- Хорошо, - согласился инженер. - Дайте недельку, чтобы я смог грубо отрегулировать компенсаторы на собаке. А череп ей тоже придется взломать. Но клянусь, Иван Михайлович, это будет последняя.

- Да бросьте вы сантименты, батенька мой! - ответил профессор, расхаживая по лаборатории еще быстрее обычного. - У вас повышенная нервная возбудимость. Отдыхать надо, да некогда.

Вечером, когда профессор уже ушел, инженер вдруг услышал нетерпеливое дыхание за своей спиной. Он оглянулся и увидел сконфуженное лицо Миши.

- Ну, Мишель, теперь скоро. - Инженер понимал нетерпение лаборанта: с ним жили старушка мать и взрослая сестра, ослепшая в детстве после оспы.

- Сестра интересуется, Сергей Васильевич. Рассказать ей я толком не смог. Непонятного много.

- Сейчас, - откинулся инженер на спинку кресла и, растирая кисти рук, пригласил: - Садись сюда. Ты знаешь, наша работа преследует цель дать зрение слепому человеку. Но как мы сделаем это? А вот как. Я, зрячий человек, надеваю на голову этот шлем с рожками. В рожках этих заключен приемопередатчик. Он улавливает биотоки моего зрительного нерва, усилитель усиливает их - вот этот, что стоит на столе, - и передает в эфир посредством маленькой антеннки. Ясно?

- Ясно, - задвигался в кресле Миша.

- Я радиоволнами передаю в эфир то, что вижу. А ты, слепой, идущий рядом со мной, принимаешь радиоволны на свой шлем с рожками. Но рожки твои - это уже компенсаторы, передающие биотоки твоему зрительному нерву. И ты моими глазами видишь. Понял?

- Понял, Сергей Васильевич, - вскочил Миша. - И сколько же слепых можете обслуживать вы один?

- Да, так сказать, практически неограниченно. Лишь бы они не очень разбегались.

- Здорово! - выпалил Миша. - Теперь расскажу ей. - Он вскочил и уже у самой двери прибавил: - Спасибо! Если испытать что надо будет, я человек здоровый и пользу могу принести, - и выскочил в дверь.

- Ну вот еще! - улыбнулся инженер и, закурив папиросу, снова взял паяльник. Но, капнув горячей канифолью на руку, вскочил и запрыгал на одной ноге около стола.

Прибор налаживался трудно. Собака с перерезанным нервом зрения мотала головой, виляла хвостом, истекала слюной и делала много непроизвольных движений. Профессор шевелил пальцами у нее перед глазами, но она, унюхав руку, старалась лизнуть ее. Небритый инженер сидел около стола и жевал папиросу. С собакой происходит то, о чем, кажется, предупреждал профессор: токи плохо фильтруются и попадают не по назначению. Миша тоже крутился около собаки. Он, казалось, готов был встать на четвереньки и жалобно залаять вместе с ней. Наконец профессор оставил собаку и, досадливо наморщив лоб, произнес:

- Думается мне, что усиление слишком велико. И токи действительно попадают на соседние нервы. Оттого собака и раздражена.

- Согласен. Но почему нервы реагируют на такую низкую частоту? Ведь она же отличается от их собственной.

- Это вы мне, батенька, не рассказывайте. Мое дело потрошить.

Профессор уселся рядом.

Они посовещались и после короткого спора записали выводы:

"1. Снизить усиление. Регулирование подачи вести на крайне малом токе.

2. Разработать компенсаторы-индукторы узконаправленного действия".

Миша, сидевший на полу около собаки, вдруг вмешался в разговор.

- Иван Михайлович, вы говорили, что в передней части мозга много нервных нитей и различных центров. Правильно?

- Так точно.

- А нельзя ли биотоки компенсатора подавать прямо в затылочный корковый центр зрения?

Оба, инженер и профессор, сразу повернулись в сторону лаборанта и как по команде вскочили с места. Профессор подошел к Мише и погладил его по голове, как маленького.

- Устами научного дитяти возглаголила сама истина. То, что мы, два грамотея, упустили, он подобрал. Молодец, Мишук!

И через минуту инженер, дымя папиросой, уже чертил новый тип компенсатора.

И в этот же вечер сообща решили проводить испытание именно на человеке.

...Месяца через два, в обстановке самой неторжественной, с мусором на полу и беспорядком на столах, был получен первый положительный результат. Инженер забинтовал глаза Мише, надел на него шлем и посадил его в темном углу за занавеской. Сам отошел в дальний угол комнаты, надел шлем с приемопередатчиком и, включив усиление, стал тихо приближаться к Мише.

- Говори сразу, что видишь! - крикнул он.

А сам смотрел попеременно на все предметы в комнате.

И когда он направил свет настольной лампы в лицо профессору, Миша подпрыгнул на стуле и закричал:

- Вижу Ивана Михайловича! Честное слово!

- А теперь? - инженер изменил усиление и сделал отметку на лимбе.

- Очень ясно. Слишком ясно, - вяло проговорил Миша, и голова его свесилась на грудь.

Профессор подскочил к нему, снял шлем, и Миша пришел в себя. Чувствовал себя он неважно: его слегка поташнивало. Через час он успокоился, и опыты начались снова, на самом малом усилении.

Инженер ходил, переводил глаза с предмета на предмет, а Миша из-за занавески громко кричал:

- Усилитель! Чернильница! Портсигар! Паяльник! Книга!

А на другой день он привел в лабораторию свою сестру. Молодая девушка, робко пожав протянутые ей руки, доверчиво кивала на всякое предложение помощи. Наконец на нее надели шлем и усадили в угол, а инженер, желая уменьшить токи еще больше, перелез через подоконник и стал ходить по саду, останавливаясь около каждого деревца, освещенного солнцем. Профессор сидел у стола, на глазок прибавлял усиление. Девушка сначала растерянно ежилась и, наконец, вздрогнула, словно кто ударил ее по лбу.

- Мамочка вы моя родная! - торопливо крикнула она. - Вижу! Вижу! - И начала хлопать в ладоши, словно ребенок, получивший новую игрушку. Птички на ветке! Дерево зеленое! Травка, цветы и небо вон какое!

Инженер позвал Мишу и надел на него шлем.

- Бери сестру под руку, и идите в сад. Покажи ей жизнь, как она есть.

Миша с сестрой вышли в сад, а профессор с инженером прилегли на подоконник и курили, слушая счастливые восклицания девушки. Она садилась на траву, гладила цветы и говорила без конца.

Потом Ковдин и Иван Михайлович пересели к столу и стал-и буднично рассуждать о дальнейшей судьбе прибора. И радости удачи уже не присутствовало в их разговорах. Так бывает всегда, когда радость ожидаешь слишком долго. Ученые деловито обсуждали вопросы автоматического регулирования усиления, способы избавления от проводов к усилителю и проблему большей компактности установки. Инженер предложил переделать установку на германиевые триоды.

- О, это будет совсем другой аппарат, - проговорил профессор.

- Почему аппарат? Я придумал для него более точное название.

- Какое же? Радиоскоп?

- Нет. Мы имеем дело с мозгом и зрением. Мозг по-латыни называется "церебрум", а зрение "визус". Назовемте-ка его "церебровизор".

- Очень похоже на провизор. Даже аптекой пахнет. Но в общем идет. Церебровизор! - громко апробировал новое слово профессор.

...Наступила осень. В огромном зале кино было шумно; зрители с удивлением рассматривали многочисленную группу странных, молчаливых людей в одинаковых, словно танкистских, шлемах. Некоторые, самые любопытные, подходили к ним, занимающим три ряда боковых мест, и, возвратись, удивленно сообщали:

- Слепых в кино привели.

А среди слепых сидел молчаливый головастый человек небольшого роста и думал все об одном. Поведение слепых как-то не совсем обычно. Ведешь их по улице, они стараются идти за тобой гуськом. Все они видят мир его глазами! И кино они будут видеть его глазами, поэтому он и занял лучшее кресло в центре зала. Они будут видеть экран, не поднимая лица от груди. Они будут видеть его, даже отвернувшись от него 180 градусов.

В зале погас свет, началась демонстрация картины. На экране бушевали страсти любви и ненависти; люди стремились к своему счастью самыми различными путями. Ковдин слышал, как совсем рядом шептали, восклицали, радовались и негодовали.