— Ну, я… это помогает ее успокоить, — начала Брилл, смущенная тем, что он слышал ее. — Я знаю, что не обладаю оперным голосом, но я…
— Нет, вы правы, не обладаете, — Эрик осекся, пораженный болью в ее глазах, и быстро продолжил: — Возможно, так даже лучше. Ваш голос подходит для колыбельных и ирландских плясовых.
Польщенная его комплиментом, Брилл отвернулась, чтобы скрыть появившийся на щеках румянец, и продолжила размеренно и ритмично доить. Свистящий звук, с которым струи били в ведро, заполнил повисшее между ними неловкое молчание.
— Скажите, вы так же хороши во всем, что делаете, Брилл? Или я просто застаю вас каждый раз за теми занятиями, которые у вас получаются лучше всего? — спросил Эрик с глубоко скрытым сарказмом. — Кажется, что вы почти бесстрашны.
— Не стройте из себя дурака, — ответила Брилл со смехом. — Я не умею делать кучу вещей. И, конечно, я вовсе не бесстрашна.
— Не стройте из себя скромницу. Я ненавижу, когда люди пытаются изображать скромность, — вздохнул Эрик.
Кажется, Брилл это удивило.
— О чем вы говорите?
Он оттолкнулся от стойла, на которое опирался, и вышел на свет.
— Вы спасаете и помогаете беспамятным мужчинам из оперных театров, вы пишете статьи по медицине, вы проводите время в этой больнице, вы ведете хозяйство и, наконец, вы умеете доить коров. Осталось ли хоть что-то, что вы не умеете делать? Хотел бы я когда-нибудь увидеть дело, перед которым вы капитулируете. Назовите мне хоть одну вещь, которой вы боитесь!
— Вы как будто завидуете, Эрик, — ответила Брилл задумчиво, снова прислонившись щекой к коровьему боку.
Его задело высказывание Брилл и ее улыбка.
— Завидовать женщине — да бросьте!
Брилл пропустила мимо ушей надменность в его голосе.
— Вам нет нужды злиться. Есть множество вещей, которые я неспособна делать. Как бы я ни старалась, я не смогу услышать музыку в воздухе, как это, по-видимому, умеете вы.
— Возможно, но не у каждого есть талант к музыке. И вы не ответили на вторую часть моего вопроса.
— Я не обязана говорить вам что-л… — начала Брилл, но заметила в глазах Эрика искру насмешки над ее гневом. — Ладно, если я скажу, вы оставите эту тему?
— Разумеется, если таково ваше желание.
— Я боюсь оказаться бесполезной, — просто ответила Брилл, пожимая плечами, потом закрыла рот и бросила на него пристальный взгляд. Секунду спустя с ее сжатых губ сорвался легкий смешок. — Я вдруг подумала, насколько странно то, что вы думаете, будто я все умею, учитывая, что я завидую вам.
— Простите? — пробормотал Эрик, нахмурившись.
— Я думала, это очевидно, — мягко произнесла Брилл, явно не заметив его потрясения. — У меня нет никаких природных талантов. Я родилась без страсти в душе, в отличие от вас и Коннера или даже Арии. Все мои способности есть результат наблюдения за другими. Я полагаю, можно сказать, что мой талант заключается в подражании талантам остальных. — Брилл медленно оторвала взгляд от земли и посмотрела в лицо Эрику. — Кажется, люди вроде вас делают это все так легко. Я завидую вашему таланту.
— Не дразните меня, Брилл, — напряженно попросил Эрик, внезапно разозлившись на Брилл. Она практически ничего не знала о его жизни. Если бы знала, несомненно, не говорила бы столь невежественные и несерьезные вещи. — Вы не можете искренне говорить, что стремитесь… — Он сделал в воздухе неопределенный жест, намереваясь коснуться маски на лице, но по какой-то причине брошенный на Брилл взгляд заставил его остановиться.
— Стремлюсь к чему, Эрик? — резко спросила та; ее руки все еще сжимали вымя коровы. — Продолжайте, скажите это. Последние недели вы просто умирали от желания сказать это. — Поскольку Эрик продолжал упорно молчать, Брилл раздраженно покачала головой, отчего несколько прядей волос упали ей на лицо. — Как это возможно, чтобы я восхищалась вами или вашими талантами, когда ваше лицо так обезображено? Вы это собирались сказать?
— Закрой свой рот, ничтожная женщина. — Глаза Эрика опасно сверкнули, но Брилл не обратила внимания на этот тревожный знак.
— Что я сделала за все время, что вы тут живете, чтобы полностью уверить вас, будто я настолько мелочна и считаю, что единственный физический признак должен быть более важен, нежели весь характер человека?
— Вы даже не представляете, о чем говорите. Как можете вы хотя бы приблизительно знать, каково это… — прошипел Эрик, сжимая пальцы в кулаки.
— Что? — перебила Брилл. — Хмм? Чего я не знаю? Полагаю, я не могу знать, каково это, когда на тебя глазеют? Или издеваются на улице? Нет, конечно, откуда мне знать такие вещи с белыми волосами и бесцветными глазами! И чего я определенно не могу знать, так это, каково было бояться идти в школу, когда я была маленькая, потому что дети привыкли швырять в меня камни?
— Это не одно и то же, лицемерная маленькая гадюка! — взревел Эрик в ярости, больше не в силах держать себя в руках. Одна его одетая в перчатку рука поднялась, чтобы прикрыть маску, словно он стремился дополнительно защитить то, что находилось под ней, от пронизывающего насквозь взгляда Брилл. — Как вы посмели даже попытаться сравнить вашу жизнь с моей! Что такое давняя детская обида и редкая жестокость по сравнению с… — Он внезапно остановился, ужаснувшись тому, что едва не признался в самых сокровенных переживаниях своего детства этой дурно воспитанной ведьме. — Это не одно и то же. Люди смотрели на вас, потому что вы крас…
— Не говорите этого! Красота настолько обманчива — особенно у женщин. Она заставляет мужчин верить во всевозможные глупые вещи. Она заставляет их думать, что красивое лицо означает покорный или смиренный характер, или даже, что девушка станет хорошей женой! — Брилл оскалила зубы, лиф ее платья тяжело вздымался от переполнявшей ее ярости. — О, вот еще одно дело, в котором я не преуспела! Джон только начал осознавать это, когда его убили!
Ее последние слова эхом отдались во внезапной тишине, которая свинцовой тяжестью упала между ними, туго натянутая, словно колючая проволока между двумя столбами.
— Люди находят способ судить друг друга, независимо от того, как они выглядят! — Брилл отвернулась от Эрика, устало закрыв глаза. — Всю свою жизнь я видела самое худшее, что природа и война могут сделать с человеческим телом. Что из этого случилось с вами, Эрик? Природа или война?
Эрик стоял взъерошенный и безмолвный, отступив от света, озаряющего Брилл, обратно в тень возле стойл. Ее бьющие неотвратимо вопросы ударялись о стены, все еще окружающие его сердце. Дрожь, зародившаяся глубоко внутри него, прошла через все его тело, пока у него не затряслись руки. Ярость в его глазах больше неспособна была полностью скрыть таящуюся в них разбитую душу.
— Я родился с этим лицом, — вышептал он наконец сквозь сжатые губы. И замер в напряженном ожидании, готовый к тому, что она отвернется, покажет каким-то образом свое сомнение или, еще хуже, жалость.
Брилл лишь со вздохом кивнула, с ее лица пропал боевой задор.
— Почему вы все еще носите маску, Эрик?
— Я бы никогда не посмел пугать чертами своего лица таких хороших людей, как ваша семья, — огрызнулся тот, отодвигаясь все дальше от нее, от ее слов, от ее проклятых вопросов.
Игнорируя его слова, Брилл встала и направилась к нему, покинув круг света, в котором сидела, и присоединившись к нему в теплоте теней.
— Почему ты прячешься во тьме, когда столь очевидно, что ты родился, чтобы сиять? Почему ты позволяешь своим талантам оставаться невидимыми? — тихо спросила она; между ее бровями пролегла морщина. Ее рука нерешительно поднялась, чтобы потянуть вниз край маски, кончики ее пальцев едва коснулись угла челюсти Эрика — и он отпрянул прочь.
И последние сохранившиеся остатки крепости вокруг его сердца рухнули под светом, который все еще сиял в глазах Брилл, даже когда она стояла в темноте. Он оставил ее слова без ответа, учитывая, что за ними последовало. В отсутствие защищавшего его оцепенения им овладел страх. Теперь он ступил в неизвестность — и это ужасало его.
