– Как же его там можно было создать, если ни от кого толком не добиться – НЛО он видел или черт знает что? – объяснял свою неудачу в Андижане Слава. – Ложным был сигнал оттуда.

– Для тебя все сигналы с мест становятся ложными, – снова упрекнул Славу Герман. – В Нукусе и Талды-Кургане до моего приезда тоже была полная неразбериха с показаниями.

– Я не занимаюсь выкручиванием рук. Если человек мне говорит: нет, ничего такого не видел, я так и считаю – не видел.

– Мои методы вполне корректны, – отводил от себя подозрения в выколачивании нужной информации Герман. – Да, определенная настойчивость, я бы даже сказал – напор в работе с населением необходимы. Растормошить, расшевелить, не дать уйти в глухую молчанку. Свидетельства, Слава, добываются, а не выпрашиваются.

– С вашим так называемым напором, Герман, вы везде за полчаса добудете очевидцев и свидетельства чего угодно. У вас и слепой увидит – хоть НЛО, хоть Змея Горыныча.

– А с тобой и зрячие не станут делиться никакими свидетельствами. Да ты и не признаешь никаких свидетельств, пока они не будут заверены нотариусом.

– Герман, Слава, прекратите! – приструнил спутников Анатолий Васильевич. – Бог с ним, с Андижаном, это ли наша головная боль? Вот Пермь и ее подголоски…

При одном упоминании о Перми лица всех представителей московского оргкомитета омрачились.

Пермь в уфологии держалась особняком. Пермская зона щеголяла своей насыщенностью всякими аномалиями. Во всем, что касалось аномалий, Пермь никого не признавала равной себе. Она свысока смотрела на Северо-запад, Прибалтику, Украину, Кавказ и откровенно издевалась над жалкими промосковскими группками в Средней Азии. Притязания самой белокаменной на роль уфологического центра страны Пермь резко отвергала.

Анатолий Васильевич жаловался:

– Бородулин, демагог, не устает повторять: «У нас в самой захудалой деревеньке за две недели видят больше НЛО, чем во всей Московской области – за две пятилетки. Поэтому пусть Москва не тянет на себя одеяло».

– Бородулин – руководитель пермских уфологов? – догадался я.

– Да, князек удельный. Он их там всех в ежовых рукавицах держит. Секретность – как у первых отделов в «почтовых ящиках». Москве, говорит, никакой информации не давать… Есть подозрения, что о нашем единственном визите в пермскую аномальную зону Бородулин лично поставил в известность все областные компетентные органы. Там на нас, как на волков, облаву устроили. Еле ноги оттуда унесли… К сожалению, надо признать, что Урал, Сибирь, Дальний Восток – почти сплошь бородулинские подпевалы. Там нас тоже не жалуют…

Поздний вечер переходил в ночь. Я, уже догадываясь, куда нацелило разговор московское оргбюро, решил ускорить события.

– Что конкретно могла бы сделать наша экспедиция, чтобы Москва утерла нос Перми?

Анатолий Васильевич с трудно скрываемым вожделением ответил:

– Вы очень помогли бы нам, предоставив в распоряжение оргкомитета ваши практические наработки и наблюдения. Хорошо бы и вам самим принять участие в работе съезда. Эх, вот если бы на нем хотя бы с кратким докладом выступил контактер вашей экспедиции…

Как всегда бывало в тех случаях, когда уфологическая или иная общественность проявляла к нему повышенный интерес, Вася тут же боком-боком улизнул от нее. Анатолий Васильевич воспринял этот уход как намек на то, что московскому бюро, прежде чем клянчить что-то, следовало бы вначале выложить на стол переговоров свои козыри.

– Товарищи, – обратился он к оставшимся членам экспедиции. – Мы обязательно предоставим вам статус автономной организации. Один из вас, по вашему выбору, будет выдвинут на пост вице-президента по научно-технической работе. Разумеется, за ним сразу будет зарезервировано место в президиуме с правом вето…

Глава оргбюро твердо обещал, что никто из членов нашей экспедиции не останется в уфологическом обществе лишь рядовым плательщиком членских взносов. С первых же дней все мы займем прочное место среди самых его сливок.

Мы с Моней попросили разрешения посовещаться.

Вместе с отошедшим ранее Контактером тихо пошептались в сторонке. Сработавшемуся коллективу не понадобилось много времени для выработки общего решения. Предложив своему товарищу, у которого после последнего контакта все еще не проходили озноб и ломота в костях, прилечь в палатке отдохнуть, я и Моня вернулись к московскому оргкомитету.

Согласованное мнение нашей экспедиции таково: зазнайку Пермь необходимо поставить на место. Уфологическим центром страны должна быть Москва и только Москва. Мы хотим поспособствовать этому. Но нас, заросших мхом полевиков-практиков, пугает политическая борьба. Нам трудно будет адаптироваться к затхлой атмосфере съездов, комитетов, бюро… Мы празднуем труса при одном лишь представлении о кулуарных интригах, фракционных стычках, спорах о кворуме и вотумах недоверия. Ни у кого из нас никогда не хватит духа воспользоваться своим правом вето. Мы поможем московскому оргкомитету другим. У нас есть чем развенчать уфологические лавры Перми. У нас есть то, что, выражаясь милицейским языком, можно назвать хорошеньким компроматом на пермскую аномальную зону.

– Сразу хочу сказать, товарищи, о терминологии, – сделал я вступление к собственно компромату. – Вы, конечно, понимаете – работа нашего Контактера проходит на таких тонких уровнях сознания, подсознания и еще бог весть чего, что нелепо ожидать при этом каких-то точных стенограмм. Насколько адекватно импульсы, исходящие от экипажа НЛО, трансформируются у Контактера в мысленные образы? Как полно и точно аналитический сектор преобразует эти образы в речевую и письменную формы? Вопросы остаются. И, тем не менее, наша экспедиция берет на себя смелость и уполномочивает московское бюро обнародовать на учредительном съезде следующие факты… Я полагаю, товарищи, вам будет полезно записать кое-что…

У членов нелегального комитета, подпольного бюро и фольклорной экспедиции «Светит месяц», обязанных быть всегда наготове чиркнуть записку в президиум, написать объяснительную участковому или записать частушку времен царя Гороха, были, разумеется, при себе и ручки, и блокнотики.

Я надиктовывал:

– В полетных картах НЛО все аномальные зоны Земли делятся на две категории – светлые и темные. Из перечисленных нам светлых зон мы пока расшифровали две – московская зона и Мадагаскар. А вот пермская зона относится к ярко выраженным темным аномалиям.

Герман не мог скрыть радостного предвкушения:

– А что это такое – темная аномалия?

– Хаотическая энергетика сумбурных полей, – как можно более туманно определил я ущербность пермской аномалии. – Коэффициент искажения любых контактов достигает в пермской зоне семи единиц. На территории СССР этот коэффициент так же велик только еще в одном месте. На острове Барса-Кельмес в Аральском море. Кстати, название этого острова означает: «Пойдешь – не вернешься». Так что пермским контактерам не позавидуешь, товарищи.

– Так и есть, – злорадно усмехнулся Герман, строча в своем блокноте. – Они там, бедняги, как ни пыжатся, а ничего, кроме треска в голове, не чувствуют.

– Насколько мы понимаем, пилотируемым НЛО Центральный Гугулятор вовсе не рекомендует залетать в пермскую зону, – продолжал я развенчивать уфологические лавры Перми. – Да и станции-автоматы никогда не оставляются там больше, чем на два часа подряд. Быстро корродируют, и система ориентации выходит из строя. Ищи-свищи их потом. А ведь отправить такую станцию к Земле – это вам не по воробью из рогатки пульнуть. И у них экономика должна быть экономной…

Моня кашлянул, давая понять, что я перехожу на слишком уж развязную тональность и привожу слишком уж подозрительные факты.

Так и не реализованный до конца в «Сыне горкома» сочинительский потенциал иногда искал выхода. Порой – некстати. Вот и сейчас обрушившаяся на меня лавина вдохновения легко снесла хилую ограду осторожности.

Через пару минут я был уже совсем на короткой ноге с Центральным Гугулятором, а в пермской аномальной зоне, используя на полную катушку все ее семь единиц коэффициента искажения, творил жуткие дела. Многих пропавших там без вести своих сынов лишилась Пермь в этот поздний час…