Она подождала некоторое время, но мать не отреагировала, лишь мерно дышала.

– Я знаю, что ты тоже всегда хотела вернуться туда и что папа все время мешал тебе. Он даже мыслей о подобной поездке не мог выносить, и мне долго казалось, что и я не смогу. Но теперь мне просто необходимо туда съездить. – Зои взяла Бренду за руку и крепко сжала ее. – Как бы я хотела, чтобы ты поехала со мной, мама… Тогда я не чувствовала бы себя такой одинокой, и мы…

Веки Бренды вдруг затрепетали, и Зои непроизвольно затаила дыхание, когда мать взглянула на нее.

– Мама?

Лицо Бренды какое-то время оставалось неподвижным, в глазах стояла пустота. Потом она нахмурилась.

– Кто вы? – резко спросила она и отдернула руку, отстранившись.

Зои вздохнула. «Я твоя дочь», – хотела сказать она, но понимала, что Бренда ей не поверит. В хорошие дни она даже иногда улыбалась, и тогда Зои на миг обретала уверенность, что мать где-то в глубине души все еще знает, кто стоит рядом с ней. Но в последнее время таких хороших дней почти не случалось.

– Что вам от меня нужно? – Глаза Бренды, полные недоверия, враждебно блеснули.

– Я хотела проведать вас, – объяснила Зои как можно спокойнее. Она знала: очень важно не растревожить мать еще сильнее. – Вам что-нибудь принести?

Вопрос заставил Бренду задуматься. Она растерянно оглядела комнату.

– Может быть, чаю? – продолжала Зои. Иногда напоминание о вещах, которые она любила, помогало.

Но Бренда даже не слушала дочь, она откинула одеяло, собираясь встать. Зои удержала ее.

– Нет, оставайтесь в постели.

– Не трогайте меня. Мне нужно домой, – запротестовала мать и, защищаясь, ударила Зои. – Уходите прочь!

Зои отпустила ее, и Бренда выбралась из кровати, оттолкнула дочь в сторону. Босиком, в ночной рубашке она бросилась к двери и открыла ее, вышла в коридор. Зои нажала кнопку на ночном столике и вызвала санитарку, которая поспешила на помощь и перехватила Бренду.

– Миссис Бивен, что вы делаете в коридоре? Разве вы не хотите прилечь? Здесь, снаружи, слишком холодно.

Теперь на лице Бренды отчетливо читалась растерянность из-за невозможности действовать.

– Мне нужно домой, – повторила она, на этот раз потише, и снова огляделась, словно искала то место, которое больше не могла представить.

– Ну, пойдемте, миссис Бивен, я отведу вас обратно.

Сиделка подталкивала мать Зои, направляя ее в комнату. Та больше не сопротивлялась и позволила довести себя до кровати. Бренда безропотно легла и уставилась в потолок; казалось, она снова погрузилась в собственный мир, из которого не могла найти выход.

– Уже вечер. Видите? Скоро солнце зайдет. Сейчас вам лучше поспать.

Сиделка указала на окно, как бы в подтверждение своих слов, но Бренда осталась безучастной, поэтому женщина в белом халате лишь погладила ее по руке. Потом она ободряюще улыбнулась Зои и вышла из комнаты, прикрыв дверь.

Зои знала эту сиделку. Ее звали Шона, она работала в этом отделении примерно полгода. Она устроилась сюда вскоре после того, как Бренду определили в дом престарелых, и у Зои создалось впечатление, что Шона лучше всех умеет обходиться с ее матерью. Казалось, Бренда была с Шоной более приветливой и энергичной, выполняла ее указания. С дочерью Бренда вела себя как с незнакомым человеком, и пусть Зои знала, что это одно из проявлений болезни, но всякий раз это ранило ее в самое сердце.

Мать перестала ее узнавать. Она больше никого не узнавала, самые простые вещи давались ей тяжело, она становилась апатичной.

Болезнь Альцгеймера забирала ее, сначала медленно, потом все быстрее. А Бренде было всего лишь шестьдесят с небольшим. У людей такого возраста эта коварная болезнь проявлялась редко, поэтому врачи сначала не придали значения забывчивости, от которой страдала Бренда. А это могло быть первым признаком заболевания. Диагноз стал шоком, и хотя Зои детально информировали обо всех последствиях, она все еще не могла осознать, как сильно изменилась мать за это время.

Бренда Бивен была кроткой женщиной, никогда не повышавшей голос. И настоящей леди, всегда элегантной, всегда очень ухоженной. Ее длинные, до плеч, волосы моментально поседели после того лета в Корнуолле, они все время спутывались, и Зои даже не могла их расчесать, потому что Бренда не позволяла. Когда она пыталась это сделать, мать становилась агрессивной и била Зои, ругалась или отталкивала дочь. Один раз даже принялась звать на помощь и угомонилась только тогда, когда сиделка дала ей успокоительное. В тот момент Зои стало ясно, что она окончательно потеряла мать.

Бренда опять заснула, дыша спокойно и глубоко, поэтому Зои вновь решилась подойти к кровати. Она нежно погладила ее руку, рассматривая тонкие пальцы и овальные ногти, такие знакомые, что Зои смогла бы отличить их от сотен других. Отчего она так хорошо знала руки матери? «Наверное, потому, что они держали, гладили и кормили меня еще до того, как я стала это осознавать, – подумала Зои. – Как часто не замечаешь, насколько важны для тебя эти прикосновения, и как горько, когда приходится от них отказываться…»

– Будь здорова, мама, – прошептала Зои, резко развернулась и вышла из комнаты, после чего быстро зашагала по коридору с темным паркетным полом к выходу из отделения.

Перед открытой дверью комнаты для медсестер Шона разговаривала с другой сотрудницей. Она приветливо улыбнулась, когда Зои прошла мимо.

– Хорошего отпуска, мисс Бивен! – воскликнула она, ведь Зои сказала ей, что некоторое время не будет тут появляться. И пусть для Бренды это не имело значения, Зои не хотела, чтобы персонал решил, будто мать ее больше не интересует.

У выхода из отделения она снова помахала сиделкам. Затем Зои достала телефон, включила его и вызвала такси, после чего сбежала вниз по лестнице и прошла через маленькое фойе.

Оказавшись снаружи, она взглянула на фасад, на окно комнаты, где лежала мать. Перестроенный викторианский особняк располагался в престижном районе Белгрейвия; заведение считалось самым респектабельным во всем Лондоне. Здесь Бренда и другие пациенты с болезнью Альцгеймера получали лучший уход, за который были в состоянии заплатить зажиточные клиенты. И Зои могла бы порадоваться, что в силах обеспечить матери такое содержание. Но в этот раз, уходя из дома престарелых, она чувствовала себя предательницей, особенно потому, что не могла точно сказать, когда вернется.

В бюро Зои тоже сообщила, что хочет взять отпуск. Она приехала туда во второй половине дня и еще раз объяснила Филиппу, что ей на некоторое время нужно сделать перерыв. Она списывала это на стресс минувшей недели и последствия падения. Он сразу выразил готовность помочь, распределить иначе текущие проекты. Не слишком трудная задача, ведь многие из ее подчиненных с радостью ухватились за возможность взять на себя больше ответственности.

Лишь самой Зои было тяжело прощаться с работой. Она все еще не могла представить, что поедет завтра не в бюро, а в Корнуолл. И уж тем более она не хотела думать о том, что не пройдет и десяти дней, как все будет кончено. По крайней мере, она уладила самые важные дела, все точно знали, чем заняться, и работа будет идти дальше без нее.

Единственным человеком, еще ничего не знавшим о ее неожиданной поездке, оставался отец. Зои весь день отодвигала момент, когда придется все ему рассказать. Он наверняка уже вернулся из Винчестера. Поэтому сейчас ей следует поехать к нему и…

Прямо возле Зои остановилась машина, но она осознала это, лишь когда опустилось стекло. Впрочем, это было не такси, которое она ожидала, а серебристый «ягуар». Она узнала автомобиль спустя секунду, как и мужчину за рулем.

– Папа! – с удивлением воскликнула она и даже обрадовалась, потому что в тот момент ей показалось, что он приехал навестить Бренду.

Но Джордж Бивен не вышел из машины, он взглянул на дочь через опущенное стекло.

– Садись! – потребовал он, а когда Зои увидела его нахмуренные брови, то поняла, что он знает о ее планах. И что он совершенно им не рад.