Литмир - Электронная Библиотека

Александр Карнишин

Как Иван стал Петровичем

Петрович и волшебная палка

Как Петрович «завязал»

Как Петрович консультировал

«Наши»

Петрович экспериментирует

Петрович и время

Возмездие для черножопых

Петрович и интеллигенция

Петрович и Китай

Петрович и кадровый вопрос

Петрович и макароны

Такая история

14 февраля

Петрович и футбол

Петрович и история

Петрович и дым

Пахло осенью

Петрович и третье нашествие марсиан

Александр Карнишин

ПРО ПЕТРОВИЧА

Как Иван стал Петровичем

Петровичем тогда в городке стал Иван, что до того по выходным дням обычно бездельничал на ступеньках винного магазина в ожидании компании или же сидел в парке, если компания находилась.

Однажды утром пришли к нему люди и спросили:

— Петрович, ну, ты как?

Вот он и понял тогда, что быть теперь ему Петровичем. Был бы это большой город, там бы Михалыча искали. А тут — Петрович.

Потому что все знают: без Петровича нельзя. Трудно без Петровича. Даже и не поговорить ни о чем друзьям, даже и не перекинуться словцом мужу с женой за поздним ужином. А если есть Петрович — есть и тема разговора. И карикатуры можно рисовать. И анекдоты рассказывать.

Одно плохо: становясь Петровичем, меняется человек. И проходит какое-то время, смотрят на него — а это уже вовсе и не Петрович.

Надо нового Петровича искать.

Петрович и волшебная палка

— Петрович, закурить есть? — прохрипел, с трудом продираясь через густой воздух и мелкий мусор на дорожке Лёха Кент.

— Что там — закурить… У меня все есть, — немножко замедленно, как бы даже задумчиво и где-то плавно ответил Петрович.

В руке он держал палку. Некоторые скажут, что так не говорят, и надо говорить — жезл. Но Петрович держал именно палку, которая была не раскрашена в полоску, не ошкурена, не покрыта лаком…

Просто палка. Просто так.

— Вот, смотри, — Петрович, нахмурившись и закатив глаза под брови, махнул палкой, зажатой в левой руке, и в правой у него появился холодный до испарины бокал пива. Он отпил три больших глотка, ополовинив сосуд, задумался на минуту и произнес важно:

— Балтика номер семь.

— А закурить, Петрович?

— Да, не мешай!

Петрович поставил свой бокал на скамейку, нахмурился, махнул палкой — в правой руке снова был бокал, до краев полный пива.

— На вот, похмелись лучше.

— Так это что? — выпив одним длинным глотком поллитра, спросил Лёха Кент. — Это как, типа?

— Типа — оп-па, — веско сказал Петрович. — Ты про Незнайку знаешь?

— Это про которую? — Лёха Кент мучил лоб морщинами. — Надьку, что ли?

— Незнайка, коротышка…, - не отрывая глаз от палки, напомнил Петрович.

— А-а-а! Ирка! Ик! — икнул, зажав рот Лёха Кент. — А чего тебе Ирка-то сделала?

— Книжку, блин, про Незнайку читал когда-нибудь? Может, хоть мультик видел?

— А-а-а, Нез-най-ка-а-а… Это который на Луне! — сообразил Лёха Кент, рассматривая прищуренным глазом солнце сквозь дно бокала и намекая этим, что в бокале, в сущности, больше-то ничего и нет. То есть — пива нет.

— Дурень ты, Лёха, — сказал Петрович грустно. — И все мы тут дурни.

— Ну, ты только не обобщай, Петрович!

Лёха Кент был длинный и лысый. Петрович был кряжистый и с животом, нависающим над ремнем и закрывающим пряжку. Дело было поздней весной. Погода была хороша. Под деревьями было свежо. Пахло свежими тополиными листьями.

— Это волшебная палка, Лёха. Понимаешь? У Незнайки вот была палочка, так он и был всего лишь коротышка. А у меня — волшебная палка. И вот, смотрю я на мир и вижу: у Лёхи Кента кончилось пиво. Я улыбаюсь внутренне, сосредоточиваюсь внешне и машу волшебной палкой. Ап!

Пустой бокал в руке Лёхи налился свежим пивом.

— Понял, да?

Лёха Кент сделал три глотка. Глотка у него была ого-го, какая здоровая. Поэтому больше трех глотков не помещалось ни в один бокал.

— Уф, — выдохнул он. — А еще?

— Ап!

Этот стакан Лёха Кент не стал пить залпом. Теперь он рассматривал пиво на свет, отпивал мелкими глотками, проверял следы от пены, чмокал губами, задумчиво глядя вверх:

— А хорошее пиво, Петрович!

— И вот я смотрю вокруг и получается — исправляю несправедливость. Палка помогает мне в этом. Она, блин, чисто волшебная, в натуре!

— Так ты и чипсы можешь?

— Ап!

На скамейку грохнулся большой пакет чипсов.

— Это какие?

— Без рекламы, понял? Без названия. Ты хотел чипсов — вот чипсы. Хрусти.

В кронах деревьев чирикали воробьи. Вдали по случаю очередного праздника звенела колоколами колокольня местного храма. Легкий ветерок гонял бумажки вокруг урны. Петрович и Лёха Кент пили пиво и ели чипсы.

— А еще что можешь?

— Все! Это, понимаешь, волшебная палка. Она может все.

— Ну, так у тебя же пусто…

Петрович махнул палкой, и у него в руке образовался очередной бокал пива. Он окунул губы в пену, не дожидаясь ее осаждения, сделал два быстрых глотка, прищурился на солнце, блестящее зеленым сквозь тополиные листья.

— Клинское золотое, епть!

— Круто! А водку тоже?

— Все могу. Но водку не сейчас. Водку — потом.

— Ну, да. Утро же еще. Всего два часа…

Мужики сидели в тени на парковой скамейке, смотрели вокруг нежно и употребляли.

— А вот жена не понимает, — вдруг как будто продолжил давний разговор Петрович.

— А?

— Жена, говорю, не понимает. Шумит, что дурак я, что надо от палки этой больше просить — и больше, мол, тогда дастся…

— Куда — больше-то? Оно же согреется? — не понял Лёха Кент.

— Вот и я говорю ей: согреется. Не понимает. Ну, женщины, они — сам знаешь…

— Ага. Это…

— Ап!

— О! За наших, стало быть, за женщин? — они оба были женаты и знали, что женщины — очень странные создания. Но каждый раз пили за них специально. Потому что — куда же без них?

— Погоди чуток… Ап! За женщин!

Как Петрович «завязал»

Однажды Петрович завязал.

У него все-таки была сила воли. Да еще какая сильная сила воли! И когда жена затюкала, затумкала, затуркала, запилила вконец за слабость и полное безволие, он стукнул кулаком… Хотя, нет. Не настолько Петрович был пьян, чтобы на женщину — кулаком. Он хлопнул ладонью по столу. Аккуратно так положил ладонь рабочую широкую на стол, выдохнул, проморгался, кашлянул — не в то горло пошло, видать, от крика жены, и сказал:

— Ты ж меня — ал-ко-го-ли-ком… А я ж за тебя… Да я ж все для тебя… Эх-х-х…

Вот так сказал Петрович и даже чуть не заплакал от чувств. А жена вдруг замолчала, подошла к нему, провела пальчиком розовым по щеке, вздохнула:

— Эх, ты, Петрович… Горюшко ты мое.

И — всё.

И он завязал.

В понедельник он встал по будильнику и пошел работать. У Петровича была работа, он не все время сидел в сквере на скамейке с бутылкой пива. У настоящих Петровичей везде и всегда есть работа!

На работе он работал, не отвлекаясь на предложения пойти покурить или глотнуть чуток от головной боли. Был Петрович хмур и задумчив. Иногда отрывался от работы и долго смотрел в стену. Переживал. А потом снова брался за работу.

После работы он привычным маршрутом дошел до магазина, кивая в ответ на приветствия встречных. В магазине продавщицы тоже стали весело кричать:

— Привет, Петрович!

Но он ни с кем отдельно не поздоровался, а кивнул неловко всем сразу, смотря в пол, и тут же подошел к прилавку с молочными продуктами.

И во вторник он работал. А после работы заходил в магазин и купил хлеба и курицу.

И в среду он работал.

А после работы на ступеньках магазина остановили его люди и долго смотрели на него со всех сторон. И в глаза заглядывали. И даже привели с собой местного врача-нарколога, который тоже смотрел Петровичу в глаза прямо на улице, стучал резиновым молотком по локтям и коленям. А Петрович стоял, опустив голову, согнув плечи, и хмуро о чем-то думал. Переживал.

1
{"b":"593970","o":1}