Гипербола и гротеск играют свою эффективную роль Салтыкова именно потому, что являются художническими инструментами в сложном оркестре, органически включаются в реалистическую систему разнообразных форм, приемов и средств, как унаследованных от предшественников, так и обогащенных собственным новаторством сатирика. Щедринский градоначальник, Брудастый-Органчик, потому именно и производит огромное сатирическое впечатление, что выступает на фоне реалистической картины, которая в целом и во множестве деталей верна изображаемой действительности.
Глубина психологического анализа характеров и рельефность обрисовки портретов, комическое и трагическое в судьбах личностей и целых социальных групп и классов, яркие картины жизни в ее обыденных формах и в крайних проявлениях, проникновенный лиризм и волнующий драматизм — все это характерно для творческого метода великого русского реалиста-сатирика Салтыкова-Щедрина, метода, в котором находит свое место и гипербола, появляясь там, где это диктуется свойствами предмета изображения, замыслом и эмоциями художника.
Элементы гиперболизма и обычно идущей с ним рядом фантастики присущи всему творчеству Салтыкова, причем применение их достигает предельного для Щедрина размаха в самом конце 60-х годов («История одного города», «Помпадуры и помпадурши», сказки 1869 года) и удерживается (конечно, не во всех произведениях) примерно на этом уровне до середины 80-х годов (окончание «Современной идиллии» и цикла «Сказок»).
Наряду с этим нетрудно было бы проследить, как в разных произведениях одного времени сатирик то в большей, то в меньшей мере прибегал к гиперболе. Достаточно, например, указать, что в «Истории одного города» гиперболе и фантастике дан широкий простор, а в цикле того же времени «Письма о провинции» писатель почти не прибегает к этим средствам.
Во всех этих изменениях, прослеживаемых во времени, проявляется определенная закономерность. Проблемы политической жизни — вот те проблемы, в художественную трактовку которых у Щедрина обильно включаются гипербола и фантастика. Чем острее политические проблемы, затрагиваемые сатириком, тем гиперболичное и фантастичнее его образы. Именно на этом пути он искал себе свободу говорить с той резкостью и беспощадностью, которая диктовалась самим сюжетом.
В сюжетах, насыщенных злободневными политическими вопросами, гипербола служила одновременно и наиболее яркому раскрытию самых реакционных сторон политики самодержавия, и выражению вызываемых ими негодования и насмешки сатирика, и, наконец, в сочетании с фантастикой, служила средством эзоповского языка. Другими словами: именно в остро политических сюжетах гипербола проявлялась во всем богатстве ее идейно-эстетических функций и в процессе эволюции творчества сатирика все чаще перерастала в фантастику.
Фантастика Салтыкова — фантастика реалистическая. Это подтверждается как решительным господством реального элемента в его фантастических картинах, так и тем, что сама эта фантастика не уводит от действительности, а только служит средством идейно-художественного познания и сатирического разоблачения отрицательных явлений общественной жизни. При всех полетах авторской фантазии и порой причудливых внешних формах щедринских образов, всегда остается твердое убеждение в реальности их содержания.
Идейно-художественная мотивировка фантастического элемента, богато представленного в сатире Салтыкова, во многих отношениях близка к той, которая относится к гиперболе. Прием логического доведения ниспровергаемого принципа до всех его последствий был одним из тех путей, которыми Салтыков приходил к гиперболе, а от гиперболы к фантастике.
Фантастический элемент в произведениях Щедрина можно было бы уподобить факелу, которым сатирик освещает темные стороны действительности и при свете которого еще резче вырисовываются уродливые черты разоблачаемых типов. Чтобы обнажить всю паразитическую сущность дворян-помещиков, сатирик переносит их в воображаемую обстановку необитаемого острова («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил») или усадьбы, где по мановению волшебства не осталось ни одного мужика («Дикий помещик»). В этих условиях классовая природа дворян, лишенных привилегий, дарового труда и обычного комфорта, предстала перед читателем во всей своей звериной наготе.
Можно сказать, что по своей познавательной функции фантастика Салтыкова близка к научной гипотезе; она представляет собою выраженную языком художника догадку, предположение, логический вывод из анализа фактов. Подобно тому, как ученый прибегает к логическим абстракциям для того, чтобы в наиболее чистом виде проследить те или иные закономерности, — подобно этому Салтыков прибегает к своего рода художественным абстракциям, к своеобразным сатирическим утопиям. Он нередко ставит своих героев в такую воображаемую ситуацию, которая с наибольшей резкостью и полнотой разоблачает отрицательные черты социальных типов, принадлежащих к господствующим классам общества.
Познавательная функция фантастического элемента в сатире Щедрина неразрывно связана с живописательной.
Факты жизни обладают различными потенциальными возможностями превращения их в факты искусства. Салтыков-Щедрин отмечал, что для художественного воспроизведения скудного и неинтересного материала «необходимо большое участие воображения, чтобы сообщить ему ценность» (XX, 307).
Сатира вообще имеет дело преимущественно со скудным и неинтересным материалом, с прозаическими явлениями повседневной действительности. Для того чтобы оживить, или, как говорил Гоголь, «озарить» его, сделать его ярким, необходимы специфические средства живописания. Отсюда вытекает закономерность: чем скуднее, однообразнее, прозаичнее материал, тем чаще прибегал Щедрин к его оживлению при помощи фантастического элемента. При этом постоянным свойством реалистической фантастики Щедрина является то, что она не эстетизирует, не смягчает, не сглаживает, а, напротив, обостряет отрицательные черты объекта, делает их более рельефными.
Фантастическая живопись в сатире обычно совмещает в себе и функцию осмеяния. Фантазия сатирика развивает те или иные черты социальных типов в соответствии с их господствующей тенденцией и находит для них какой-либо изобличающий эквивалент в мире, стоящем за пределами человеческой природы. Возникают поэтические аллегории, место людей занимают куклы и звери, разыгрывающие социальные комедии и трагедии. Фантастическая костюмировка в одно и то же время и ярко оттеняет отрицательные черты типов, и выставляет их в смешном виде. Социальный тип, действия которого приравнены к действиям низшего организма или примитивного механизма, вызывает смех.
В зеркале сатиры фантастический образ пародирует реальный человеческий образ, а смысл всякой сатирической пародии как раз и заключается в том, чтобы развенчать оригинал посредством смеха. При этом, чем выше официальное положение обличаемого социального типа, чем значительнее его претензии на место в обществе и чем, следовательно, резче контраст между ним и его фантастическим эквивалентом, тем громче, убийственнее, беспощаднее смех, вызываемый юмористической фантастикой. Принцип юмористической фантастики нашел свое блистательное применение в «Сказках», где вся Табель о рангах остроумно замещена разными представителями фауны.
В зависимости от объекта, замысла и цензурных условий в произведениях одного и того же времени фантастический элемент то ослабевал, то усиливался. С другой стороны, в творчестве сатирика в период от 50-х до 80-х годов наблюдается последовательное нарастание фантастического элемента.
После «Истории одного города» дальнейшие взлеты щедринской сатирической фантастики связаны с «Современной идиллией» и «Сказками». И это, конечно, следует объяснить тем, что сатира Салтыкова в ходе времени приобретала все большую политическую остроту и пробивала себе дорогу к читателю через все большие цензурные препятствия.
В творчестве сатирика происходило не только нарастание фантастического элемента, но и все более тесное сближение его с фантастикой народных сказок и постепенное обособление его в самостоятельный жанр сказки, как такую литературную форму, которая, с одной стороны, предоставляла наилучшие возможности для реализации всех функций сатирической фантастики, а с другой — была наиболее доступна широкому читателю.
