- Вчера я пришел поздно, не хотел тебя тревожить.

- На окне кастрюля с гречневой кашей. Молоко на столе.

- Я тебе должен кое-что рассказать.

- Надеюсь.

- Ты смотрела вчера телевизор?

- Это так важно? Допустим, смотрела.

- Как тебе марсианин?

- Разве там был марсианин?

- Как же, в конце программы «Время».

- Ах, этот кретин с усиками.

- Почему кретин?

- Ну не кретин. Что, он тебе понравился?

- Не об этом речь.

- О чем же?

- Дело в том, что в нашем городе происходят странные вещи… Я подвергся ночью ограблению.

- Не надо шляться по ночам. И потом, почему ты не скажешь: «Меня ограбили»? У тебя варварский язык. А еще поэт!

- Послушай, сейчас ведь ты не на уроке российской словесности. Не воображай, что владеешь словом лучше меня.

- Тебе, Иван, недостает элементарной культуры, чтобы стать приличным поэтом.

- По-твоему, я графоман?

- Я этого не сказала.

- Нет, ты скажи, я графоман?

- Ты профессиональный поэт районного значения. Так все о тебе здесь говорят, сам ведь знаешь.

- Злая ты баба!

- Какая есть. Не огорчайся, бывают ведь не только поэты, но и пенсионеры - республиканские, союзные.

Звонский рассердился и обиделся, как всегда, когда жена ставила под сомнение его дарование. Хотя и понимал, что выпад этот - от настроения. В действительности она ставит его не ниже Евтушенки и считает верхом несправедливости, что его не зовут в столицу и что он вынужден пописывать стихотворные фельетоны в районной газете да изредка публиковать тоненькие лирические сборники в областном издательстве.

- Тебя даже не трогает, что меня ограбили?

- Что грабить при твоих-то заработках!

Эта реплика окончательно вывела Звонского из себя. Но он не успел решить, что предпочтительней: выложить ей все, чего она заслуживает, либо удалиться, хлопнуть дверью и заставить ее терзаться сознанием своей неправоты. Дверь распахнулась, влетел их двенадцатилетний сын Вова. Ссора была погашена или отложена до подходящего случая.

- В чем дело, Вовик, почему ты ушел с уроков? - забеспокоилась мать.

- Нет уроков! - завопил Вова. - Будет война с марсианами. Я иду добровольцем.

Родители переглянулись, ошеломленные. Веста отбросила шитье, вскочила, положила руку мужу на плечо, инстинктивно ища опоры.

- Я тебе покажу добровольца! - поднял голос Звонский.

- Не покажешь. Не имеешь права, когда страна в опасности.

- Кто тебе сказал о войне?

- Все говорят. Алешка Сарафаненко, Верка Дубилова… Где мой лук со стрелами?

«Дубилов! - вспомнил вдруг Звонский свой кошмарный сон. - Его лицо».

- Ты что же, Вовка, на марсиан с луком собрался? Они тебя бластерами аннигилируют в два счета.

- Как ты можешь! - возмутилась Веста. - Это же твой сын!

- Я и забочусь, чтобы он был вооружен как полагается.

- Шутить в такой момент!

- Это не шутки.

- Па, а с чем надо на марсиан? - спросил Вовка.

- С умом надо, милый, с умом. Война с марсианством - это война с предрассудками. Его можно победить только силой разума.

- Воображаешь, он тебя понимает? - вмешалась Веста.

- Понимаю, - заявил Вовка. - Их надо обмануть, послать к ним Штирлица и узнать все их военные тайны. Да, ма, совсем забыл: велели тебе сказать, чтоб в десять была в школе.

- Родительское собрание? Господи, что бы это значило? Иван, будь наконец серьезным, о какой войне идет речь?

- Я, кажется, догадываюсь. Но подождем до твоего возвращения. Поторопись. А мы с Вовкой пока поразмыслим, какую избрать стратегию.

Веста наспех оделась и помчалась в школу. Звонский стал втолковывать сыну, что появление марсиан проблематично, а марсианство есть абстрактное понятие, которое означает, с одной стороны, то, а с другой - это, а возможно, что и не то, и не это, а нечто совсем иное. Популяризатор он был никудышный, объяснял сбивчиво, сам путался в предмете, и сыну вскоре надоело его слушать. Сказав, что с него хватит, Вовка отправился к себе в комнату, где занялся выбором оружия для предстоящей схватки с марсианским воинством.

Звонский же сел было за письменный стол, но стихи не шли, никак не мог он отвлечься мыслями от Красной планеты и связанных с нею странных событий. «Действительно ли свершилось нашествие марсиан… не нашествие, а пришествие, - поправил он сам себя, - или заборьевские обитатели стали жертвами удивительного стечения обстоятельств, не исключено даже - ловкой мистификации? Если правда, то что сулит нам будущее? Какие вы, марсиане, - дьяволы или ангелы, собратья по разуму или вражье племя, которое объявит беспощадную борьбу за сферы влияния во Вселенной, за жирные куски космоса, пустынцые планеты с кладовыми нефти, металлических руд, чистой пресной воды? Способны мы мирно сосуществовать или неизбежна война миров, гибельная для побежденного, а может быть, и для победителя? Не в нас ли, - думал Звонский, - ответы на все эти вопросы? Не от нас ли самих зависит, быть марсианам друзьями или недругами? Нет, конечно, не только от нас, по крайней мере - на пятьдесят процентов. Придут они как захватчики, и мы будем защищать свой дом, свою планету, свою цивилизацию. Так не правы ли дубиловы, бьющие в набат, чтобы нас не застигли врасплох?»

Размышления его прервала Веста, взволнованная и растревоженная, находящаяся на грани истерики. Звонский заставил ее принять пятьдесят капель валокордина, напоил горячим чаем, дал прийти в себя, а потом уж приступил с расспросами. Вперемежку смеясь и негодуя, она рассказывала, с чем выступил Дубилов. Иван хлопал себя по лбу, воздымал руки, грозился немедля пойти жаловаться, не то сочинить язвительный фельетон, после которого директора школы выставят на улицу с запретом когда-либо переступать порог учебных заведений.

- Погоди, не суетись, - одернула его жена, уже взявшая себя в руки. - Сначала дослушай до конца. Едва Дубилов кончил, на трибуну вышла географичка. Потом пошли выступать другие учителя, родители, говорили об итогах четверти, об успеваемости, собранности учеников, самодеятельности - словом, о чем попало. О марсианстве никто и не заикнулся.

Дубилов в заключительном слове сказал, что, мол, собрание прошло организованно, помогло выявить недостатки, надо чаще встречаться с родительским активом, и так далее.

- Сориентировался.

- Подожди, Иван. Когда мы уже считали, что дело с концом, Дубилов говорит: «Да, товарищи, тут были разные высказывания, но, в общем, все согласны, что с благодушием и беспринципностью нужно решительно бороться. Это - главное. И еще одно. Вчера мы были свидетелями наглого выступления марсиан по телевизору. Поступают сведения, что их агенты объявились и в Заборьевске. Они изловчились принимать человеческий облик и, весьма вероятно, сумеют втереться в нашу среду, если уже не втерлись. В этих условиях наш долг - принять меры предосторожности. Прошу поэтому всех родителей представить справки из домоуправления, что они не марсиане. Мы своих родителей хорошо знаем, уверены, что среди них нет марсиан, но давайте выполним эту формальность, чтобы и вам и нам было спокойней». Тут в зале опять поднялся шум. Кто-то выкрикнул: «У вас что, инструкция есть?» Дубилов сказал: «Отвечаю: инструкции пока нет. Думаю, однако, что за инициативу нас с вами не поругают». На том и разошлись.

- Ты всерьез, Веста? - спросил Звонский.

- А ты воображаешь, что с этим можно шутить?

- Несусветная чушь! Кто удостоверит, что я не марсианин?

- Тебе же сказали: домоуправление.

- И ты пойдешь за справкой?

- Не я одна, мы пойдем вместе.

- Ты с ума сошла! Через неделю Дубилова снимут, а над нами будет потешаться вся область.

- Когда снимут, тогда и снимут. А пока без справки ребенок останется неучем.

- А что? - загорелся вдруг Звонский. - Почему бы, в самом деле, не взять справочку: «Дана гражданину Звонскому по требованию директора школы Дубилова в подтверждение того, что оный гражданин не является марсианином». Блеск! Потом мы ее пустим в оборот.