Прежде всего он приказал спустить на воду большую шлюпку, взяв её на буксир: теперь на орудийной палубе освобождалось место для канониров, уже суетившихся вокруг пушек. Обычно так поступали капитаны военных кораблей. Тем временем боцман следил, как сковывают кусками толстой цепи ядра попарно и заряжают ими пушки, в том числе обе двадцатичетырехфунтовые на корме. Матросам приказали быть в готовности убрать лисели по первому приказу капитана. Затем Карфангер обратился к своим людям, стараясь говорить как можно спокойнее и убедительнее:
- Теперь наша судьба в руках Господних, и одному ему известно, удастся ли нам отстоять жизнь и свободу. Помните: Господь не жалует трусов. Я требую, чтобы мои приказы исполнялись в точности и без малейшего промедления. В противном случае не миновать Господней кары нам всем, а в первую очередь нерадивым. С Богом, братья!
- С Богом, капитан! - откликнулся хор голосов; многие забормотали "Отче наш". Карфангер хотел было их поторопить, но передумал и повернулся к Яну Янсену.
- Штурман, становитесь за штурвал и внимательно следите за моими командами.
Карфангер не спускал глаз с пиратского корабля, который теперь держался в кильватере "Мерсвина" на дистанции в несколько кабельтовых. В том, что он настигает, сомнений не было, но каждая минута становилась для "Мерсвина" дороже золота: пушки все ещё не были заряжены. Прошло не меньше часа, прежде чем боцман поднялся на ют и доложил, что все готово.
- Хорошо, Петерсен, - сдержанно кивнул Карфангер. - А теперь слушайте меня внимательно. Мы будем постоянно держать такой курс, чтобы они оставались у нас в кильватере. Если они задумают обойти нас слева, мы отвернем вправо, если справа - отвернем влево. Чтобы не отстать, им придется повторять наши маневры. Вы, боцман, примите команду над кормовыми пушками, и если не сумеете первым залпом срубить алжирцу фок-мачту - лучше сами бросайтесь за борт!
Но боцман усомнился.
- Вы полагаете, капитан, они подойдут так близко? Я на их месте ни за что бы не полез под дула кормовых орудий.
- Не беспокойтесь, боцман, на этот счет у меня есть свои соображения.
Карфангер подозвал к себе такелажного мастера Хайнриха Моллера и изложил суть своего замысла: для начала убрать лисели, чтобы легче было маневрировать, а когда пираты приблизятся на два-три кабельтова, мгновенно убрать марсели, чтобы "Мерсвин" резко потерял ход.
- Ах, гром и дьявол! - довольно рявкнул боцман. - Вот уж чего они никак не ожидают! Ты, Хайнрих, поддай жару своим ребятам, чтоб живее поворачивались, не то эти бандиты за кормой нас раскусят. А я уж обеспечу фейерверк!
Убедившись, что его намерения правильно поняты, Карфангер приказал убрать лисели. Тотчас десятка полтора матросов, с кошачьей ловкостью перебирая руками и ногами, вскарабкались по вантам на марса-рей, добрались до ноков и мигом взяли на гитовы дополнительные паруса. "Мерсвин" замедлил ход. Карфангер не отводил взгляда от приближавшегося корабля пиратов, чтобы без задержки различить любой его маневр и не промедлить с ответным. Он знал, с кем имеет дело: североафриканские рейсы - так турки и арабы называли своих пиратских капитанов - не зря слыли опытными мореходами.
Тем временем боцман Петерсен с лучшими канонирами вновь и вновь проверяли заряды пушек, и особо тщательно - обеих кормовых. При этом боцман наставлял:
- Левую наводите чуть повыше, чтобы наверняка перебить им фока-рей. И помните, ребята, не попадете с первого залпа - читайте отходную: на второй залп времени не будет.
Боцман был абсолютно прав: в те годы канониры, способные за час произвести три выстрела из пушки, попадались не чаще, чем серебряные талеры в нищенской суме. У большинства же на перезарядку пушки уходило не меньше получаса.
Пристроившись у шкафута, Петерсен всматривался в пиратский корабль, державшийся в кильватере, но так и не приблизившийся на пушечный выстрел.
Не приведи Господь, - подумал он, - сейчас им отвернуть вправо или влево, тогда все расчеты капитана пойдут прахом.
В этот момент Карфангер скомандовал взять на гитовы марсели, и "Мерсвин" едва не лег в дрейф. Такого маневра алжирцы никак не ожидали, и теперь их корабль на всех парусах мчался прямо на корму гамбургского судна, где боцман Петерсен пытался уловить момент для залпа: судно то взлетало на гребнях волн, то вновь проваливалось. Вдруг за его спиной появился юнга Хайне Ольсен.
- Боцман, капитан велел передать: приготовьтесь, спускаем паруса!
Не оборачиваясь, Петерсен махнул рукой, - мол, слышал, сам продолжая неотрывно следить за пиратским кораблем. У кормовых пушек уже стояли канониры с дымящимися фитилями.
Паруса алжирца заслонили полнеба. Боцман почувствовал, как по спине текут струи пота, прижал к груди стиснутые кулаки, выждал ещё какое-то мгновение - и, выбросив руки в стороны, рявкнул:
- Пли!
И тут же уши его заложило от грохота; обе разряженные пушки рванули канаты, которыми были принайтовлены к борту; весь корпус судна содрогнулся, клубы дыма заволокли обзор, и на несколько мгновений воцарилась тишина.
Не дожидаясь, пока дым рассеется, Клаус Петерсен снова погнал канониров к пушкам. Зашипели мокрые банники, которыми пушкари прочищали горячие стволы от пороховой гари. Но эти звуки заглушили радостные крики остальной команды. Боцман кинулся к борту: теперь у алжирца на месте фок-мачты из дикого хаоса обломков рей и изувеченного такелажа торчал только расщепленный обрубок.
Боцман готов был пуститься в пояс от радости.
- Ну, парни, за такую работу с меня причитается! Ставлю вам в Кадисе добрую выпивку!
Торжествовать победу было рано, и боцман снова принялся подгонять канониров; но те и без того летали, как на крыльях. Карфангер зычным голосом скомандовал брасопить реи и ставить все паруса, кроме лиселей. Отведя "Мерсвин" на добрую милю к югу и оказавшись вне пределов досягаемости, он положил судно в дрейф.
Сквозь скрип рангоута со стороны алжирца доносились дикие крики и проклятья пиратов, лихорадочно суетившихся вокруг бесформенной груды остатков такелажа. Они явно пытались поставить запасную фок-мачту. Штурман встревожился.
