Литмир - Электронная Библиотека

О. Полякова. Я могу прочитать по поводу гетерологического осеменения фрагмент из книги католических авторов Элио Сгречча и Витторе Тамбоне «Биоэтика» о недопустимости семени от донора. «Искусственное гетерологическое осеменение противоречит единству брака, достоинству супругов, родительскому призванию, а также праву ребенка быть зачатым и рождённым в браке и от брака… Кроме того, оно наносит оскорбление общему призванию супругов, предназначенных к отцовству и материнству: объективно оно лишает супружеское чадородие его единства и целостности; оно производит и делает очевидным разрыв между теми, кто даёт жизнь ребенку в генетическом плане, тем, кто вынашивает его, и теми, кто несёт ответственность за его воспитание»[1].

о. Георгий. Ну вот видите, как всё просто и ясно. С католической педантичностью.

• Здесь акцент на чужом человеке?

о. Георгий. Да, мы сейчас говорим о том случае, когда человек чужой, когда он избран по человеческому любострастию. «Хочу, чтобы был ребенок от этого красавца».

О. Полякова. Там красавцы не фигурируют.

о. Георгий. Это неважно. «От этого жеребца». (Смех.) Неважно, как его назовут, я говорю об эвдемонической позиции.

О. Полякова. У реципиента нет никакой информации о доноре: ни фотографии, никаких данных о нём быть не может.

Г. Муравник. Нет, реципиент знает, что донор, допустим, европеоидной расы, такого-то возраста, абсолютно здоров, ни сам, ни в семье не имеет психических отклонений. Светловолосый, голубоглазый. Какие-то сведения обязательно есть, но никаких контактов с этим человеком нет, всё анонимно.

о. Георгий. Там дают справку с объективированными индивидуальными характеристиками. Первое и, мне кажется, очень важное: человеку нельзя ничего делать любой ценой. Человек должен всегда знать цену всем вещам. Все вещи имеют цену – не в смысле стоимости, а в смысле ценности, – потому что так или иначе они несут в себе какую-то для нас ценность.

А вот дальше идут более сложные вопросы. Что если зачинать экстракорпорально от мужа? В любом случае это компромисс, именно потому что в пробирке. Но что-нибудь ещё ограничивает или не ограничивает человека, как вы думаете?

• Меня смущает то, что в этом процессе получается не один зародыш. Обычно женщине подсаживают несколько эмбрионов, часть которых потом приходится уничтожать.

Да, это важный фактор. С другой стороны, он почти естественен.

• Как быть с волей Божьей? Дается ли она на это?

Подождите, подождите. Сразу с волей Божьей здесь не решишь. Если мы так будем рассуждать, мы тут же придём к тому, что никакие таблетки вообще не нужны и лечиться надо только по принципу: умрёшь – так умрёшь. Как говорят в народе, живи, не тужи, помрёшь – не убыток. Как получится, так и получится. Мы с вами от этого взгляда далеки. К слову говоря, я встречал таких людей, особенно в монастырях, которые принципиально отказывались лечиться. Именно потому, что это неестественно, даже если используются травы, а не химия, всё равно неестественно.

• То есть в таком оплодотворении может присутствовать момент медицинского восстановления возможностей?

Да, весь вопрос в том, может человек действовать синергически, как бы помогать исполнению замыслов Божьих, или не может? Мы с вами с общих антропологических позиций обычно считаем, что может и, более того, должен. Но вопрос – где здесь грань между возможным и невозможным.

Г. Муравник. Один французский врач XVII в. говорил: «Я лечил, а Бог вылечил».

о. Георгий. Правильно, и апостол Павел точно так же говорил: «Один насадил, другой поливал, а Господь всё взрастил». Но всё-таки кто-то же насадил и кто-то поливал. Апостол Павел эти вещи понимал хорошо, хотя иногда и противоречиво, а может быть, антиномично: трудно понять, где кончается одно и начинается другое.

Здесь вопрос веры и доверия. У нас нет объективных критериев для того, чтобы в случае, когда у людей нет выхода, сказать, что экстракорпоральное зачатие, т. е. зачатие в пробирке, однозначно грех. Объективных критериев у нас нет, поэтому «по вере вашей будет вам». Это примерно так же, как с контрацепцией. Вот тоже пример биоэтической проблемы. Протестанты, как правило, всё разрешают; католики, как правило, ничего не разрешают; православные говорят, что что-то можно, а чего-то нельзя.

• Куда кривая вывезет.

Нет, не «куда кривая вывезет». Вы меня простите, так это понимать не надо, потому что это будет неправдой. В жизни, может быть, это иногда и бывает правдой, но в жизни и у протестантов, и у католиков тоже много чего бывает. Мы публиковали в «Православной общине» соответствующую статью по биоэтике митрополита Виленского и Литовского Хризостома (Мартишкина)[2]. Если не читали, то почитайте. Об этом очень хорошо и мудро писал митр. Антоний Сурожский. Он как раз показывал, почему мы не разделяем католический взгляд и почему не можем согласиться в этих вопросах с протестантами. Мне кажется, что это правильно, всё-таки все крайности плохи. Именно из общих соображений можно прийти к любой крайности. Можно сделать акцент, скажем, на том, что всё должно быть только естественно, и тогда мы должны будем всё отрицать. А если мы скажем, что всё должно быть во благо человека, ради его любви, то мы сразу придём к противоположному, протестантскому, выводу. Попробуйте-ка бороться с такой аргументацией, что с одной, что с другой, и у вас ничего не получится, потому что какая-то своя правда есть и в том, и в другом взгляде.

Надо понимать, что ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение) – это компромисс, а с компромиссами надо быть очень осторожными. Компромисс, как мы с вами обычно говорим, находится на грани добра и зла: это и не то, что добро, но ещё и не совсем то, что можно прямо назвать злом и грехом. Значит, должны быть какие-то дополнительные внутренние основания, внутренние критерии, чтобы решать так или иначе. Повторяю, здесь уже нет объективных критериев, есть только связанные с вашей верой и с вашей чуткостью ко всем нюансам ситуации. Эти ситуации бывают разными, и я бы решал вопрос по-разному в разных случаях. Иногда я бы явно не рекомендовал этого делать, потому что надо учитывать возраст, возможности воспитания ребенка, мотивы, причины, то, почему вдруг обычное нормальное оплодотворение стало невозможным. Я бы всё это вместе взвесил и только тогда что-то сказал, и то не в повелительном наклонении, а в рекомендательном ключе, оставляя решение на совести самого человека в соответствии с силой его веры и надежды на Бога.

Мне не однажды, например, приходилось встречаться с людьми, у которых очень долго не было детей. Сами знаете, как это часто сейчас бывает: нет и нет, год, и два, и пять, и десять. Кажется, что уже всё, это бесплодие. Супруги меня просили помолиться, мы вместе помолились, и пошли детки. У одних сейчас трое детей, у других двое, а до того в течение тринадцати лет не было ни одного – и даже не предвиделось. Вы все понимаете, что это значит для супругов. А откуда известно, что повлияло на результат? Когда мы молились, мы действовали по вере, мы не говорили: «Пойдите, сделайте всё для экстракорпорального оплодотворения». Мы не можем приказывать Господу Богу, как золотой рыбке: «По щучьему велению, по моему хотению сделай так-то и так-то». Это не сказка.

Поэтому я бы оставил этот вопрос отчасти открытым, поскольку он, подобно другим проблемам биоэтики, как вы уже, наверное, заметили, часто связан с компромиссом, а потому на него трудно бывает давать однозначный ответ. Не знаю, как вы в своём курсе решали такие вопросы. Я специально не стал никого спрашивать заранее, чтобы если мы вдруг сильно и принципиально разойдёмся в этом вопросе, – а вы же наверняка всё это уже обсуждали, – то мы могли бы немного поспорить или подиалогизировать друг с другом.

вернуться

1

Сгречча Э., Тамбоне В. Биоэтика: Учебник. М., 2001. С. 232.

вернуться

2

См. Интервью владыки Хризостома, архиепископа Виленского и Литовского по проблеме абортов и контрацепции // Православная община. 1992. № 7 (1). С. 60–67.

2
{"b":"593877","o":1}