Когда для нее нашлась работа в Отделе, Катя сперва обрадовалась, тому что ее странным навыкам нашлось развитие и применение, но позже поняла, что переход туда был ошибкой. Работа там нравилась ей и давалась легче, чем любая другая, а значит, у разума оставались силы думать.
Теперь она просыпалась по ночам от горя, которое накрывало ее черной удушливой волной. А за горем приходило ощущение, что жизнь опустела, смысла нет и сама она слишком сломана чтобы продолжать. У нее не было сил продолжать жить бороться и выкарабкиваться из этого ужаса.
Катя стала планировать собственную смерть. Сначала это были просто идеи, которые она взвешивала и отбрасывала, затем стали появляться целые цепочки планов. Катя обдумывала способ, время и место, детали. Очень скоро идеальный план был готов, но принес ей не облегчение, а ужас. Он был настолько реален и осуществим, что в тяжелые моменты, Катю тянуло к нему как магнитом, и пришел страх — страх что однажды, она не выдержит, сдаться под ужасом горя и сделает это.
Смелостью для нее было не покончить с собой, а сопротивляться этому, но даже в самые лучшие дни, когда горе отступало и она чувствовала себя почти живым человеком, у нее не хватало смелости избавиться от бутылочки с таблетками, которая была важной частью ее плана. Даже в лучшие дни у нее не поднималась рука ее выбросить, как будто она боялась, что станет сожалеть об этом, однажды, когда станет совсем тяжело.
Страх умереть от собственной руки не уходил. Ночные приступы стали чаще. Катя просыпалась и долго ходила по коридору туда-сюда, ожидая пока закипит чайник, пила зеленый чай, который должен бы был успокаивать, и уже даже не плакала, отчетливо чувствуя, что внутри воцаряется пустота. Она боялась той себя, которая может все это прекратить.
В Перекрестке страх стал осуществляться. Она слышала жалобный плач, в котором ей отчетливо мерещился упрек: почему ты не спасла меня? Почему сама не взяла меня на руки, почему не успела поймать, почему, в конце концов, не постелила коврик на плитку? Почему дала мне умереть?
Плачущий ребенок заходился от боли и страха, и сколько Катя ни затыкала уши, она продолжала ее слышать и это рвало ее сердце на куски.
Кто-то коснулся ее плеча и Катя открыла глаза, вздрогнув, но никого не увидела. А бутылочка с таблетками каким-то образом выбралась из шкафчика и теперь стояла на столе.
"Нет", — подумала Катя, закрывая глаза. — "Нет, так нельзя".
"А что еще остается?" — зашептал ей внутренний голос, хорошо ей знакомый. С ним она вела долгие беседы теми тяжелыми ночами, когда она изо всех сил боролась за свою жизнь. — "Смысла нет и сил тоже нет. Зачем мучаться, если все это можно просто прекратить? Соскочить с поезда, который следует в никуда? Пусть другие остаются и борются. Тебе-то что, ты уже будешь далеко".
Катя села на полу, глядя на баночку. Все внутри нее сопротивлялось голосу, но глаз от таблеток за стеклом она отвести не могла. Так просто взять и прекратить все. Как закрываешь книгу, которую надоело читать. Как выключаешь наскучивший фильм. Почему не поступить так с жизнью?
Катя торопливо протянула руку к баночке. Сейчас она не хотела ни думать, ни сомневаться, просто сделать уже дело.
"Вместе с жизнью ты не прекратишься", — вмешался другой, незнакомый Кате голос, — "Тебе придется жить следующую жизнь, и проигрыш вроде этого умеет мстить. Ты даже не вспомнишь о том, что ты с собой сделала, но тебе придется пройти через эту задачку снова — только условия будут намного хуже. Окажи себе услугу, Катя — справься с этим".
"Пусть с этим справляется кто угодно, но только не я. Я пыталась, правда пыталась, теперь с меня хватит. Я хочу чтобы это прекратилось".
"Так прекрати это сама. Смерть за тебя этого не сделает. Забвение не облегчит твоей боли. В этой жизни ты потеряла дочь — а в следующей потеряешь двоих детей. Думаешь, тебе будет проще с этим справиться?".
"Может. В следующей жизни я буду сильней и справлюсь", — ответила Катя, начиная сомневаться. Одна только мысль о повторе всего этого ужаса, пугала ее.
"С чего тебе становится сильной, если в этой жизни ты не стала сильней? Ни с чего, Катя. Если ты проиграешь сегодня, завтра ты будешь еще слабей".
"Но у меня нет больше сил. Я не хочу пытаться". - жалобно ответила Катя, но взгляд от бутылочки наконец-то отвела.
"Задай себе вопрос Катя, в который раз ты ведешь с собой этот разговор? Сколько уроков ты проиграла, что жизнь привела тебя сюда? Сколько ты позволила себе потерять и сдаться в прошлых жизнях, как ты думаешь?".
Почему-то именно этот вопрос заставил Катю замереть на месте и напугал ее больше, чем угроза смерти. Сколько раз она проиграла в прошлых жизнях? Чем завела себя сюда? И если она проиграет, в будущем она окажется в еще более худшей ситуации и снова будет отвечать на тот же вопрос. Сбежать или жить?
Катя поднялась на ноги и отвернулась от баночки. Потом она передумала, схватила бутылочку с таблетками, открыла ее, высыпала все до единой белые сладковатые пилюли в унитаз, и спустила воду.
— Тебе не будет так трудно, как ты думаешь. Ты не одна. — вслух сказал кто-то, кого она слышала в своей голове. Катя обернулась и увидела в дверях девушку с черными волосами и яркими зелеными глазами. Сразу же ей стало понятно, что она вовсе не дома, а в месте, неумело загримированном под ее дом.
— Ты все еще в лабиринте, — пояснила девушка, — Но теперь он потерял свою власть над тобой.
За ее спиной появились знакомые Кате лица: Сережа, Тим, Кира. Поняв что они видели, Катя закрыла лицо руками вне себя от стыда.
— Ты зря нам не рассказала. Понимаю, почему, но все равно зря. — сказал Сергей.
— Эх ты, шляпа. Ты что думала мы тебя презирать за это будем, считать слабой? Да ничего подобного! — Кира подошла к ней и крепко обняла. Катя сразу почувствовала себя лучше, как будто камень с души свалился.
— А вы не будете? — робко спросила она.
— Нет, — ответил Тим, глядя на нее так, что будущая жизнь стала казаться более чем выносимым действом. — Не будем.
— Теперь когда все в сборе, нам осталось решить последнюю задачку. — напомнила им Кира. — Нужно найти отсюда выход.
— Есть еще один пленник, которого нужно освободить, — возразила Алиса. — И за тем и за другим предлагаю обратиться прямо к Хозяину этого места.
Рыжая девушка появилась из тени так быстро, будто все время была где-то рядом. С ней было что-то не так, Алиса сразу это почувствовала. Левая рука девушки безжизненно висела вдоль тела. Шея и лицо потрескались, как лицо старой фарфоровой куклы. Один уголок рта неестественно улыбался, как нарисованный, другой пока выглядел живым.
— Выход из Перекрестка там же где вы и вошли. — сказала она. — Теперь, когда пленников в нем больше нет, я больше не имею над вами никакой власти.
Сердца Алисы коснулась ледяная рука страха.
— Нет, — сказала она решительно, отказываясь принимать эту правду, — Здесь остался по крайней мере один пленник. Он здесь так давно, что даже имя свое забыл, но он точно должен быть здесь!
— Ты говоришь о Джентльмене, Алиса? Ты помнишь его? — спросила девушка, внимательно посмотрев на нее.
— Конечно я помню его! Я прошла все это для него, чтобы его спасти, потому что он спас меня! Он мой друг, и ты его прячешь!
Повисла странная мучительная тишина. Она звенела в голове Алисы, а пустота в груди подсказала ей — сейчас случится что-то очень плохое.
Рыжеволосая девушка смотрела на нее с удивлением и жалостью, потом ее лицо изменилось. Сквозь рябь перемены, похожей на "шум" неисправного телевизора проступили знакомые Алисе черты, серые глаза, прямой точеный профиль, галстук-бабочка цвета индиго.
Воздух застрял у Алисы в груди.
— Джентльмен — это я, — сказал Хозяин Перекрестка. — Все это время это был я.
Нет. Алиса отказывалась в это верить.