- Дед, не учи жизни, а! Она меня и так не балует. Трудится в этой жизни должны мужики, а женщины наслаждаться ей, пока они трудятся.

    - А девушка-то у нас ленивая, придется нам это исправлять, - пробурчал дед себе под нос и достал из кармана мешочек с каким-то темно серым порошком. Набрав немного в ладошку, начал что-то шептать, а потом резко на него дунул. Весь порошок полетел мне в лицо, а я чихнула и уже хотела наорать на него, но мои ноги подкосились. Я кулем свалилась на пол, успев увидеть как дед мерзко хихикает....

    - Ирка, зараза, где мой кофе? - услышала громкий голос  и попыталась разлепить глаза. С третьей попытки, мне это удалось. Я бросила взгляд на тумбочку, где стояли часы, но их там не оказалось, впрочем как и самой тумбочки. Приподнялась и огляделась - спала я не на своей кровати, а на каком-то топчане. Вместо постельного белья были накиданы тряпки. Комнатушка, в которой проснулась, была больше похожа на кладовку. В ней помещался только топчан, а рядом с ним стоял стул, на котором что-то то висело, в темноте я не могла понять что это. Окна не было, поэтому оставалось только гадать день сейчас или ночь. «Что за хрень, - пронеслась мысль, - я что сплю в кладовке? Что же я вчера натворила, раз меня уложили  здесь?» Я не могла припомнить, чтобы раньше за провинности кого-то так наказывали. Чудили мы, иной раз, дай боже, всё-таки детдом накладывает отпечаток, и Надежда Викторовна могла применить к нам строгость, но никогда не  прибегала к таким методам, в основном наказание сводилось к труду: помыть посуду в столовой, окна, иногда даже туалеты. Что я должна была натворить, чтоб очутиться здесь, даже в голову не приходило. И тут раздался звук, от которого я аж подпрыгнула на кровати: бом-бом, разносилось невдалеке. Такое ощущение, что это были старинные часы с боем, но в нашем детдоме таких отродясь не было, а что еще могло издавать такие звуки я не знала. Я насчитала восемь ударов и все смолкло, а потом по коридору раздались торопливые шаги и в моей коморке вспыхнул свет. Лампочка болталась под потолком на проводах и была совсем тусклая, глаза быстро привыкли к свету. Я повернула голову, в дверном проеме стояла Надежда Викторовна, но в каком виде: длинная, до пят, хлопчатобумажная ночнушка в цветочек и босиком. На голове ее красовался чепец такой же расцветки как ночнушка, из-под которого выбивались непослушные пряди  волос. В целом вид был до того нелепый, что я не выдержала и расхохоталась так, что на моих глазах выступили слезы.

    - Что это с вами сегодня? -  сквозь смех произнесла я.

    - Со мной-то ничего, а вот ты что себе позволяешь, дрянь?

    - Да что случилось? Почему вы так разговариваете? Что я такого вчера натворила? - от такого обращения я немного растерялась. Надежда Викторовна, конечно, частенько нас ругала, но никогда в ее глазах не было такой неприкрытой злобы, как сейчас.

    - Ты знаешь который час, паршивка такая? Уже восемь утра! Восемь! Серебро не почищено, я так и не дождалась своего утреннего кофе, Маланья с Марусей до сих пор  заплетены и не одеты. Нам через три часа нужно быть приеме у Соболевских, а она спит, - говорила тем временем Надежда Викторовна. Голоса она не повышала, но в каждом ее слове и жесте были злоба и неприкрытое превосходство.

    - Какое серебро, какие Маланья с Марусей? Вы о чем вообще говорите? Головой вчера нигде не стукались? - дерзко спросила я и попыталась припомнить что вообще вчера происходило. Но, странное дело, выходило так, что я помню своё имя, Надежду Викторовну, хорошо помню детдом, но совсем не помню того, что происходило со мной вчера, да и Марусю с Маланьей я тоже не помню.

    - Значит так, раз уж ты проспала три лишних часа, будь добра их отработать ночью, работу я тебе найду, не сомневайся. А теперь вставай и иди скорее приводи нас всех в порядок, сегодня у моих девочек смотрины, младший Соболевский, между прочем наследный принц, будет себе невесту выбирать, - с этими словами она развернулась и вышла из комнаты.

   Сказать что я  ничего не понимала - это ничего не сказать. С какой такой стати я должна обслуживать каких-то непонятных девиц? Какие приемы? Какие принцы? В моей голове была полная каша.  «Что, черт возьми, здесь происходит? - подумала я и тут поняла что - это же розыгрыш! Ну конечно, по другому просто не получается. Наверное я вчера перебрала портвейна, раз сегодня ничего не помню, вот меня и решили проучить» - думала я, оглядываясь в поисках своей одежды. На стуле, рядом с моей импровизированной кроватью, висело коричневое платье и чепец, точно такой же, какой был на голове Надежды Викторовны. Платье было не первой свежести, да ещё и размера на два больше чем нужно, но никаких вещей, кроме него, в комнате больше не было, пришлось надевать его, не тащиться же в одном белье. Чепец я, естественно, проигнорировала, не хватало ещё, чтобы надо мной ржал весь детдом. Обуви поблизости тоже не наблюдалось, и я пошла босиком. Выйдя из комнаты, огляделась. Смотреть здесь было абсолютно не на что, кроме того, что над моей головой была лестница, которая уходила вверх. Место я не узнавала, в нашем детдоме тоже есть второй этаж, но лестница обычная, каменная, а тут деревянная, с резными перилами и винтовая. Ничего не понимая, стала подниматься. Достигнув площадки, поняла, что это скорее всего первый этаж, прямо напротив находилась дубовая дверь, а слева ещё один проем, но вел он точно не на улицу, а в жилое помещение, оттуда слышались голоса. Я решительно направилась в ту сторону, намереваясь выяснить что здесь происходит. Уже подходя ближе, услышала капризный женский голос:

    - Маменька, ну где там Ирка, я хочу теплого молока, - тянула пока невидимая мне девица.

    - Да, маменька, мы на смотрины опоздаем, - вторила ей вторая, не менее капризным тоном.

    - Сейчас, сейчас, мои заиньки, - защебетала Надежда Викторовна, - сейчас я ее позову, паршивку такую.

    - Ирка, - рявкнула она, - а ну немедленно сюда!

Я вошла и замерла на пороге. За дубовым столом сидела все в том же виде Надежда Викторовна, а по обе стороны от нее девчонки из нашего детдома, Маша Васнецова и Милана Сорокина. На головах такие же чепцы, только вместо ночнушек на них были надеты майки и панталоны с рюшами. Вид эта троица имела до того нелепый, что я снова расхохоталась так что на глазах выступили слезы и схватило живот, но остановиться никак не могла.

    - Чего это она, маменька? - протянула Маша капризным тоном и добавила, - я хочу свое молоко, пусть вскипятит.

    - Хватит уже прикалываться, может лучше скажете зачем весь этот спектакль? -  устав смеяться спросила я.

    - О чем это она, маменька? - захлопала глазами Милана, - пусть лучше оденет меня и заплетет. Да так, чтоб принц Соболевский сегодня выбрал меня.

    - А с чего это тебя, - прищурилась Маша, - я старше на целый год, мне уже семнадцать, и первая под венец должна пойти я.

    - Вот-вот, старше! Зачем ему старуха? У принца должна быть молодая жена, а не старая дева, - Милана показала Машке язык.

    - Ах ты гадина, - прокричала Маша, вскочила и вцепилась Милане в волосы. Вторая в долгу не осталась и проделала тоже самое. С дикими визгами они выдирали друг другу клочки волос, а Надежда Викторовна носилась вокруг них.

    - Девочки, перестаньте немедленно, замуж выдадим обеих, вы же обе у меня красавицы, - кудахтала она, но это не помогало, девчонки ее, как будто, не слышали и продолжали отчаянно драться. Я с любопытством наблюдала за разворачивающейся картиной, а Надежда Викторовна, устав наматывать вокруг них круги, набрала в графин воды и выплеснула на отчаянно дерущихся девчонок. От неожиданности драться те резко прекратили и теперь стояли и смотрели друг на друга с ненавистью, пытаясь отдышаться.