- Я написал ему где ты, и намекнул что ему стоило бы приехать. Уверен – он уже в пути. Подождем тут, ладно? Мне спокойнее так. Не представляю, что ты делала все эти четыре дня взаперти. По стенам и потолку пешком ходила, да? Когда он появиться, мне тоже будет интересно куда это он так пропал. Неужели от меня думал убежать?

Ян говорил все это, смотря вперед, за стекло. Я посмотрела туда же. Свет немного приглушили, все сидели по местам, уже не беседуя друг с другом. Графины на столиках были уже полные, где-то добавились тарелки с мясным, сырным или фруктовым ассорти. Неприхотливые закуски. Все выжидательно смотрели на эту непонятную круглую кровать-пуф посередине. Ян тоже смотрел на нее.

- Не думал, что мне удастся показать тебе это представление, - его взгляд не двигался. – И все же ты его посмотришь. После этого конечно, ты станешь меня презирать еще больше.

- Если это возможно, - вставила я, разглядывая лицо Яна. Оно застыло как маска, глаза остекленели, губы даже не пытались изобразить фирменную улыбку.

- Возможно, Ева. Так уж получилось, что между нами общего только Лисьев. И скажу честно, если бы не он, тебя бы я в жизни не заметил. Но раз так сложилось… Я заметил, Ева. И тебе не отвертеться. По неясной мне причине, Тимур привязан к тебе как к родной сестре, и даже больше. Не знай наверняка, что вы не спите вместе, я бы даже очень сильно ревновал. И ты скоро увидишь, как сильна бывает моя ревность. Соперников я уничтожаю, убираю со своего пути не просто выстрелом в затылок, хотя могу и так, ты знаешь. Уничтожаю их как личность. А ты, Ева, моя соперница. Тимур выбрал тогда тебя.

Ян не глядя берет графин, ловко, не пролив и капли, наливает в бокал. При этом его взгляд все еще неподвижен. Дверь открывается, официант тенью проскальзывает в комнату, неслышно ставит передо мной поднос и так же неслышно исчезает за дверью.

Графин с прозрачной жидкостью, бокал, блюдце с порезанным лимоном. Корка у лимона желтая настолько, что светиться в полумраке.

- Давай выпьем, я налью тебе.

Ян все-таки переводит взгляд, левой рукой наполняет мой бокал на половину. Не протестую, хотя знаю, что за раз мне столько не осилить. Подает бокал мне, смотрит в глаза.

- Тим никогда не говорил тебе, откуда у него эти шрамы на запястьях?

Беру стакан. Сжимаю. Второй рукой подцепляю дольку лимона. Ром с лимоном, наша с Тимом классика.

- Говорил, - получается глухо.

- И говорил правду? – Ян склоняет голову, смотрит мне на лоб, спускается взглядом вниз, нос, губы, подбородок, шея (я нервно сглатываю), ворот кофты. – Он говорил кто это был? Кто сказал ему тогда сдохнуть?

Твою мать, я начинаю догадываться. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

- Это все был я. Это я, сказал ему сдохнуть, потому что он до смерти напугал меня своей выходкой.

- Он…Он сказал, что тот…Что он уехал… - голос осип.

- Уехал. А потом вернулся. И обнаружил что его травят, как собаку. Уроды. Я присмирил всех, и обрадовал Тимура тем, что принял его чувства. И знаешь, что он сделал? Как отблагодарил меня? Эта слабохарактерная сволочь?

Я опустила взгляд.

- Он полез на крышу…

- Да, полез на крышу, - Ян залпом осушил свой стакан. – Пей.

Что говорила то? Не осилю? Осилила. Ром обжег горло, лимон заскрипел на зубах.

- Разрушил меня, уничтожил и захотел уйти. А я…

- А ты не отпустил, - закончила за него я.

Ян кивнул и снова наполнил свой бокал, в мой тоже налил.

В комнате за стеклом что-то произошло. Все оживились, приподнялись в креслах, все внимание теперь перешло из центра комнаты в угол, где за еще одной шторой приоткрылась дверь, и на свет выступил высокий мужчина. Общее впечатление о нем можно вместить в одно слово «мощный», но его все равно никто не разглядывал. Смотрели на того, кто зашел за ним. Босиком, по паркетному полу, ежась как будто на сквозняке, а что самое примечательное – полностью обнаженный. Не сразу в глаза бросились алые ленты, поэтично скреплявшие его запястья за спиной. Обе фигуры двинулись к центру, провожаемые жадными взглядами зрителей.

- Мне кажется, ты все-таки не до конца поняла, что это за заведение, - губы Яна растянулись в привычной улыбке, он пригубил из своего стакана. – Витя больной ублюдок.

Я попыталась не закричать, и усидеть на месте. Передо мной, на этой кровати, совершенно не стесняясь своей наготы и липких взглядов мужиков в креслах, замер в странной позе … нет. Не Тим. Всего лишь Денис. Тот самый, из универа.

«Уничтожаю их как личность» - эхом зазвучало в моей голове.

========== Глава 10. Вижу, слышу ==========

Денис встал около кровати в центре комнаты. Замер на несколько минут, затем запрокинул голову и выгнул спину. Мужчина рядом с ним провел рукой по его голой спине, надавил на поясницу. Мужики заерзали в креслах.

- Знаешь, - хриплый голос сбоку. – Не то что бы мне это все нравилось. Нет. Но поделать ничего не могу.

Ладонью хлопает по его ноге. Послушно поднимает ее и ставит на кровать. Немного наклоняется. Еще один хлопок, опирается на колено, медленно наклоняется вниз.

- Тогда, в школе для меня это был акт благотворительности. Бедный, зашуганный мальчик, из неполноценной семьи… Я решил стать его другом. Сначала все выходило отлично. Мы нашли общий язык, нам было даже весело. Помню, по четвергам мы всегда смотрели у меня фильмы. У Тимура очень звонкий и заразительный смех… Был. Потом он резко изменился, стал избегать посиделок у меня.

Руки Дениса развязали, он потянулся как кошка, полностью упал на кровать и резко перевернулся на спину, широко расставив ноги. Кровать пришла в движение. Медленно закружилась. Свет в комнате почти совсем погасили, осталась лишь красная подсветка, от небольших, незаметных на первый взгляд светильников около каждого столика. Мужчина периодически дотрагивался до какой ни будь части тела Дениса, и тот в ответ выгибался, извивался, менял свое положение, всячески показывая и демонстрируя себя зрителям.

- Я спрашивал его, почему, он отвечал, что все в порядке, советовал не забивать голову. Но я волновался, он же был моим другом. А потом этот поцелуй… Господи! До этого я думал, что геи бывают только там, где-то на экранах телевизора, в дерьмовых фильмах. Слово «пидорас» было самым грязным ругательством. Для меня это все было неприемлемо. Я сбежал. Попросил отца отвезти меня жить к брату. Думал, что забуду. Но не забыл, нет. Все время думал об этом, и заметил, что отвращения я не испытываю, даже наоборот – интерес. Вспоминал Тимура и начинал очень скучать. За совсем небольшое время он стал мне ближе, чем многие до него, которых я силился называть друзьями. Ближе, чем родной брат. Витя тоже сыграл тут роль. В один вечер он налил мне виски, показывая, что доверяет мне, считает взрослым, не то что наш отец. И спросил, с чего это я ушел с любимой школы, почему все время хожу такой мрачный. Под наплывом такого приятного мне внимания и крепкого алкоголя, я рассказал. На что мой братик фыркнул, и сказал, что трахать я могу кого угодно. Отец не узнает.

Денис перевернулся на живот, потерся пахом о покрывало. Волосы падали на его лицо, губы были приоткрыты, глаза плотно зажмурены. Хлопок по спине. Соскочил с продолжающей движение кровати и пошел к ближайшему столу. Походка его была преувеличенно легкой. Шел, крутясь, виляя бедрами. Достаточно ясно можно было увидеть, что он возбужден, головка его члена прижималась к плоскому животу. Дойдя до первого мужика, он легко провел по его плечу, двинул бедрами и пританцовывая двинулся дальше, вдоль столов, откликаясь на каждое прикосновение похотливых рук, трогающих все, до чего только могли дотянуться. Обойдя всех, вернулся на кровать, и показав на самого правого от себя мужчину, принял коленно-локтевую, максимально прогнувшись. Все зрители несколько раз хлопнули, изображая аплодисменты. Выбранный Денисом встал и торопливо пошел к нему, на ходу ослабляя галстук и расстёгивая ремень. Кровать остановилась так, что бесстыже оттопыренная жопа парня оказалась равнехонько напротив ширинки мужика, который тут же поспешно ее расстегнул, высвобождая свое престарелое достоинство. Потерся им о бледную кожу Дениса, провел рукой по спине, выступающим лопаткам. Огладил бедра. Нагнулся, чмокнул ямочку на пояснице и загнал свой член резко, до конца.