тебя в измене? — презренно хмыкнула Татьяна и отвела взгляд в сторону.

— Измена?.. — Петр почти в плотную приблизился к девушке и оперся руками о край дивана. — А как же ты? За свои измены ты не собираешься извиняться?

— За все эти восемь лет я тебе ни разу не изменила, — отрезала Татьяна.

— А как же Стив, Себастьян?.. Джордж?.. Что ты скажешь про них? Про Эрвана я даже и слова не скажу, его надо обсуждать отдельной темой.

— Ты ничего не знаешь. Совершенно ничего. И не надо меня обвинять в том, что я не совершала.

— Не строй из себя невинную овечку, — отстранился от нее Петр и снова стал ходить по гостиной туда-сюда. — Думаешь, я ничего не вижу и не знаю? Думаешь, я появился в твоей жизни совершенно случайно?

— Что ты несешь?

— Я заставил твою мать-потаскуху умолять меня, чтобы я дал согласие взять тебя в жены. Ей пришлось переспать со мной, чтобы получить это согласие в полной форме. Я трахал ее, как последнюю потаскуху. Ты бы слышала ее стоны, это доставляло непередаваемое удовольствие. Думаю, ей понравилось.

Татьяна замерла с полуоткрытым ртом и просто не знала, как ей более правильно воспринять эту информацию. Внутри разразилась такая буря из отрицательных эмоций, что девушка будто полностью отключилась от реального мира и перестала слышать все, что творилось у нее вокруг. Она глубоко вздохнула, пытаясь хотя бы немного сбросить с себя груз, полностью состоявший из ядовитого негатива, затем поднялась с дивана и подошла к Петру, взглянув в его сузившиеся хитрые глаза, которые она теперь ненавидела больше всего на свете.

— Я обещаю, что свою дочь ты никогда в своей жизни не увидишь. Даже не мечтай об этом.

Татьяна не сразу осознала, что ее щека получила мощнейший удар его тяжелой руки, затем еще один, уже более сильный. Девушка от неожиданности попятилась назад, пытаясь удержать равновесие, но не смогла успеть это сделать, так как последовал еще один болезненный толчок, на этот раз в область виска. Женщина рухнула на диван и в полусознательном состоянии поняла, что крепкие мужские руки придавили ее тело своим весом, полностью обездвижив.

— Тварь! — он продолжал ее бить, неразборчиво, во все части тела, собрав для очередного удара все силы, какие у него только были. — Тварь!!! Нужно было прикончить тебя раньше вместе с твоим нищим голодранцем. О, ты бы видела его предсмертное лицо, — Петр сжал ее окровавленное лицо и улыбнулся, показав свои хищные острые зубы. — Я получал невероятное удовольствие от того выстрела. Не бойся, он умер не сразу, я дал ему ощутить вкус боли и крови. Теперь ты присоединишься к нему!

— Петр! Хватит! — Татьяна сквозь туман услышала еще один мужской голос, до боли знакомый. Но она не знала, кому он принадлежал, не могла вспомнить. — Еще рано! Еще рано! Оставь ее. Ты потом сможешь доделать начатое. Но сейчас не время.

Петр явно послушался вошедшего в гостиную мужчину и прекратил свои насильственные действие, затем резко поднялся, что-то тихо произнес и, судя по шагам, быстро направился в сторону входной двери.

— Брайана убили, — сказал неизвестный человек с сильнейшим беспокойством. — Его тело нашли в камере этой старухи вместе с охранником. Эта баба исчезла.

— Как исчезла? Оттуда невозможно сбежать! — прошипел Петр дрожавшим голосом и на мгновение замолк, явно что-то обдумывая. — Идем. Нам нельзя оставаться здесь.

Татьяна дождалась, пока за ними закроется входная дверь, затем попыталась подняться с дивана, но силы полностью покинули ее организм, она не могла даже сделать элементарного движения рукой. Чувствовалась только боль и солоноватый вкус крови.

— Господи, — сквозь слезы прошептала она и с большим трудом заплакала, так как даже эмоции чувствовались, как удар, сильнейшая боль, которую невозможно стерпеть. — За что? За что?..

Эмми медленно высунула голову из-под одеяла и начала быстро смотреть по сторонам, тихо всхлипывая при каждом повороте головы. Адам поморщился сквозь сон и с непониманием взглянул на мешавшую ему спать девочку сонными еще не до конца разлипшимися глазами. В комнате было не так уж и темно благодаря зажженной керосиновой лампе, что стояла на подоконнике и разгоняла призраков этой неспокойной ночи. Поэтому мальчику удалось с первого взгляда понять, что их маленькая гостья напугана.

— Эмми, ты чего? — вылез он из-под одеяла и подошел к ее кровати, заботливо окинув девочку взглядом. — Дурной сон?

— Ты ведь тоже видишь их? — прошептала она и нежно дотронулась до его теплой руки, будто таким образом просила Адама не отходить от нее слишком далеко.

— Кого? — удивленно спросил ее тот и сел рядом с Эмми на край кровати.

— Их. Тени, что прячутся в ночи. Они наблюдают за мной, каждую ночь. Из-за этого мне страшно подходить к окну. Тени плачут, воют. Их вой похож на волчий. Он очень страшный. Я их боюсь, — девочка вылезла из-под одеяла и сжала двумя руками запястье Адама, все так же испуганно глазея на него. — Мой друг говорил, что они меня не тронут. Он защищал меня от них. Но сегодня его здесь не оказалось, он не пришел. Что-то случилось, нечто ужасное.

— Эмми, это всего лишь плохой сон, — Адам погладил девочку по голове и улыбнулся.

— Я боюсь его больше никогда не увидеть, — девочка положила свою кудрявую голову на его плечо и прикрыла глаза. — Он очень хороший. Если ты его увидишь, то сразу же это поймешь.

Адам вздохнул и еще раз взглянул на девочку, которая успела за этот короткий промежуток времени вновь заснуть, на этот раз крепко и умиротворенно, о чем говорила ее легкая полуулыбка. Мальчик уложил Эмми обратно на кровать и накрыл ее худое тельце одеялом, после чего направился обратно к своей постели, но не дошел до нее, а остановился около окна и посмотрела в сторону заснеженной улицы.

Он тоже видел их. Тени, что живут среди ночи. Они были здесь. И наблюдали за ним, заполнили всю улицу, взяв друг друга за руки. Адам слышал их вой, тихий и протяжный. И от одного лишь их вида у мальчика застывала кровь в жилах, но былой ужас исчез, ему удалось привыкнуть к их присутствию. Пока в комнате горит свет, они не осмелятся сюда войти, ни за что не тронут их.

Татьяна дрожавшими из-за стресса руками включила воду в раковине и резкими хаотичными движениями умыла заплаканное лицо, измазанное засохшей кровью. С первого раза очистить кожу не получилось, даже мыло не было столь эффективным в данной ситуации. Но после нескольких попыток женщине все же удалось отмыть лицо от кровяной маски. Петр разбил ей нос и висок. К счастью, сильных синяков не наблюдалось, мужчина больше бил в живот и грудь, те места удастся скрыть под одеждой, чтобы никто не заметил следы ее драки с мужем.

Из-за плача под глазами образовались мешки, а верхние веки слегка нависли, добавив Татьяне печальный изнеможенный вид. Но женщину уже такие внешние признаки не беспокоили, та была счастлива, что все еще жива и твердо стоит на ногах, хотя в тот момент была твердо уверена, что Петр ее убьет, не моргнув при это глазом.

Она поняла, что этот человек стал ей чужим, Татьяна ненавидела его, презирала, проклинала всеми способами, какие только были ей известны. У нее не было желания бежать в полицию и жаловаться полицейским. Это уже ничего не изменит. И вряд ли поможет. Петр имел большие деньги, любой полицейский, поджав хвост, отойдет от него, даже не осмелившись дотронуться до мужчины. Девушка даже не думала про слова мужа, которые поведали ей о его сексуальных связях с ее приемной матерью, и что он пристрелил Эрвана. Она хотела рвать волосы на голове после услышанного, но не делала этого. Потому что не верила. Не видела смысла это делать, принимать за истину обыкновенные ничтожные фразы, вылетевшие из уст самого настоящего монстра. Татьяна была слишком спокойна и уверена в себе, чтобы отвечать на подобные высказывания типичными женскими эмоциями, даже не разобравшись с ситуацией.