Рванул с плеч рубашку и трясущимися руками выбил защищающие знаки на обоих предплечьях.

Он еще долго сидел, прислонившись спиной к шкафу и приходя в себя. И только почувствовав, что отпустило, осторожно вышел в гостиную, сел на диван и зажал раскалывающуюся голову ладонями.

Тело было мокрым от напряжения и страха. Под пальцами было влажно. Наверное, разбил голову. Но сил не осталось даже посмотреть.

В шкафу, прямо рядом с репеллентом, он хранил яд, который мог убить его мгновенно. И, кажется, время пришло.

Потому что, если бы это произошло, когда рядом были бы студенты, – это означало бы смерть для них. А если бы рядом был Мартин? Или Алекс? Они бы, возможно, отбились. А вот Виктория – нет.

Макс сидел, уставившись на дверь лаборатории, и собирался с духом. Когда-то ему казалось, что он легко сможет оградить мир от себя.

Сейчас же он понял, что отчаянно, до крика хочет жить. Учиться у Четери. Встречаться с друзьями. Заниматься делами. Открывать новое и быть на две головы выше остальных ученых в этой области. Учить увальней-студентов. Читать раздражающие лекции для глупых и бесперспективных первокурсников. И первокурсниц.

Инляндец встал и, пошатываясь, пошел в лабораторию. Оглядел дело рук своих, поморщился. Открыл шкафчик и выбил на своих плечах еще два знака – поверх недавних. Затем залечил разбитую голову, выпил, наверное, литра два молока и отправился к тому единственному, кто мог поставить ему мозги на место.

Четери был занят – решал какие-то городские дела, – и Макс тихо присел на мозаичную лавку и терпеливо ждал, пока дракон освободится. Выглянувшая во двор Светлана удивленно помахала ему рукой, знаками показав, что тоже занята, и убежала.

Но через пару минут во двор вышла служанка с молоком, ароматным травяным чаем и скромными закусками. Выставила это все на столик перед Троттом, на плохом рудложском спросила, нужно ли господину еще что-то, и, когда он покачал головой, с сожалением удалилась.

Здесь было хорошо, и страх отступал перед щебетом поющих птиц и плеском фонтана, перед темным и теплым южным вечером, гомоном людей за воротами, обилием цветочных запахов и порхающими туда-сюда огромными бабочками. Перед вкусной пищей, наконец, – Макс сам не заметил, как кусочек за кусочком съел огромную лепешку с медом, уничтожил теплое ароматное мясо в травах и лениво, чувствуя уже сытость, доел сочную ореховую баклаву.

Прошедшая паника в конце этого пиршества в одиночку показалась постыдной. И он хотел уже уйти, чтобы не беспокоить Чета по пустякам, когда тот показался во дворе. Подошел, внимательно осмотрел, покачал головой.

– Что привело тебя сюда так рано, Макс? Я собирался звать тебя через несколько часов.

Тротт молчал – стыдно было признаваться в слабости. Но под серьезным взглядом зеленых глаз все же начал говорить.

– Помнишь, ты обещал убить меня, если я сойду с ума, Четери?

– Я не забываю такого, – спокойно отозвался дракон, подцепляя уцелевший кусочек баклавы и отправляя его в рот. – Пришел за смертью?

– А если я скажу, что да? – Макс искоса взглянул на учителя.

– Скажу, что ты сидишь рядом, и говоришь со мной, и так же разумен, как накануне, ученик, – Чет усмехнулся. – Говори.

– Сегодня я не справился с собой, – четко выговаривая слова и глядя в глаза дракону, сказал Макс. – Выпил жизнь из растений. Если бы рядом был человек, я бы убил человека. А испив одного, не остановился бы. Я чувствую, что-то происходит, Мастер. Мне все чаще приходится использовать репеллент, и я боюсь, что однажды его не хватит. И я погружусь в безумие.

Четери молча смотрел на льющийся фонтан.

– Я знаю, что такое безумие, – наконец проговорил он. – Это случается, если у тебя нет якорей в этом мире. И если воля твоя слаба. Повторю, ученик. Ты сидишь рядом, говоришь со мной, ты спокоен, в твоей ауре – лишь шлейф старого страха. Тебе ли с твоей силой контроля волноваться? Просто прими, что для тебя нет невозможного. Ты всегда сможешь остановить себя. Сегодня ты получил урок, получил знание, которым воспользуешься в следующий раз, как только почувствуешь признаки надвигающегося приступа. Помни об этом. И не сомневайся; сомнения – причина поражений. А сейчас, – Мастер вскочил, покрутил плечами, – раз ты пришел, снимай рубашку. Пять минут, и я выгоню из тебя сомнения вместе с потом и кровью.

Не только профессору Тротту было плохо в этот вечер. Алина Рудлог, готовящаяся к зачету, почувствовала слабость. Заслезились глаза, заныл живот – но она упорно повторила всё по вопросам, еще ухитрилась выцепить Зигфрида и пройтись с ним по основным моментам курса, несмотря на то что пришлось даже отказаться от ужина из-за подташнивания.

«Точно перезанималась, – грустно думала она, – или отхожу от напряжения последних дней. Или завтрашнего… боюсь».

Спать она пошла, шатаясь от слабости, и заснула мгновенно, даже не открыв книжку, чтобы почитать перед сном.

А ближе к утру принцесса проснулась от ноющей боли внизу живота. Мышцы крутило, и она повернулась на бок, засунула руки между ног и застонала.

А через некоторое время почувствовала, как у нее горячо и влажно между бедер.

Алина, кое-как разогнувшись, нацепила очки, включила ночник и уставилась на свои пальцы.

На них была кровь.

Она лихорадочно стянула с себя пижамные штаны, стала осматриваться: где могла пораниться? Было очень страшно. И только через несколько минут принцесса сообразила, в чем дело. Пометалась по комнате, накинула халат и понеслась мимо неспящих гвардейцев в Маринину комнату.

В гостиной сестры на нее лениво тявкнул Бобби, и Алинка тихо прошла в спальню. Марина спала, прижав кулачки к шее, и очень стыдно было ее будить, но надо же что-то делать!

– Мариш, – отчаянно прошептала Алинка, – Марин! Проснись!

– А? – Марина открыла глаза, недоуменно уставилась на Алинку. – Ребенок, ты чего? Кошмар приснился? Забирайся ко мне под бок, только дай доспать, умоляю.

– Да нет! – волнуясь, выпалила Алина. – Марина, мне помощь нужна! У меня это, к-кажется, цикл начался!

– Ну поздравляю, – сонно сказала сестра и села, включая ночник. Волосы ее торчали во все стороны, и одета она была в коротенькую маечку и шортики. – Теперь ты совсем большая. Ликбез нужен? Ну, почему все это происходит и какие процессы запускает в организме?

– Я об этом в пять лет прочитала, – проворчала Алина.

– Ну тогда чего ты паникуешь? Регулы – это не страшно, Алиш.

Марина зевнула и потянулась.

– О, у тебя новая татуировка? – заинтересованно спросила Алинка. Марина смущенно прикрылась рукой.

– Потом покажу. Еще воспалена немного. Ты чего разбудила-то меня? Я, конечно, польщена, что первой узнала о такой новости…

Алина покраснела.

– Мне бы чего-то, Марин… Я ведь не разбираюсь, и нет у меня!

Марина некоторое время, что-то соображая, смотрела на нее. Потом взгляд ее просветлел, и она потрясла головой.

– Сестра у тебя – дуреха, – сказала она с чувством. – Пойдем, проведу инструктаж. Живот болит?

– Болит, – буркнула Алина.

Марина наклонилась, порылась в тумбочке.

– Вот тебе обезболивающее. Пошли в ванную, девушка. Буду тебя учить страшным женским премудростям. А потом, – она взглянула на часы, – постараемся все-таки поспать. Еще два часа точно есть. А ты привыкай быть взрослой, ребенок, – она хмыкнула и потрепала Алинку по голове. – Хотя какой ты теперь ребенок, раз ты уже своих детей иметь можешь.

После всех треволнений пятая принцесса не пошла к себе. Растянулась рядом с сестрой, укуталась в теплое одеяло – боль в животе отпустила, и заснула она почти мгновенно.

И снилось ей, что рядом – солнце, и она, маленькая, голодная и холодная, протягивает к нему руки, чтобы вобрать этот свет, согреться, – и лучи мягко впитываются в кожу, делая принцессу легкой и счастливой. От света этого щекотно в животе и радостно на душе. Она пьет и пьет его – и внутри, откуда-то из древних глубин подсознания поднимается понимание, что нельзя больше. Хватит. И еще мамин голос: «Алина, нельзя жадничать! Ты же принцесса Рудлог!»