- Не переживай, найдём. Ребята весь город прочёсывают. Ты мне лучше скажи, что будешь делать дальше? Хочешь возобновить отношения? Ты простил её?
- Я не знаю. И не хочу сейчас об этом думать. Сашка, я нахер живьём себе сожру, если с её ребёнком что-то случится! Я понимаю, что подставляю тебя, но пока не найду самую лучшую клинику, пока не положу туда Миру, пока не убежусь, что и с ней, и с ребёнком всё будет хорошо, я не смогу больше ничем заниматься.
- Любишь её да? - устало улыбнувшись, Суханов проницательно взглянул на друга.
- Ненавижу, - сквозь стиснутые зубы, процедил тот, и откинулся на спинку кресла. - Только жить без неё уже не могу. Каждый день подобен адской и мучительной смерти. Если с ней, что-то случится...
- Успокойся, этого мы не допустим, - на полном серьёзе произнёс Суханов, и задумчиво потёр подбородок. - Муковисцидоз...чёрт, что же эта за болезнь-то такая? Всех наших детей под себя косит!
- Всех детей? А что, кто-то ещё ею болен?
- Дочь Руслана, забыл уже что ли? Кстати, она же сейчас на лечении в Германии. Почему бы не позвонить Русу и не посоветоваться с ним?
Игорь не знал, по какой такой причине, но именно после этих слов друга, на него накатило странное, скорее даже болезненно волнующее предчувствие. Внутри него словно, что-то перевернулось. Словно Суханов ненароком задел, что-то, о чём Игорь раньше и не догадывался, но что моментально оставило жирный пепельно-чёрный отпечаток у него на душе. Встряхнув головой, мужчина тут же попытался отогнать от себя дурные мысли. Не время сейчас для безумных беспочвенных догадок.
- Ты прав. Это дело то же не терпит отлагательств. Нужно немедленно связаться с Русланом. Он оставил тебе свой теперешний номер?
- Конечно. Он всем оставил. А тебе, что нет? - вопросительно вскинув брови, Суханов с подозрением взглянул на друга. - Я смотрю, у вас отношения в последние месяцы сильно подпортились? Поссорились из-за чего-то?
- Нет. Откуда такая информация? - всеми силами Игорь постарался сохранить спокойствие в голосе. Почему-то зловещее нагнетающее предчувствие начало подниматься в нём с новой силой.
- Да просто раньше, вы были почти, что как братья, а незадолго до отъезда Руслана, у меня создалось впечатление, что отношения между вами изменились. Ты не замечал?
- Изменились не отношения, а сам Руслан. В последнии дни он был каким-то отстранённым, расклеенным, словно жил на параллельной вселенной. Я если честно думал, что у него опять какие-то шуры-муры со своей бывшей закрутились.
- Да нет, это вряд ли. Я знаешь, что думаю?
Поделиться своими предположениями Суханов не успел. Мобильный, во внутреннем кармане пиджака Самсонова завибрировал, и мужчина даже не глядя на дисплей, тут же принял вызов, которому сейчас был рад как утопающий спасательному кругу. Почему-то разговор о Руслане начинал нравиться ему всё меньше и меньше. Воспоминания о теперь уже, наверное, бывшем друге нагнетали странные, очень дурные предчувствия. Так иногда бывает, когда ты не знаешь, какую-то тайну, но всем своим нутром чувствуешь, что ничего хорошего она для тебя не несёт, и лучше уж всегда оставаться в наведении сладкой лжи, чем потом грызть и терзать себя горькой правдой.
- Да, я слушаю, - уже через секунду разговора лицо Игоря исказилось целым взрывом противоречивых чувств, состоящих из спокойствия и волнения, страха и радости, гнева и безудержного восторга. Резко поднявшись на ноги, Самсонов быстрым шагом двинулся в прихожую. - Нашли... Чёрт, вы не ошиблись? Да, да, я понял. Нет, не нужно, я найду это место. Не сводите с неё глаз, понятно? Я уже еду.
*****
Машина затормозила у старой, местами порушавшейся потяэтажки. Не думала я, что ещё когда-нибудь сюда вернусь. Из детства, из совсем раннего детства, у меня осталось довольно мало воспоминаний и самое яркое из них было как раз то, как мы отсюда съезжали. Перед глазами тут же всплыл радостный образ отца. Это удивительно, но даже, несмотря на то, что мне тогда было всего пять лет, я очень хорошо помню, как он святился от счастья, когда получил от своей конторы двухкомнатную квартиру в новом девятиэтажном доме. В моей памяти, наверное, навсегда отпечаталась картина, как он погружал в машину множество коробок, и при этом каждые пять секунд отвлекался, чтобы зацеловать маму или потрепать меня за щёчки. 'Ну, что ведьмочка, хочешь на наше новое жилище посмотреть?' - в сознании как наяву всплыл мягкий, с определённой долей хрипотцы голос отца, и я невольно вздрогнула. Забавно, а ведь он тоже называл меня маленькой рыженькой ведьмочкой. Всё грозно подшучивал, что когда я вырасту, он из мужской солидарности, будет отпугивать всех парней от такой 'подставы' как я. Только не случилось этого. Погиб папа, всего через два месяца после того, как мы въехали в новую квартиру. Какой-то лихач в подвыпившем состоянии на огромной скорости мчался по вечернему городу, не замечая никого на своём пути. Вот тогда и закончилось моё счастливое детство. Из квартиры нас выселили. Мама долгое время не могла устроиться на работу. Перебивались на одних лишь копеечных подработках: то двор подмести, то подъезд со шваброй обойти. Только вот как позже выяснилось, даже тогда, когда у нас денег толком-то и не было, жили мы вполне счастливо, до тех пор, пока не появился в нашей жизни дядя Борис - крупный предприниматель, мужчина, обеспеченный во всех отношениях. Он мне сначала показался сказочным персонажем. Перевёз нас в новую четырёхкомнатную квартиру, маму с ног до головы цветами осыпал, меня игрушками заваливал. Но вся эта воображаемая идиллия семьи закончилась, когда у мамы случился выкидыш, и врачи сообщили, что больше она детей иметь не сможет. Сейчас я не могу понять почему, если Борис так сильно хотел своего ребёнка, он не развёлся с моей мамой и не женился на другой женщине? Почему он не создал, по его понятиям нормальную семью, а начал морально уничтожать нас? Почему мама позволила превратить себя в тряпку? Почему не заступалась за меня, когда её муж лупил меня за малейшую провинность, а только тихо рыдала в уголке? Почему она не развелась с ним? Неужели любила? А как же мой отец? Ведь я не раз замечала, как она в тайне нервно теребила в руках его старые помятые фотографии, вдыхала в себя запах его одежды, и как только появлялась возможность сбегала к нему на кладбище. Зачем же она тогда вышла замуж за этого монстра?
- Девушка, мы уже подъехали, - недовольно отозвался таксист, тем самым вывел меня из моих размышлений. Порывшись в сумочке, я достала кошелёк и, вытащив из него несколько сотенных купюр, протянула их полноватому мужчине лет сорока. Выйдя из машины, он помог мне достать из багажника мои дорожные сумки, и сухо попрощавшись, рванул вместе со своим 'тазиком' на очередной заказ.
Несколько минут я стояла под скатывающимися с неба крупными снежинками и смотрела на обшарпанную железную дверь. Мама снова переехала в нашу старую квартиру. Почему? Неужели Борис разорился? А может она с ним развелась?
Такая мысль стала для меня своего рода толчком, чтобы я собралась с силами и зашла в старый, провонявший сыростью и дешёвой выпивкой подъезд. Каждый мой шаг давался мне с огромным трудом. В какую-то минуту у меня появилось дикое желания всё бросить и рвануть, куда глаза глядят, но я сдержалась. Да, несколько лет подряд я ненавидела, хотя скорее даже презирала свою мать. За её нерешительность. За то, что она позволяла обращаться с собой как с тряпкой, и за то, что ни разу не заступилась за своего ребёнка. Но сейчас...почему-то именно сейчас мне стало её невероятно жалко. Почему? Может, повзрослела и стала больше понимать? Она ведь любила отца, сильно любила, а после его смерти...кто знает, что в ней перевернулось.
С гулко стучащим сердцем я нажала на кнопку звонка, и до крови прокусила губу, невероятными усилиями воли удерживая себе на месте. Через несколько минут послышались робкие, едва различимые шаги, а ещё через мгновение входная дверь распахнулась. На пороге я увидела молодую женщину тридцати восьми лет в потрёпанном бесформенном халате, с перекинутой набок густой, небрежно заплетённой рыжей косой. Глубокие ярко-зелёные глаза медленно прошлись по всему моему телу, начиная с кончиков сапожек и заканчивая пампушкой на шапке. Я не знала, какие чувства сейчас грохочут во мне сильнее. То ли желание обнять единственно родного мне человека, то ли и вовсе раствориться. Но когда мама дрожащими руками обхватила себя за плечи, тихо всхлипнула, и я увидела, как по её щеке скатилась выстраданная одинокая слезинка, я не выдержала, кинула сумку на грязный пол, и что есть силы, вцепилась в хрупкие, и одновременно такие сильные плечи.
