Столь нелестные слова Сашуля снёс спокойно, так как был согласен с ними полностью, но признаваться в том нисколько не хотел и начал чушь плести наперекор сплошную: «От того моё лицо такое и мешки на нём большие эти, что работаю. Не сплю ночами. Бдю шпионов да вражин, а также в подопечных мне военных душах непотребную ищу крамолу. Задыхаюсь. Носом землю рою. И пашу, хоть далеко начальство. А у вас я, между прочим, слышал, геморрой врачи нашли недавно. От чего он взяться мог? Тут даже деревянному предмету ясно, малотрезвому пилоту то есть: от бессмысленной штанов протирки!».
И от отповеди той правдивой поперхнулся, рассердившись, Дзюба, спирт в гортань его попал, и кашлем неестественным чекист зашёлся, а прокашлявшись, вскочил со стула и набросился на Сашу в гневе. Зарычал, свирепый мишка будто, да душить давай, хватать зубами… Только что это такое: оба вдруг, сцепившись, полетели в бездну… Тот полёт совсем не долго длился, а закончился в красивом море, тёплом, сказочном, к тому ж вдобавок из зелёного вина сухого. Помириться б в самый раз, поплавать да винца б притом попить на пару, но снести никак не может Дзюба оскорбления: вцепился в горло ошалело и в пучину тянет… Отбивается, как может, Саша, но каналья – пистолет, ну надо ж, неожиданно подлянку сделал: из штанов на глубину метнулся. Как тут можно не проснуться было?
Встал, вздохнул он и к загадке снова неизведанной своей:
– Вот видишь, – с укоризной обратился, – сны мне непотребные какие снятся. То в вине тону, а то теряю, как растяпа, пистолет казённый. Безобразие… А прав был Дзюба! Да и как ещё. Твоим капризам потакая, вдалеке от шефов вид теряю я. Гляди: мешочки на лице, одутловатость также, выдающая привычку злую, – всё то, душенька, твоя работа. Что молчишь? Неужто стыдно стало?
А загадочка ему:
– Сашуля! Стыдно, правда, но совсем немного, и прошу простить за то покорно, не имею меры, что и нормы. Но в виду имей, что нам без змия всё зелёного того ж не выжить. Пропадём мы без него, Сашуля.
– Что за польза от змейка такая, не томи уже, скажи на милость? Разве быть она от пьянства может?
– Вроде нет, но глянуть в корень если, можно запросто увидеть пользу. Алкоголь когда в крови, микробам неуютно в нём – сдыхают злыдни, и болеем от того пореже, дезинфекция – не польза разве? И потом, не забывай: начальство лишь тому даёт вперёд дорогу, вместе с ним кто пьёт и кто умеет проверяющих встречать красиво. Вот поэтому не мне, Сашуля, а тебе сейчас должно быть стыдно, что томишь, что ублажить не хочешь.
– Хм! – довольно удивился Саша, – очень мудро говоришь, загадка…
– Не хвали, а лучше брось скорее тугодумствия свои – да к делу.
И вздохнув, сплеснул руками Саша: «Что поделаешь с тобой, плутовка». Он собрался не спеша, вздохнул и за машиной в гаражи поплёлся да на ней на завтрак в часть поехал.
А питался же чекист бесплатно исключительно в столовой лётной, был персоною хотя земною, не летающей, притом вдобавок не имевшей пайковых. Чекистам не давали их, но к теме этой мы немного возвратимся позже.
А пока к себе в часть едет Саша и молчит. Он весь раздумий полон, как сегодня тешить душу будет, где и с кем, сперва покушав плотно. Перед выпивкою кушать надо. С этой истиною тяжко спорить.
Вот он, лётной пищи храм, а вот и симпатичный и уютный залик, то бишь «греческий», открыт в который путь начальству полковому только. В одиночестве присел Сашуля, так как все давным-давно поели. Ждать особо не пришлось: девица симпатичная в косынке белой колесницу привезла с едою.
Улыбнулась:
– Александр Иваныч! Выбирайте, так любезны будьте! И Сашуля взял с картошкой шницель и салатик из моркови свежей:
– Всё пока, – взглянул хитро на деву, ну а тут и завстоловой прибыл, бывший прапорщик-стрелок, и очень так тепло спросил чекиста:
– Как вам завтрак нынче, Александр Иваныч уважаемый? Как пища наша?
– Ничего.
– Рекомендую очень пелемешки со сметаной, просто исключительные! Тут недавно мы хохлушку-поваришку взяли. Так их делает – проглотишь пальцы, а под водочку – смолотишь руку.
– Пелеменчики? А что? А можно!
– Ну-ка, Надя, – крикнул шеф, – вези нам пелеменчики скорее, что ли.
Фёдор Павлович (так звали зава), было видно, услужить как хочет, как старается вовсю уважить, отношение такое видя, улыбнулся особист довольно, подмигнув, мол, службу знаешь чётко, дальновидно понимаешь, мудро. Так держать, и на поддержу можешь полагаться завсегда. И пальцем поманил к себе Сашуля зава:
– Фёдор Павлович, голубчик, надо тормозочек на двоих достойный.
– Пять минут придётся ждать всего лишь. Сконстролюем коробчонку махом, за которую не стыдно будет. Вам Надюша привезёт, а я вот покидаю, вызывают что-то к Пересукину, к завбазой, срочно.
Фёдор Павлович ушёл, а Надя тут же Саше привезла пельмени. Уколол один Сашуля вилкой, да и в рот его метнул, красавца. Правда, очень оказался вкусным.
Рот салфеткою, покушав, вытер, а Надюша тут чаёк, компотик с пирожками привезла и кофе – блюдо третье, и ещё коробку из-под обуви, в ней что понятно.
Вдруг хохлушечка жеманно эдак, демонстрируя красу, легонько поодернула плиссе-юбчонку, обнажая торопливо ножки, совершенно невзначай как будто:
– Александр Иваныч, Фёдор Палыч вам коробку передал вот эту, – указала.
Взял её Сашуля, в благодарность ущипнув за попу. Но, подёрнув ягодицей мило, не обиделась душа-девица, а всего лишь хохотнула только, окрылённая вниманьем сладким. Знала – кушает, поди, кто это в «зале греческом» один, какому стать любовницей совсем не лишне. Потому, собой красиво воздух раздвигая, не спеша Надюша поплыла, не торопясь, на кухню, непоспешностью понять давая: «Вы меня лишь поманите только – и я ваша без прелюдий долгих».
А Сашуля, чай попив, поднялся и, икнув, живот тугой погладил, да и в штаб пошёл, как раз в котором находился кабинет чекиста. Для чего? А для порядка просто. На двери печать проверить чтобы, ясность букв на пластилине жёлтом и цифирок подтвердить в осмотре. Почему не поглядеть, коль рядом?
Вот знакомая до боли дверца. Кабинет вот дорогой. А вот и пластилин, и по дощечке нитка сквозь него, а вот цифирки, буквы, будто их нарисовали только, о порядке говорят полнейшем.
И хотел уже к машине было особист шагать, вполне довольный, как услышал телефон, звонивший в кабинете у себя, за дверью.
Игнорировать не стал Сашуля сей звонок, а вдруг чего такое архиважное. Открыл скорее опечатанную дверь и шустро к телефону подскочил. Взял трубку. К уху плотно приложил и также:
– Давыденко! – произнёс стандартно.
– Индюков! – бас пропитой ответил – корпусного особиста голос. – Как там Снайпер, Барабашка как там? Никаких по ним подвижек нету?
– Нет, товарищ подполковник, нету.
– Да, – тяжёлый хриплый вздох. – Печально. Попрошу не расслабляться очень. Взял дела под свой контроль Андропов. До свидания.
И недовольно трубку ткнул на телефон Сашуля. Давыденко поругался матом очень скверно, неприлично очень, как зачуханный технарь обычный, а не власти столп, опора строя.
Неожиданный звонок напомнил о великих чудесах, какие в гарнизоне год творились пятый. Кто-то в ДОСе избивал сограждан регулярно, раз в неделю строго. Незаметно подойдя к прохожим ночью сзади, молотил нещадно. Невзирая на чины и званья, возраст, пол, людей лупил советских ни за что и ни про что, а после незаметно исчезал бесследно.
И, казалось бы, ну что такого в избиениях дурацких этих, сплошь и рядом на Руси какие? Ан же нет. Отличен был феномен исключительно обидным фактом: пятый год уже спецы большие из милиции, из контрразведки не могли того поймать злодея. Потому был окрещён в спецслужбе Барабашкою ночной проказник. Подполковник Индюков слыхали, что поведал? Сам Андропов даже взял под собственный контроль позор сей.
И не так бы то обидно было, полтергейст сей будь один, но два их бедокурили бок о бок дружно. Бьёт людей один, другой – животных, исключительно домашних, правда, убивает регулярно также из винтовки Драгунова строго. Не из снайперской лупи, тогда бы не ломало КГБ головку, что за фокусник такой, а так вот кагэбэшная статья – нарезка.
