Примерно на шестое число декабря, Гарри попросил Гермиону провести с ним несколько занятий по окклюменции. Гермиона согласилась.
— Легилименс!
В этот раз, мысли Гарри были заняты Волан-Де-Мортом, Джинни, Отрядом Дамблдора, крестражами и Роном. На второе занятие, Гарри выбрасывал Гермиону на воспоминаниях о Дамблдоре, затем на воспоминаниях о Джинни, а затем, Гермиона и вовсе не смогла попасть в его мысли. На этом, пока что, занятия прекратились.
Днем они усердно пытались определить, где сейчас находится меч Гриффиндора, однако чем больше обсуждали, куда Дамблдор мог его запрятать, тем безнадежнее казались все эти разговоры. Гарри, сколько ни ломал голову, не мог вспомнить, чтобы Дамблдор хоть раз упоминал о возможном тайнике. Бывали минуты, когда Гарри и сам не знал, на кого злится больше — на Рона или на Дамблдора. «Мы думали, ты знаешь, что делаешь…. Думали, Дамблдор тебе объяснил, что нужно делать… Мы думали, у тебя есть настоящий план!» Невозможно скрывать от самого себя: Рон был прав — Дамблдор оставил его буквально с пустыми руками. Ну, отыскали они один крестраж, так и тот уничтожить не могут, а остальные крестражи попрежнему совершенно недоступны. Раньше, Гермионе хватало секунды, чтобы прочесть мысли Гарри, чтобы понять, что он чувствует, но вспоминала, что он скрывает мысли теперь даже от неё. Отчаяние грозило захлестнуть его с головой. Гарри поражался, как у него хватило самонадеянности потащить с собой друзей в это бессмысленное путешествие неведомо куда. Он ничего не знал, ни о чем не имел ни малейшего представления и каждую минуту мучительно ждал, что Гермиона тоже скажет: с нее хватит, — и соберется уходить.
По вечерам они почти не разговаривали. Гермиона вынимала из сумочки портрет Финеаса Найджелуса и устанавливала его на стуле, прислонив к спинке, как будто он мог заполнить пустоту, образовавшуюся после ухода Рона. Несмотря на свои прежние громогласные уверения, что он никогда больше к ним не явится, Финеас Найджелус удостаивал их посещением каждые несколько дней с завязанными глазами — должно быть, не мог удержаться, рассчитывая хоть что-нибудь выведать. Гарри был ему даже рад: все-таки какое-никакое общество, даром что ехидное и зловредное. Они жадно ловили любые новости о том, что делается в Хогвартсе, хотя Финеас Найджелус был далеко не идеальным источником информации. Он искренне почитал Снегга — первого директора слизеринца со времен самого Финеаса, поэтому Гарри с Гермионой приходилось следить за собой; при всяком критическом отзыве о Снегге или дерзком вопросе по его поводу Найджелус немедленно покидал картину. Тем не менее, кое-какие обрывки удавалось узнать.
Снегг, как выяснилось, постоянно сталкивался с глухим сопротивлением части учеников. Джинни запретили прогулки в Хогсмид. Снегг возобновил старый указ Амбридж о запрете собираться вместе трем и более ученикам и об обязательной регистрации ученических организаций. Что же касается неразделимой троицы: Панси, Блейза и Драко, то они, по посланиям Невилла, присоединились к сопротивлению Отряда Дамблдора.
— Наверное, Отряд Дамблдора возродить хотят… — предположила Гермиона.
Пока Финеас рассказывал о выкрутасах Снегга, Гермиона на секунду поддалась безумию и подумала: не вернуться ли ей спокойно в школу, вместе со всеми сопротивляться новому режиму. У неё будет еда, мягкая постель, и пускай другие все решают за неё — в ту минуту это казалось самым желанным на свете. Гермиона переводила взгляд на Гарри, и сразу же отбрасывала эту мысль. Она впервые за долгое время села рядом с ним, и обняла его.
— Не волнуйся, я не оставлю тебя, — успокаивала его Гермиона. Гарри обнял её в ответ, — я уверена, что Рон поймёт свою ошибку и вернётся. А пока, я постараюсь его заменить, и буду нести бремя с тобой!
Финеас Найджелус невольно подчеркивал опасность, то и дело ненавязчиво пытаясь выяснить, где сейчас находятся Гарри и Гермиона. Каждый раз, как он это делал, Гермиона бесцеремонно заталкивала его в расшитую бисером сумочку, после чего Финеас неизменно пропадал на несколько дней.
Погода портилась, становилось все холоднее. Гарри и Гермиона не решались подолгу оставаться на одном месте, поэтому из южной части Англии, где разве что по ночам слегка подмораживало, им пришлось переместиться в другие районы. То их забрасывало в горы, где хлестали дожди вперемешку со снегом, то на болота, где палатку залило ледяной водой, то на крохотный островок посреди шотландского горного озера, где их за ночь засыпало снегом, чуть ли не по самую крышу. В окнах домов уже мигали огоньками рождественские елки, и наконец, наступил вечер, когда Гарри снова отважился заговорить о единственном, на его взгляд, оставшемся направлении поисков. Они только что закончили необычно вкусный ужин: Гермиона в мантии-невидимке навестила ближайший супермаркет (причем, на удивление добросовестно, положила деньги в кассу), и Гарри надеялся, что она станет более сговорчивой, наевшись спагетти болоньезе и консервированных груш. Кроме того, он предусмотрительно предложил на пару часов отдохнуть от крестража, который висел теперь на спинке кровати.
В очередной раз просматривая книжку, подаренную Дамблдором «Сказки Барда Бидля», Гермиона уже несколько раз всматривалась в странный символ, который был изображён на каждой десятой странице книжки. Она просмотрела несколько рун, но там этого знака не было.
Из раздумий её вывел голос Гарри
— Гермиона, я тут подумал…
— Гарри, ты можешь мне помочь? — она явно его не слышала. Гермиона наклонилась вперед и протянула ему книгу. — Посмотри вот на этот символ. — Она ткнула пальцем в страницу. Вверху располагался, должно быть, заголовок очередной сказки (хотя у Гарри не было полной уверенности, поскольку он не умел читать руны), а над ним было изображено нечто вроде треугольного глаза, зрачок которого пересекала вертикальная черта.
— Гермиона, я же не изучал древние руны.
— Знаю, но это не руна, и в «Словнике» ее нет. Я думала, это просто глаз нарисован, а теперь что-то сомневаюсь. Смотри: знак выполнен чернилами, кто-то его нарисовал в уже готовой книжке. Вспомни, ты никогда не видел его раньше?
— Да нет…. Нет, погоди-ка! — Гарри присмотрелся поближе. — Это вроде тот самый символ, который был на шее у отца Полумны?
— Я тоже вспомнила ту цепочку, — сказала Гермиона.
— Значит, это знак Грин-де-Вальда. -Гермиона уставилась на него, разинув рот.
— Кого?
— Мне Крам рассказывал… — Гарри пересказал свой разговор с Виктором Крамом на свадьбе Билла и Флер. Гермиона была потрясена.
— Символ Грин-де-Вальда? — Она переводила взгляд с Гарри на загадочный знак и обратно. — Не слышала, чтобы у Грин-де-Вальда был какой-то особый символ. Ни в одной книге об этом не упоминается. Тем более, что он не мог выполнить этот рисунок в маленькой книжке.
— Я же говорю, Крам сказал, что такой же знак вырезан на стене в Дурмстранге, и что оставил его там Грин-де-Вальд. — Гермиона, нахмурившись, откинулась на спинку кресла:
— Очень странно…. Если это — символ темной магии, что он делает в детской книге сказок?
— Да, загадка, — согласился Гарри. — Казалось бы, Скримджер должен был его заметить. Министр обязан разбираться во всяких темных делах.
— Знаю, … Может, он тоже подумал, что это просто глаз? У всех других сказок есть такие маленькие картиночки над заголовком. — Она умолкла, сосредоточенно разглядывая непонятный знак. Гарри сделал еще одну попытку.
— Гермиона!
— М-м?
— Я тут подумал, … Я хочу побывать в Годриковой Впадине.
— Ты читаешь мои мысли, — спокойно сказала Гермиона, закрывая книжку, — у меня возникла мысль, что меч Гриффиндора Дамблдор мог спрятать там. Возможно, он думал, что в Годриковой Впадине мечу ничто не угрожает?
— Помнишь, что говорила Мюриэль?
— Кто?
— Ну, эта… — Гарри запнулся, ему не хотелось упоминать Рона. — Двоюродная бабушка Джинни. Которая сказала, что у тебя костлявые лодыжки.
— А-а, — отозвалась Гермиона. Момент был щекотливый. Гарри знал, что она почуяла отзвук имени Рона, и торопливо продолжил:
