И тут ему в затылок словно вонзились тысячи иголок – возникло отчетливое ощущение, что кто-то наблюдает за ним. Андре медленно выпрямился и осмотрелся. Вроде бы ничего подозрительного. Только редкий лес да поляна, на которой виднелась их палатка.

Решив, что стал жертвой игры воображения, Андре опять наклонился над ручьем, чтобы закончить мучительное омовение. Потом вытерся насухо, быстро оделся и поспешил назад к огню.

– Уже? – удивился Джозеф-Жан, разливавший по кружкам черный чай. Одну из кружек он сунул в трясущиеся от холода руки Андре, с усмешкой заметив: – У тебя нос синий, мой дорогой друг.

– Ужасно замерз, – буркнул Андре. Он осторожно отхлебнул из кружки и едва заметно улыбнулся, наслаждаясь согревающим эффектом чая. – Лучше бы помылся в тазу. Но ничего, через неделю мы уже будем в Ксанфосе.

– Вот там будет теплее, чем в преисподней, – ухмыльнулся Жо-Жан. – А пока – садись. Жаркое готово. – Он разложил еду по тарелкам и нарезал хлеб.

Андре воткнул вилку в козлятину, поднес к носу и поморщился.

– О господи, запах отвратительный! – воскликнул он. – Повар из тебя никудышный.

– Я тебя предупреждал… – Джозеф-Жан с трудом проглотил кусок мяса. – Господи, чего бы я только не отдал за слугу, который может сносно готовить! Обещай, что обязательно наймешь кого-нибудь, как только мы выйдем к цивилизации.

– Клянусь жизнью, – заявил Андре. – Но только не такого, как Хамид. Да, кстати… – Он отложил вилку и, выпрямившись, оглядел поляну. – Тебе не кажется, что этот кретин пошел за нами следом?

– Через перевал? Ты в своем уме? Ведь он же что есть мочи поскакал прямо в противоположном направлении. С чего ты решил, что он… – Жо-Жан умолк и потянулся за пистолетом.

– Ну, я просто подумал… Впрочем, не важно. – Андре пожал плечами и добавил: – У меня возникло странное ощущение, что за нами следят. Но мы ведь не сталкивались ни с какими признаками цивилизации уже несколько дней, верно?

– Что до меня, то я жду не дождусь, когда мы хоть с кем-нибудь столкнемся. – Джозеф-Жан сунул пистолет обратно в кобуру. – Здесь ужасно холодно, а еда… – Он вздохнул и поморщился.

– Вот именно… – кивнул Андре. Он швырнул кусок хлеба в кусты и отодвинул от себя тарелку с козлятиной, к которой почти не притронулся. – Знаешь, мне такая еда в горло не лезет.

– Шутишь, наверное. Ладно, продолжай работу. А я пока все вымою. – Жо-Жан собрал тарелки и отправился с ними к ручью.

Андре занялся рукописью, но никак не мог отделаться от ощущения, что за ним следят. Внезапно он заметил краем глаза какое-то движение. А затем отчетливо увидел, как из кустов на краю поляны – там были сложены мешки с неразобранными вещами – протянулась маленькая смуглая рука. Не на шутку разозлившись – такая откровенная попытка воровства! – Андре поднялся и, стараясь не шуметь, зашел с другой стороны кустов. Он сумел увидеть лишь тощий зад в мешковатых шальварах и тонкие маленькие ноги в поношенных сандалиях.

Андре наклонился и схватился одной рукой за шальвары, а второй – за ворот мальчишеской рубашки. Еще секунда – и он вздернул воришку в воздух.

– И как это, по-твоему, называется? – спросил Андре на турецком.

Мальчишка глухо вскрикнул и отчаянно замолотил в воздухе руками и ногами. Андре бросил его на землю, и тот со всего размаху сел на задницу, резко выдохнув при ударе. В испуге глядя на Андре широко раскрытыми глазами, мальчишка закричал:

– Господин, я не хотел сделать ничего плохого!

– Да?.. А зачем тебе понадобился мой мешок?

– Нет-нет, мне не нужен ваш мешок! Я собирался подобрать то, что вы выкинули. – Он встал; его тщедушное тельце все тряслось.

Андре посмотрел туда, куда мальчишка указывал пальцем. Там, в дальнем конце зарослей кустарника, лежал большой ломоть хлеба, который он выбросил перед этим.

– Я не вор, – заявил мальчишка, вскинув подбородок. – Я подумал, что вы его не хотите.

Андре оглядел мальчугана с головы до ног. Одежда на нем была поношенной, и он производил впечатление сильно истощавшего. Темные глаза казались огромными на овальном лице с изящными чертами, а черные волосы были неровно подстрижены.

– Как тебя зовут? – спросил Андре сурово.

– Али, эфенди[1].

– Из какой ты деревни?

– У нас все умерли. От чумы.

Джозеф-Жан, услышавший шум, уже бежал вверх по склону с пистолетом наготове. Мальчик бросил на него полный тревоги взгляд и с мольбой протянул к нему руки.

– Убери пистолет, – приказал Андре. – Он безобиден. Это просто изголодавшийся ребенок.

Али сглотнул с облегчением, увидев, что Джозеф-Жан опустил оружие.

– Что ты делаешь один в горах? – спросил Андре. – Разве тебе не известно, что здесь опасно?

– Я иду с равнины Дембре, эфенди. Мне нужно попасть в Измир.

Андре в изумлении уставился на мальчишку.

– Ты пешком шел от Дембре?

– Да. А как же иначе? У меня ведь нет ни осла, ни лошади. Но я сначала шел через долины.

– Боже милостивый… – пробормотал Андре, удивляясь, что мальчишке удалось выжить на таком пути.

– Пожалуйста, эфенди, можно мне взять тот хлеб? Очень хочется есть… – сказал Али; его шатнуло от слабости.

Андре вздохнул и, подхватив ребенка на руки, бросил на Джозеф-Жана взгляд, полный смирения.

– И за что мне это? – Снова вздохнув, он понес Али к огню. – Почему такое всегда случается именно со мной? Принеси кувшин с водой, Жо-Жан, и запасное одеяло.

Андре ощупал лоб мальчика, чтобы узнать, есть ли у него жар, и с облегчением обнаружил, что нет; ему совершенно не хотелось контактировать с чумными. Окунув обрывок полотна в воду, он протер им лицо Али, а затем завернул мальчика в одеяло, которое подал Джозеф-Жан.

– Проклятье! Что же нам делать с этим истощенным ребенком? – спросил он у кузена. – Мы ведь не можем бросить его здесь, когда завтра свернем лагерь, верно?

– Конечно, не можем, – откликнулся Джозеф-Жан. – Заберем его с собой, и пусть он побудет при нас, пока мы не доберемся по крайней мере до Минары.

– Мне совершенно не хочется выступать в качестве сиделки при оборванце-турчонке, – с досадой заявил Андре.

– Понятное дело. Но я сомневаюсь, что он долго протянет в таких жутких условиях, если предоставить его самому себе, – заметил Джозеф-Жан.

– А как, по-твоему, мы должны поступить с ним, когда прибудем в Минару?

– Возможно, найдем какую-нибудь семью, которая возьмет его к себе.

Андре с сомнением покачал головой и пробормотал:

– Ладно, что-нибудь придумаем. Он настрадался от голода и холода и сильно истощен. Может, и до Минары не доживет…

Джозеф-Жан кивнул и тихо ответил:

– Знаешь, а ты, оказывается, не такой бессердечный, каким хочешь казаться. Можешь привести его в чувство и покормить?

– Мне что, тряхнуть мальчишку так, чтобы у него мозги выскочили? Кстати, эта похлебка прикончит его окончательно. – Андре провел ладонью по волосам, пытаясь припомнить, какие лекарства имелись в его мешке. – Мне кажется, он сам придет в себя в свое время. А сейчас ему важнее согреться и выспаться.

Андре внимательно посмотрел на тщедушного ребенка, на смуглом лице которого проступила бледность. Мальчишка не казался настолько сильным, чтобы идти пешком – не говоря уж о том, чтобы проделать такой долгий путь.

– Удивительно… – пробормотал он. – Должно быть, что-то очень серьезное заставило его преодолеть долгую дорогу от Дембре и перевалить через горы.

– Может, настойчивое желание?

– Может быть. Хотя… Возможно, его рассказ – сплошная выдумка. Возможно, он охотился за нашей поклажей. В любом случае нам придется быть начеку все это время. – Андре переложил Али поближе к костру. – Сегодня ему лучше полежать у тепла. Я за ним присмотрю, а ты ложись спать.

– Уверен?.. – пробормотал Джозеф-Жан, не скрывая удивления.

– Да, уверен, – в раздражении ответил Андре. – Не беспокойся, я не зажарю его на завтрак. Может, я и бессердечный, но во мне еще осталось некоторое чувство приличия.