Кошкин. Я не мог…
Монтер. С виду вы — так… По виду — могли бы… Это же надо остаться без рук и без ног, чтобы дать себя в пах…
Кошкин. Когда он меня топтал, я думал об одном: я не знаю слова или способа, как ему объяснить, что мне очень больно… что он жесток… чудовищен… И еще я тогда думал: пока я не знаю, как объяснить… пока я не знаю, как остановить, — надо терпеть.
Монтер. Чушь какая!..
Кошкин. Нет.
Монтер. Абсолютная чушь!.. Ему не объяснять — его бить надо. Смертным боем. Иначе он ничего не поймет. Иначе его никак не остановить. Это уж вы мне поверьте.
Кошкин. Нельзя бить человека. Каким бы он ни был…
Монтер. Человека? Он же чудовище. Да вы сами сказали — чудовище!
Кошкин. Сражаясь с чудовищем, берегитесь сами превратиться в чудовище. Кто-то сказал… Я много думал: наверное, я не смогу жить дальше, если мне доведется ударить человека…
Монтер (с отчаянием). О-о… вот к кому моя любимая!..
Издали доносится зов: «Федя-ааа… Фе-еденька-ааа…»
Что вы сказали?..
Кошкин (одними губами). Оличка…
Монтер. Тише!.. (Вслушивается.) Показалось.
Кошкин. Ветер…
Монтер. Ветер. (Разворочивается к собеседнику.) Смотрите. (Широко разевает рот.) Смотрите, не бойтесь. (Разевает еще пошире, насколько возможно.)
Кошкин робко заглядывает.
Видите?
Кошкин. Не вижу.
Монтер (тащит его под фонарь). Сюда идите, к свету… Видите?
Кошкин. Что мне надо увидеть?..
Монтер. Лет десять тому в один вечер лишился пяти зубов! Как не было — видите?
Кошкин (в ужасе отшатывается). Не могу хладнокровно смотреть на отсутствие зубов!
Монтер. Не надо бояться. Вы видите то, что я вставил. Другие.
Кошкин. Ну, что же они… ну, зачем же они так… неужели есть смысл?.. Неужели же в жизни возможно такое, из-за чего один человек может решиться ударить…
Монтер. Ударить? Кое за что можно не только ударить. Можно и…
Кошкин. Нет! Нельзя! Только не это!..
Монтер. А вы как думаете?
Кошкин. Убить?..
Монтер. Полагаете, у меня нет оснований?
Кошкин. За что?..
Монтер. Да знаете… (Оглядывается.) Если бы я… (Оглядывается.) Хотя бы на секунду поверил, что поможет… (Оглядывается.) Я бы точно не сомневался.
Кошкин. Простите меня, ради Бога…
Монтер. Не прощу. (Смотрит на Кошкина.) За что?
Кошкин. За то, что вам так трудно…
Монтер. Да?.. (Пристально смотрит.) Вы думаете, так и простил? Вы сказали — и все произошло?
Кошкин. Но если не будем прощать — мы погибнем…
Монтер. Прощать… Какая чепуха — прощать… Чушь! Слышите — чушь! Я без прощения буду служить вам век, рабом стану, если вы мне объясните, только объясните: ПОЧЕМУ В ЖИЗНИ ТАК УСТРОЕНО, ЧТО ОДНОГО ЛЮБЯТ, А ДРУГОГО — НЕ ЛЮБЯТ? И ничего не поможет, хоть тресни — ничего!.. Что молчите? Не знаете? Если не знаете — скажите, что не знаете. Не молчите с таким видом, словно…
Кошкин. Я тоже много думал…
Монтер. Ну? Ну?..
Кошкин. Мне кажется, что я знаю.
Монтер. Ну же, черт тебя, ну!..
Кошкин (с грустью глядит). Странный вы…
Монтер. Хорошо, пусть!..
Кошкин. Я вам не скажу ничего нового.
Монтер. Скажите хоть что-нибудь — ну?..
Кошкин. Надо любить.
Монтер. Ну?
Кошкин. Просто любить.
Монтер. Ну? Ну-ну же?!.
Кошкин. Так же просто — как дышать.
Монтер. Говори, наконец, я умоляю?..
Кошкин молчит.
Мало вам, что морочите жизнь… вы еще издеваетесь?..
Кошкин. Что с вами? Мне кажется, вы раздражены… чем-то…
Монтер. И что? Вам-то что за беспокойство — раздражен я, несчастлив, глуп как пробка — что?!.
Кошкин (тихо). Мы — не чужие.
Монтер (похоже, переживает интересное состояние: кинуться ли на Льва или землю грызть; в конце концов, с тихой яростью выдыхает). У-у-у…
Кошкин участливо касается плеча собеседника — тот резко сбрасывает его руку. Все-таки Кошкин кладет руку на его плечо.
Кошкин. Мы не чужие. Мы ходим по одной земле, под одним солнцем и дышим… (Вдыхает в себя то, чем мы дышим.) О земле, о солнце, обо всем этом удивленном простанстве мы думаем одно и то же: как оно прекрасно! Все — одно — понимаете? Едино — все!.. И мы, люди, мы все — одна большая душа! И нам всем надо одно: друг друга любить. Просто любить. Я даже не знаю — как… Наверное, просто — как умеем. Как дано. Как отпущено. Но только обязательно любить! (Замечает, что с собеседником творится неладное.) Вы плачете?..
Внезапно Электромонтер порывисто обнимает Льва, гулко сотрясается. Кошкин понимающе поглаживает страждущего по спине, голове… Делать нечего — возникает мелодия ЛЮБВИ… Вместе же с нею под сенью дерев появляется и Оличка. По одной из аллей решительно и трезво ступает Федор. Следом за ним семенит его спутница по жизни Туся. Мелодия задыхается, обрывается…
Туся. Федя, стой!
Федор. Не буду!
Туся (догоняет). Федор, стой, говорю!
Федор (вырывается). Не буду стоять, сказал! (Сгибается, что-то ищет под столбом.) Вот здесь я его уронил, точно помню!
Туся (хватает мужа за руку). Да погоди!..
Федор (вырывается). Здесь уронил!.. Я еще когда убегал, почувствовал, что роняю, а потом сообразил — крест!..
Туся. Черт с ним, с крестом!..
Федор. Это тебе черт, корова, а мне — не черт!..
Туся. Я новый куплю!
Федор. От тебя дождешься!
Туся (хватает за руку). Куплю, Федя, раз виновата!.. (Дергает.) Остановись ты, из-за креста!..
Федор. Именно, Туся: из-за креста!.. Все твое свинство — из-за креста!.. Не веришь, не чувствуешь, не понимаешь!.. И довольно меня незаслуженно оскорблять!.. (Вырывается.)
Туся. Лучше незаслуженно, Федя, чем если бы заслужил!
Федор. Я живой человек, у меня есть предел!
Туся. Чтобы я даже не слышала таких разговоров, у нас дети!
Федор (останавливается). После двадцати лет вместе — такое! — мне!.. Кого я насиловал в этой жизни? Разве насиловал? Тебя я насиловал?
Туся (со слезами). Меня не насиловал…
Федор. Баба без совести… как у тебя язык поворачивается?.. (Бежит вокруг фонтана.)
Туся (останавливается, тяжело дышит). Ох, не знаю я, Федя, погоди… не поспеваю за тобой, задохиваюсь…
Федор (останавливается, возмущенно). Задыхаюсь!..
Туся. Федя, прощай меня, дуру такую, погорячилась…
Федор. Ты, Туся, не дура — ты закоренелая!.. Потому что живешь, как корова, без поэзии вот тут!.. (Стучит себя по груди.)
Туся. Ладно, закоренелую прости… Я же тебя от любви поцарапала, если бы от чего другого… Горько мне стало, что уже на улицах бросаешься на каждых, когда дома я есть… (Плачет.)
Федор. Да я же в дупелину косой был, как я мог бросаться?
Туся. А я откуда знаю?..
И тут прибегает Длинный с разорванной до колена штаниной, следом, хромая, Константин; вскоре же и Пониже.
