Бар Ремо был совсем в другом роде. Там пылала неоновая витрина, играло никогда не выключавшееся радио, а за стойкой стояла Лаура, смешливая цветущая брюнетка, которая охотно шутила со своими клиентами. Последние были намного взыскательнее, чем у Маргериты. Здесь бы вы не встретили прачек, угольщиков или грузчиков, сюда заходили, лавочники, кое-кто из людей с образованием, служащие, ремесленники; здесь же можно было увидеть и несколько «веселых» женщин.

И Маргерита и Ремо пользовались взаимным уважением и никогда друг другу не мешали, а их постоянные посетители не имели ни малейшего повода для соперничества. Это обстоятельство приводило в отчаяние несчастного служителя Святой Ромуальды, который безуспешно старался во что бы то ни стало натравить их друг на друга.

Первыми вняли ему молодые завсегдатаи бара на улице делла Биша. Ремо не мог не поддержать спортивного пыла своих клиентов и без лишних слов одобрил идею священника. Две бутылки коньяку, занятые в баре, помогли тотчас же найти двух бывших боксеров для предстоящей встречи на ринге; для участия в соревновании бегунов были завербованы работающие поблизости посыльные; наконец все без исключения оказались опытными футболистами и спешно начали тренироваться.

Арнальдо настоял на том, чтобы был приглашен тренер. В конце концов, его удалось отыскать, и хотя он был немного староват, но за определенное вознаграждение, которое ему пообещали заплатить по частям, согласился выполнить возложенную на него задачу.

На Бальдо, сына Маргериты, эти приготовления не произвели должного впечатления; он невозмутимо заявил, что его клиенты могут делать все что угодно — его это не касается. А вот у кого неожиданно обнаружился спортивный азарт, так это у его матери. Познакомившись с программой предстоящих спортивных соревнований, Маргерита продемонстрировала поразительную оперативность и организаторские способности.

Боксеры? Пожалуйста! Здоровенных грузчиков в Переулке Солнца сколько угодно! Были призваны двое самых сильных, носивших прозвища «Смельчак» и «Лихой», которые, играючи, крутили пятипудовые гири. Они объявили, что готовы малость посбить спесь с франтиков Ремо.

В бегунах тоже не было недостатка. Здесь годился чуть ли не каждый парень. Однако Маргерита непременно хотела заручиться согласием Грациеллы. Этот выбор вызвал много споров, так как большинство считало, что, пожалуй, это будет нечестно, но Маргерита заметила, что от противной стороны можно ожидать чего угодно, они даже способны пригласить настоящего чемпиона. В конце концов, было решено на всякий случай держать Грациеллу в боевой готовности. Когда же речь зашла о футбольной команде, то каждый клиент Маргериты с гордостью предоставил своих сыновей в ее распоряжение.

У Нунции в комнате висела старая репродукция, изображавшая Родину, которой мать представляет длинную шеренгу своих сыновей, одетых в форму различных родов войск. Под картинкой была надпись: «О, Родина, тебе отдаю моих сыновей!»

Однажды вечером, когда собравшиеся в кабачке Маргериты женщины наперебой предлагали своих ребят в футбольную команду, Нунция вспомнила о своей картине и громко процитировала эту знаменитую фразу. Однако на нее сейчас же посыпались обвинения в неуместном остроумии и в том, что она переметнулась на сторону противника.

— А что тут странного? — ядовито вставил кто-то из присутствующих. — Зятек-то ее ведь ремовский.

Таким образом, бедная Нунция поняла, что если она хочет рассеять эти подозрения, ей придется стать болельщиком, невзирая на свои шестьдесят лет.

Теперь, встречаясь с Йеттой, она не упускала возможности завести разговор на спортивную тему:

— Ну как, нашли крайних? — спрашивала она.

— Скоро найдем.

— Маргерита говорила, что полузащитники уже есть.

Но вот после волнений, страхов и споров великий день наступил.

Заря еще только легонько постучалась в окна, осветив пока одну сторону переулка, а глаза всех были уже открыты, все с огромным нетерпением ждали необычного зрелища, исполненные отчаянной решимости победить.

9

В это утро женщины переулка под разными предлогами постарались задержаться в лавке Густо, и не только затем, чтобы полюбоваться на Вьоланте за кассой, но главным образом желая насладиться встречей матери с дочерью.

Конечно, Нунция не откажется сегодня от своей обычной воскресной покупки и зайдет за мясом. Каждому хотелось увидеть, как она будет платить в кассу и пересчитывать сдачу, полученную от Вьоланте.

Но Густо уже понял истинную причину медлительности своих покупательниц и во всеуслышание заявил, что мясо Нунции он подарит. Это лишило предполагаемое зрелище всякого интереса, и разочарованные женщины уже, направились к выходу, когда в витрине, выходящей на улицу делла Биша, показалась голова Нунции.

— Привет молодоженам! — весело крикнула она, проходя мимо.

— А мясо? Мяса разве вы не купите?

Нунция показала сверточек, завернутый в желтую бумагу.

— Уже купила.

В лавке вдруг наступила тишина. Вьоланте в изумлении открыла глаза и уставилась на мать, а Густо стал серьезным. Нунция поняла, что нужно объясниться.

— Такая уж я уродилась, — сказала она. — Не могу не ругать то, что покупаю. Вот нравится мне ругать, и все тут. Искони веков так делала, сколько лет хожу, столько и ругаюсь. Он-то это прекрасно знает! А теперь что я должна делать? Помалкивать! Ну вот я и переменила лавку.

— Изверг рода человеческого! — заорал мясник, красный как рак. — Что, я вам плохо угождал? А теперь-то уж и говорить нечего: в лепешку расшибусь!

— Ну это еще как сказать, — возразила Нунция. — Раньше вы мне угождали — по крайней мере вы так говорите, — а я все равно ворчала. Мясо мне так вкуснее казалось. Я с вами торговалась, называла вас разбойником. А теперь не могу, ничего не могу сказать. Какое же после этого мясо? Конечно, не ахти как удобно: ходить-то ведь дальше приходится, но ничего не попишешь!

— В хорошеньком виде вы меня выставили перед коллегой! — кипятился Густо. — Очень умно!

— Подождите вы… Я ведь другому мяснику объяснила, почему должна у него покупать…

— Объяснили?! А моя репутация ничего не стоит?

— А моя свобода, по-вашему, дешевле?

Женщины, ожидавшие встречи Нунции с дочерью как развлечения, не обманулись. Вышло даже занятнее, чем они думали. Густо был вне себя, даже Вьоланте начала обнаруживать признаки волнения. Но тут соседки Нунции, всегда готовые стать на защиту своей подруги, потащили её из лавки и всей гурьбой, с прачкой во главе и Йеттой в арьергарде, вышли в переулок.

— Молодец! Здорово вы ему все выложили, этому разбойнику, — начала было Йетта, которая ничего не поняла из предыдущего разговора, но тут ударил колокол, и женщины бросились врассыпную по своим домам. Через полчаса переулок наполнился ароматом воскресного супа.

Вместе с полуденной жарой на улицы опустилась тишина, которая, впрочем, длилась недолго. Скоро они буквально наводнились лотками бродячих торговцев, набежавших, чтобы конкурировать с Безансоной в тот единственный день, когда она могла бы прилично заработать. Если же миновать заграждение из плетёнок с жареными каштанами и миндалем, оставить позади гроздья воздушных шариков, пронзительный визг дудок и свистулек; повернуть за угол улицы делла Биша, туда, где предместье переходит в обширный пустырь и, кажется, облегченно вздыхает, как человек, который, наконец, выбрался на волю, если пойти немного дальше, туда, где прачки обычно сушат свое белье, то можно увидеть огороженное кольями, веревками и флажками пространство, изображавшее сейчас стадион…

На остальной части пустыря, вплоть до канала, разместилось убогое подобие «луна-парка», где и должен был состояться праздник.

Однако священник допустил две ошибки. Во-первых, неудачно было выбрано время. На пустыре, лежавшем на самом солнцепеке и пышущем удушливой духотой, было еще слишком жарко. Вторая его ошибка касалась кружек для добровольных подаяний прихожан. Этих кружек на поле было очень мало, и их просто не замечали.