По неуловимым признакам Саша поняла, что и Андрей попал в ее силовое поле. Перемена ролей забавляла. Но в то же время та влюбленная несчастная девочка в ней мешала Саше почувствовать себя хозяйкой положения, и колебания между тем и этим, прошлым и настоящим, узнаванием и не узнаванием и было причиной того особого волнения, которое она в себе ощущала.

Дождь толстыми подрагивающими струями стекал с крыши. Саша снова высунула руку, как бы пытаясь раздвинуть их.

– Как китайская соломка, – сказала она.

– Сегодня уже вторая гроза, – зачем-то сообщил Андрей.

– Да, сумасшедший день, – повторила Саша.

– Шедший, шедший и дошедший… – сказал он.

«Ну что, попалась?» – почему-то весело подумала Саша. Ей вдруг показалось, что еще минута – и она окончательно устанет быть независимой и беспечной и как последняя дурочка прислонится щекой к его груди.

Гроза между тем кончилась. Тучи разорвались над ними неровно, как дряхлая бумага, и поодиночке унеслись в сторону Петропавловки.

Когда они снова встали в очередь, он присвистнул:

– Ого, какой хвост! – И неожиданно для себя предложил: – Может, не будем стоять?

На это неожиданное «мы», которое подразумевали его слова, Саша чуть заметно улыбнулась, но сейчас ее улыбка только придала Андрею смелости.

– Пойдем ко мне, – сказал он. – Матушка на даче у подруги…

– Классическая ситуация, – засмеялась Сашенька чуть не плача. – И это не опасно?

– Опасно, – сказал он. – Очень.

В метро они снова замолчали. Каждый подумал о том, что рядом с ним, в сущности, совершенно незнакомый человек, и осознал странность того, что они вместе. «Откуда у нее гвоздики? – неприязненно подумал тогда Андрей. – Что за самовлюбленность – таскаться по улицам с цветами».

А Саша в это же время почувствовала острое недовольство собой. Как бы ни было мало или велико то место, которое он занимал в ее воспоминаниях, но появление в ее жизни кого угодно больше бы ужилось с мыслью о нем, чем реальная встреча с ним. Саша чувствовала, что в его присутствии она потеряла верный тон и то и дело ловила себя на совершенно несвойственных ей мыслях. То ей казалось, что он обратил внимание на ее туфли на гвоздиках, которые уже вышли из моды, то представляла, как расскажет ему, что завалилась при поступлении на французское и работает лаборанткой в школе, и он сочтет ее неудачницей.

Давно, давно Саша не ловила себя на подобном малодушии. Со школьных, пожалуй, лет. И вот теперь эти мысли и то, что она покорно поехала к нему, означали, что она начинала терять самостоятельность и легкость, и Саша принялась придумывать, с какими следующими словами обратится к нему и что сделает.

Так, например, ей захотелось, придя в квартиру, остаться босиком, и она задумала, что непременно так и поступит. И действительно, сделав это, Саша и все остальное стала делать заметно увереннее и почувствовала себя так же почти естественно и легко, как и обыкновенно.

И вот она сидит теперь в его квартире, подперев одной рукой щеку, а другой играя с толстым старым котом, и ей хорошо и спокойно.

– Прости, я не спросил – ты, может быть, хочешь есть? – сказал он. – Яичницу с колбасой?

– О нет, я, знаешь ли, из общества сыроедов, – ответила Сашенька. – Если можно – вот эти листья салата.

– И все?

– Ну и еще сметана. Если есть.

Они быстро приготовили и так же быстро уничтожили все, что было из еды в квартире, и медленно потягивали «ложечку» кофе. По радио уже отговорили последние известия и поставили какую-то знакомую музыку.

– Слушай, а мы случайно не в Париже? – спросила Сашенька.

– А что…, – ответил он.

Саша раскраснелась, волосы, стянутые в конский хвост, растрепались и спадали на щеки, она поправляла их и сонным домашним взглядом посматривала на него.

– Ну, рассказывай, – сказала она, и бледные губы ее чуть дрогнули в незаконченной улыбке.

Он вспомнил, как рекомендовался герой одной пьесы и сказал:

– Совершенно отрицательный тип: не сидел, не выезжал, не имею, не владею, не был…

– Да, да, – закивала Саша, – не имею, не владею, не был.

Он по инерции продолжал:

– Не пью, люблю свою жену…

– Ты женат? – с заметной поспешностью спросила Саша.

– Да нет, – сказал он, с удовольствием отметив Сашино смущение. – Это у Евтушенко, в «Нежности», не помнишь разве: «Не пью, люблю свою жену (Свою, я это акцентирую). Я так…»

– Помню. Я помню. Просто сразу не сообразила, – прервала его Саша голосом, горловым от смущения.

– То-то же, – зачем-то сказал он.

– Ой, ну вы меня купили, сеньор, со своим Евтушенко, – сказала Саша, снова засмеявшись верхним неестественным смехом и вытирая слезы. – Прямо стыдно.

В этом смехе и словах ему почудилось что-то вульгарное и в то же время простодушно-привлекательное, и он сам невольно засмеялся.

– Ну а ты? – спросил он сквозь смех.

– Что я?

– У тебя-то что?

– Я тоже не пью, – вызывая новый приступ нервического уже смеха, сказала Саша. – Ой, ну хватит. А то живот заболит.

Прикрывая глаза рукой и вздрагивая от проходящего смеха, они скоро успокоились.

– А сыроедение?… – спросил он.

– А, – махнула рукой Саша. – Баловство. От нечего делать. Есть у меня знакомая семья – фанатики. Сагитировали, решила попробовать.

Говоря это, Саша принялась перебирать в бутылке гвоздики, с удовольствием после смеха погружаясь в безотчетно грустное состояние.

– Это со свидания? – спросил он.

Саша снова как будто согласно и задумчиво покачала головой. Потом старательно, как представляют образец ответа на иностранном языке, сказала:

– Цветы, сударь, я купила себе сама. На Кузнечном.

Теперь настала его очередь смутиться.

Однако все эти непопадания и вызванные ими смущенности и смех словно бы подтолкнули их друг к другу, и они оба это почувствовали. Саша занялась котом, который подпрыгивал к ней с пола и хищно-ласково разевал пасть.

– У-у, котяра, – напевала она, подсовывая ему палец и резко убирая руку. – Как его?

– Бася, – сказал он.

Глядя, как Саша по-мальчишески озорно играет с котом, повторяя его хищные гримасы, он подумал с нежностью: «Чистый Гаврош!» И снова ему захотелось спросить Сашу о чем-нибудь из прошлого, и он опять малодушно от этого отказался.

– Не пью, не владею, не имею, – повторяла Саша, смеясь. – Ты, Бася, совершенно отрицательный тип. Ого! – Кот ухватил-таки ее за палец. – Мы голодные?

На пальце выступила кровь.

– Я йод принесу, – сказал он, радуясь возникшей необходимости действовать.

– Не надо, – остановила его Саша. Она высосала кровь, потом прикусила палец и еще раз высосала, как будто продолжала играть теперь с пальцем.

– Иди! – сказала она коту притворно строго. – Зачем вы держите этого людоеда?

Как только отлученный кот покинул кухню, к обоим вернулась неловкость. «Сейчас мы должны заговорить уже по-новому, – думала Саша. – Без кокетства, без этого общего тона. Сейчас начнется самое главное». – «Вот черт, – думал он в то же самое время. – Нам, оказывается, кот нужен. Без кота мы никуда!»

– Хочешь, посмотри пока в комнате книги, – предложил он. – А я здесь все быстро приберу.

– Конечно, – сказала Саша, едва скрыв разочарование. Выход, предложенный им, поражал убийственной банальностью. Она снова призвала на помощь скрывающегося где-то кота: – Пойдем, Бася, хозяин нас высылает в библиотеку.

– Ссылка, надеюсь, будет приятной, – сказал он, с раздражением улавливая в своем голосе фальшивый звук.

– Хоть и приятная, а все равно ссылка, – ответила Саша уже из коридора.

Она внезапно ощутила в себе прилив веселой злости, ей хотелось дразнить уже не кота, а его хозяина. Ей хотелось посчитаться с этим ангелоподобным существом за свои детские обиды. Что ж с того, что он ни в чем не виноват? Тем хуже для него.

Однако эта веселая злость блеснула в ней, как возможность, скорее веселая, чем злая. Ей вдруг самой нетерпеливо захотелось посмотреть его комнату.