Молчанов провалился в сон и снова проснулся спустя полчаса. Часы показывали четверть пятого утра. Каюта Молчанову досталась без иллюминатора, но уютная, хотя по размеру едва превышала платяной шкаф. По стенам он развешал личные вещи: набор шахмат, фигурку велосипеда, шляпу, которую всегда брал в велопоходы, несколько семейных фотографий из детства, а также пару книг по антропологии и астробиологии, авторства Патрика Макмерфи, с которыми не расставался со времен университета. То, как знаменитый ученый мыслит, излагает фразы и рассуждает напоминало ему отца.

Молчанов выбрался из каюты. Вентиляция шумела над головой, выплескивая высушенный, лишенный запаха, воздух. Свет в жилом модуле был приглушен, каюты командира Стивенсона, Наки и доктора Патела были закрыты. По пути к туалету Молчанов резко отталкивался от поручней на полу, выставлял руку вперед, и летел, словно супергерой, спешивший на помощь. Увлекшись, он не рассчитал траекторию и затормозил плечом о металлический подиум для крепления оборудования. Рука отсохла, а Молчанов отругал себя за ребячество.

До туалета он добрался в плохом настроении. Управившись с надоедливым шлангом, едва не засосавшим кое – что лишнее, он решил задержаться у иллюминатора. Станция пролетала над ночной стороной Земли. Города, словно золотые рыболовные сети хаотично разрослись по поверхности; синие океаны ночью выглядели, как черные зловещие пятна, от которых определенно хотелось держаться подальше.

Откуда – то донесся металлический стук. Молчанов прислушался… На фоне шума вентиляторов все время чудились какие – то звуки. Стук повторился вновь. На этот раз ему удалось определить источник – звук исходил из соседнего модуля. Молчанов протиснулся через узкий переход, заваленный по кругу грузами с провизией. В соседнем модуле он никого не увидел, кроме груды наваленных мешков и емкостей с питьевой водой. Когда – то это был жилой модуль Спокойствие, обладавший самой современной системой жизнеобеспечения. Последняя давно пришла в негодность и была демонтирована. Стены немного подлатали, стыковочные узлы запечатали и решили оставить старика под грузовые нужды. Молчанов уже собирался лететь обратно, но стук прозвучал снова, еще громче. Он доносился из купола.

В космосе нет нужды красться на цыпочках, поэтому Молчанов подлетел к стыковочному проходу между Спокойствием и куполом абсолютно беззвучно. Покровский прислонился к иллюминатору лбом, в руке он держал портативные очки виртуальной реальности, корпусом которых постукивал по стальному обрамлению купола. Молчанов решил также беззвучно удалиться.

– Летописец! – позвал Покровский.

Молчанов замер и не шевелился.

– Говорил тебе, дезодорант только с нейтральным запахом.

– Мне показалось, я слышал стук, – сказал Молчанов.

– Давай, спускайся.

– Не хочу отвлекать. Я уже собирался к себе.

– На том свете выспишься. Поди сюда, кое – что покажу.

Молчанов тянул время, придумывая новую причину чтобы отказаться.

– Давай, такое может быть и не увидишь больше никогда.

Молчанов спустился в купол вперед ногами, словно по невидимой горке. Модуль создавался для наблюдения за Землей, стыковкой с кораблями и работающими в открытом космосе космонавтами. Кварцевые стекла трапециевидной формы располагались вокруг центрального – самого большого диаметром в половину человеческого роста. Купол выступал наружу, как голова стального монстра. Ходили слухи, что его хотели демонтировать ради уменьшения массы корабля. Да и стекла иллюминаторов покрылись оскалинами от многочисленных столкновений с космической пылью и мелкими метеоритами. После долгих споров, модуль решили все – таки оставить. Поговаривают, что вмешался сам Бальтазар, желавший заполучить лучшие кадры с борта Прайма—1479.

Покровский отшвырнул очки от себя, те пролетели между ним и Молчановым. Покровский проводил их взглядом.

– Из первого ряда смотрел. Чуть – чуть не дотянули, буквально вот так, – Покровский изобразил пальцами чуть – чуть в его представлении. – Недоноски хреновы, – Он мотнул головой, цокнул и перевел взгляд на Молчанова. – А ты за красных или за синих?

– Я не увлекаюсь футболом, – сказал Молчанов.

Он говорил это много раз, но почему – то ему вдруг стало стыдно.

– Бабская забава – смотреть как мальчики в трусах мяч гоняют. Для мужиков только хоккей.

Покровский взмахнул невидимой клюшкой, подхватил шайбу и закатил в невидимые ворота.

– Ты что – то хотел показать? – спросил Молчанов.

Покровский смотрел, будто сканировал мысли, потом перевел взгляд ему за спину и указал пальцем по направлению движения станции. Молчанов обернулся. Над поверхностью Земли извивались сине – зеленые отблески северного сияния. Похожие на драконов из Китайского театра теней, они были размером с целые города и страны.

Молчанов застыл не в состоянии произнести хоть слово. Какой – то звук все – же вылетел из его уст и напоминал сдавленное мычание. Ничего прекрасней он в жизни не видел.

– Аврора Бореалис, – произнес Покровский.

– Как ты узнал, что сегодня будет свечение? Никто в ЦУПе не упоминал о недавних вспышках на солнце.

– Они недавно стали следить, не научились еще, салаги. Последние годы только американские электрики сообщали о солнечной погоде, уж не знаю откуда они данные брали.

– Я видел много фотографий, но в реальности это… Немыслимо.

– Римляне обожали богиню Аврору и ее сына Борея. Он символизировал могучий северный ветер. Смотри какой у парня бурный нрав.

Причудливые гигантские фигуры то двигались, то замирали, словно нарисованные, потом исчезали, а затем появлялись уже на сотню километров в стороне.

– Здесь наша мамочка защищает нас, – сказал Покровский в сторону Земли, потом перевел взгляд на черный бесформенный космос. – В межпланетном пространстве мы будем одни.

– У нас же есть магнитный экран – Щит. А если и его не хватит, то капсула со свинцовыми стенами защитит от любого излучения.

Покровский покосился на Молчанова с легкой ухмылкой, будто тот ляпнул глупость. Они просидели какое – то время в тишине. Неизвестно откуда в руке Покровского появилось слегка почерневшее деревянное распятие на шнурке.

– Вон большой круг, видишь? – заговорил Покровский. – Это Лондон. А там справа сейчас будет Копенгаген, но мы его не увидим, не живут там люди больше.

– А Москву увидим? – спросил Молчанов.

Покровский покачал головой.

– Орбита проходит севернее. В другой раз, летописец.

Они снова помолчали.

– Раньше здесь все было в свете, – С легкой обидой заговорил Покровский, когда они пролетали над Россией. – Питер вон еще старается, карабкается как никак. А дальше чернота одна, все вымерло. Голодный народ сбежался поближе к печатному станку.

Покровский снова погрузился в себя. Молчанов поглядывал на него искоса, но тот на время и забыл о его присутствии.

– Тебе нужно поспать, – сказал Молчанов.

Покровский с усилием вздохнул.

– Да разве тут уснешь, – он поглядел на часы. – Перед запуском надышаться хочется.

Покровский провел большим пальцем по крестику.

– Ты когда – нибудь видел, как ведет себя кровь в невесомости?

Молчанов отрицательно помахал головой.

– Сгустки превращаются в кругляшки размером с вишенки. После каждого стука сердца, рана, как будто рыба мечет икринками. Они крутятся вокруг тебя вот так, этакие крохотные луны. И как будто притягиваются. Залетают в глаза, в уши или рот, как назойливая мошкара. Знаешь какова на вкус чужая кровь?

– Нет, – твердо сказал Молчанов так, чтобы Покровский прекратил этот рассказ.

Покровский поглядел на Молчанова с уважением и продолжать не стал.

– Серега был еще жив, когда я нашел его. Прямо здесь, где ты сейчас сидишь. Он заглушил реактор, но сильно обгорел. Все говорили, что это я сделал, но то был Серега. Он превратился в кровоточащую рану. Не говорил, только мычал. Глаза вымаливали меня убить его. – Покровский убрал крестик в карман. – Я держал его за руку пока он не перестал дышать.