Ей подчинялись пять дочерей даль’тинг – Аймисандра, Хошвах, Ханья, Таладжа и Эвералия, а также внучки – Ашия, Шанвах, Сиквах, Мича и Джарвах.

– Похоже, что дама Баден согласен, – сказала Кадживах.

Все головы резко повернулись к ней.

– Его внук Раджи? – спросила Аймисандра.

Широкая улыбка осветила лицо Кадживах теперь, когда тайна вышла наружу.

– Говорят, что никому еще не предлагали такого богатства за отдельную невесту.

У Ашии пресеклось дыхание. Секунду назад она желала оттянуть это мгновение на годы, но… принц Раджи? Юноша был красив и силен, наследовал белое и состояние, многократно превышавшее даже андрахово. Чего еще желать?

– Он не достоин тебя, сестра.

Все взгляды обратились к брату Ашии – Асукаджи, стоявшему в дверях спиной к женщинам. В этом никто не углядел ничего необычного. Обычно мужчин не пускали в женские купальни, но Асукаджи было всего двенадцать, и он еще носил бидо. Более того, он был пуш’тинг, и все знали, что его больше интересовала чепуха в голове женщины, чем то, что скрывалось под ее одеждой.

В семье все женщины обожали Асукаджи. Даже Кадживах не огорчало его предпочтение мужчин, коль скоро он исполнит свой долг и наберет жен, чтобы обеспечить ей внуков.

– Возлюбленный племянник, что привело тебя сюда? – спросила Кадживах.

– Боюсь, я в последний раз прихожу в женскую купальню, – ответил мальчик, вызвав хор ахов и охов. – Сегодня утром меня призвали на Ханну Паш. Я облачусь в белое.

Кадживах возликовала пуще других:

– Замечательно! Конечно, мы знали, что это скоро произойдет. Ты племянник Избавителя.

Асукаджи повел плечом:

– Разве ты не мать Избавителя? Разве здесь не его жены и сестры, не его племянницы? Почему никто из вас не носит белого, но должен я?

– Ты мужчина, – ответила Кадживах, как будто это все объясняло.

– Какая разница? – спросил Асукаджи. – Ты спрашиваешь, кого достойна Ашия, но правильный вопрос – кто достоин ее?

– Кто в племени Каджи выше наследника дама Бадена? – подала голос Ашия. – Отец не отдаст меня в другое племя… ведь не отдаст?

– Не будь дурой, – отрезала Кадживах. – Об этом даже думать нелепо.

Но на лицо ее легла тень сомнения, когда она взглянула на внука.

– Кто же тогда достоин?

– Асом, разумеется, – ответил Асукаджи.

Мальчики были почти неразлучны.

– Он же родня нам! – потрясенно напомнила Ашия.

– И что с того? – пожал плечами Асукаджи. – В Эведжахе говорится о многих таких союзах во времена Каджи. Асом – сын Шар’Дама Ка; он красив, богат и могуществен. Более того, он может укрепить связи между моим отцом и домом Джардира.

– Я из дома Джардира, – повысила голос Кадживах. – Твой отец – его шурин, а я – его мать. Какая еще нужна связь?

– Прямая, – ответил Асукаджи. – Между Избавителем и отцом и единственным сыном. – На краткое время он дерзнул оглянуться и встретиться взглядом с Ашией. – Твоим сыном.

– У тебя есть прямая связь, – возразила Кадживах. – Я – святая мать. Во всех вас течет кровь Избавителя.

Асукаджи вновь отвернулся и поклонился:

– Я не хотел проявить неуважение, тикка. Святая мать – славный титул, но он не сделал твои черные одежды белыми. Как и одежды моей благословенной сестры.

Кадживах промолчала, а Ашия начала размышлять. Замужество за двоюродным братом не было чем-то неслыханным во влиятельных семьях, и Асом действительно красив, как сказал Асукаджи. Он похож на мать, а по красоте Дамаджах не имела равных. Асом унаследовал ее внешность и стройный стан и умело их «носил».

– Почему не Джайан? – спросила она.

– Что? – вскинулся Асукаджи.

– Если я, как ты говоришь, должна выйти замуж за кузена, то почему не за первенца Избавителя? Если только он не женится на своей сестре, старшей племяннице Шар’Дама Ка, которая достойнее меня.

В отличие от стройного Асома, Джайан пошел в Избавителя – был шире в плечах, с могучими мускулами. Его нельзя назвать добрым, но от него исходило достаточно силы, чтобы зарделась даже Ашия.

Асукаджи сплюнул.

– Собака из шарумов. Сестра, это животные, которых выращивают для Лабиринта. Я скорее выдам тебя за шакала.

– Довольно! – гаркнула Кадживах. – Ты забываешься, мальчик. Сам Избавитель – шарум.

– Был шарумом, – ответил Асукаджи. – Теперь он носит белое.

В тот же день Кадживах подговорила Ашана и приволокла Ашию, Шанвах и Сиквах к Шар’Дама Ка, где потребовала произвести их в дама’тинг.

Но Избавитель и Дамаджах не поступили ожидаемым образом. Кадживах и ее дочери получили белые покрывала. Ашию и ее сестер отправили во дворец дама’тинг.

– Это хорошо, сестра, – сказал Асукаджи, когда девушек подтолкнули к ожидавшей Дамаджах. – Теперь у нашего отца и Избавителя нет оснований считать тебя неровней Асому.

Кадживах не выглядела довольной, и Ашия не понимала почему. Избавитель назвал их своей кровью и осыпал почестями. Ашия не хотела становиться дама’тинг, но кто знает, каким секретам она обучится в их дворце?

Кай’тинг. Ей понравилось звучание слова. В нем чувствовалась мощь. Величие. Шанвах и Сиквах перепугались, но Ашия пошла с радостью.

Дамаджах вывела девушек из большого зала через личный вход. Это само по себе было честью. Там ждали Кева, Дамаджах’тинг из племени Каджи, и ее дочь и преемница Мелан, а также немой евнух из охраны Дамаджах.

– Девушек нужно по четыре часа в день учить письму, пению и постельным танцам, – приказала Дамаджах Кеве. – На остальные двадцать они поступят в распоряжение Энкидо.

Она кивнула на евнуха, и Ашия задохнулась. Шанвах вцепилась в нее. Сиквах расплакалась.

Дамаджах оставила это без внимания и обратилась к евнуху:

– Сделай из них что-нибудь стоящее.

Най’дамаджи’тинг Мелан провела их через подземный дворец дама’тинг. Говорили, что при помощи магии хора дама’тинг могли залечить любую рану, но кисть и предплечье женщины были изуродованы чудовищными рубцами, согнутые в жуткую клешню, которая не сильно отличалась от тех, что Ашия видела на известных изображениях алагай.

Сиквах продолжала всхлипывать. Шанвах обнимала ее, но у нее самой глаза были полны слез.

«Ты образец для всех молодых женщин племени, – сказал ей однажды отец. – И потому я буду строже с тобой, чем с остальными, дабы ты никогда не опозорила нашу семью».

Так Ашия научилась скрывать страх и сдерживать слезы. Она пребывала в ужасе не меньше кузин, но была старшей, и они всегда смотрели на нее. Она держала спину гордо выгнутой, когда их подвели к маленькой двери. Энкидо прислонился спиной к стене у входа, а Мелан ввела их в большую келью, выложенную плиткой. По стенам тянулись ряды колышков с белыми балахонами и длинными лентами белого шелка.

– Раздевайтесь, – велела Мелан, как только закрылась дверь.

Кузины судорожно сглатывали и мялись, но Ашия знала, что спорить с невестой Эверама глупо – и бесполезно. Не теряя достоинства, она откинула капюшон и стянула через голову одеяние из тонкого черного шелка. Под ним оказалась широкая шелковая лента, которая охватывала грудь и сглаживала наметившиеся женские формы. Ее бидо тоже было из тонкого черного шелка, намотанное для удобства свободно и просто.

– Полностью, – сказала Мелан. Ее взгляд метнулся ко все еще колебавшимся Шанвах и Сиквах, и голос уподобился хлысту. – Живо!

Вскоре все три девушки стояли обнаженными; их отвели через дальний выход в купальню – огромную естественную пещеру, освещенную меточным светом высоко расположенных камней. Пол – выложен мрамором, вода – глубока. Узорные фонтаны поддерживали воду в движении, и воздух был горяч и густ от пара. По сравнению с этим можно устыдиться даже купален Кадживах.