– Мой отец. – Он буквально выплюнул эти слова.

– Что?

– Если бы я был ему интересен, то на вашем месте сидел бы он.

– Он не приходит повидаться с вами?

Беккер качнул головой.

– А кто-нибудь ещё из вашей семьи?

– Сестра была. Один раз.

– О, – сказал я.

– Считают себя опозоренными.

Слова на мгновение повисли в воздухе. Статья на первой полосе «Нью-Йорк таймс» об охранниках Саваннской тюрьмы была озаглавлена «Позор Америки».

– Ну, – сказал я, – возможно, мы сумеем их разубедить.

– С помощью психологической хрени? – Он фыркнул своими тонкими губами.

– С помощью правды.

– Правда в том, что мой адвокат считает меня психопатом. Сраным Норманом Бейтсом[7]. – Он покачал головой: – Что это за защита такая, а? Вы, наверное, умом тронулись?

Я не испытывал к нему никакого сочувствия: то, что он сотворил, было ужасно. Но я преподаватель – задайте мне вопрос, и я обязан на него ответить: такова моя природа.

– Вы совершили хладнокровное убийство, и обычно суд считает это убийством первой степени, верно? Однако представьте, что на МРТ у вас в мозгу обнаружат опухоль, которая влияет на ваше поведение. Присяжные могут склониться к мнению, что вы ничего не могли с собой поделать. У вас нет опухоли, однако мои исследования показывают, что психопатия – такое же ясно определяемое физическое состояние, и оно должно приниматься в расчёт при определении вины.

– Ха, – сказал он. – И вы тоже думаете, что я псих?

– Честно говоря, не знаю, – ответил я, кладя свой чемоданчик на деревянную столешницу и щёлкая замком. – Но могу узнать.

– Профессор Марчук, вы присутствовали, когда мой оппонент, окружной прокурор, представляла своего эксперта-свидетеля, психиатра Саманту Голдсмит?

Я старался, чтобы голос звучал спокойно, но, чёрт возьми, я нервничал неимоверно. Мне, разумеется, был привычен сократический метод[8] в академической обстановке, но здесь, в этом душном зале суда, на кону стояла человеческая жизнь. Я подался вперёд.

– Да, присутствовал.

Подбородок Хуана Гарсии выдавался вперёд, как скотоотбойник на паровозе.

– Вы сидели здесь, в третьем ряду, не так ли?

– Именно так.

– Вы помните, как доктор Голдсмит излагала клиническую оценку ответчика, Девина Беккера?

– Да.

– И каков был её диагноз?

– Она утверждала, что мистер Беккер не является психопатом.

– Объяснила ли доктор Голдсмит методику, с помощью которой она пришла к такому выводу?

Я кивнул:

– Да, объяснила.

– Вы знакомы с использованной ею методикой?

– Весьма близко. Я также прошёл сертификацию по применению этой методики.

У Хуана была манера так двигать головой, что он напоминал мне ястреба – когда голова мгновенно поворачивается из одного положения в другое; сейчас он смотрел на присяжных.

– Тогда, вероятно, вы могли бы освежить её суть в памяти этих достойных людей. Какую методику использовала доктор Голдсмит?

– Психопатический опросник Хейра, исправленная версия, – ответил я.

– Обычно называемый «опросником Хейра» или ПВП-Р – верно?

– Да.

Быстрый поворот головы в мою сторону.

– И, прежде чем мы пойдём дальше, просто чтобы напомнить нам, что такое «психопат»?

– Это лицо, лишённое эмпатии и совести, лицо, не сочувствующее другим людям, – некто, кого заботят лишь его собственные интересы.

– А опросник Хейра? Напомните, пожалуйста, присяжным.

– Роберт Хейр выделил двадцать признаков, определяющих психопата, – от гладкоречивости и внешнего шарма до распущенности и отсутствия угрызений совести.

– И опять же напомните нам: чтобы быть психопатом, вы должны демонстрировать все двадцать признаков?

Я покачал головой:

– Нет. Существует числовая шкала оценки.

– Испытуемый заполняет некую форму?

– Нет-нет. Эксперт, прошедший специальную подготовку по применению методики профессора Хейра, проводит интервью с испытуемым, а также изучает его полицейское досье, психиатрическую медицинскую карту, историю его занятости, образование и так далее. Затем эксперт оценивает испытуемого по двадцати критериям: ноль означает, что данный признак (патологическая лживость, к примеру) отсутствует; единица – если присутствует в некоторой степени (возможно, он постоянно лжёт в личных взаимоотношениях, но никогда – в деловой обстановке, или наоборот); и двойка – если данный признак систематически проявляется во всех сферах жизни испытуемого.

– И какова средняя сумма оценок по двадцати критериям?

– Для нормальных людей? Весьма невелика: четыре из максимально возможных сорока́.

– И сколько же нужно набрать, чтобы оказаться психопатом?

– Тридцать или больше.

– Вы помните, во сколько баллов оценила доктор Голдсмит мистера Беккера, ответчика?

– Помню. Её оценка равнялась семнадцати.

– Профессор Марчук, присутствовали ли вы в этом зале, когда мы – сторона защиты – представляли нашего эксперта-свидетеля, ещё одного психолога, который давал показания непосредственно перед вами?

Я снова кивнул:

– Да.

– Этот психолог, доктор Габор Баги, показал, что он также провёл тестирование Девина Беккера на психопатию. Вы это помните?

– Да.

– Получил ли доктор Баги такую же оценку, что и доктор Голдсмит?

– Нет. Его оценка для мистера Беккера равнялась тридцати одному.

Хуан довольно правдоподобно разыграл удивление.

– Тридцать один из сорока? Тогда как доктор Голдсмит насчитала лишь семнадцать?

– Верно.

Его голова рывком повернулась к присяжным.

– Как бы вы объяснили это расхождение?

– Хотя и предполагается, что опросник профессора Хейра объективен, насколько это возможно, результаты применения его теста в клинических условиях разнятся в зависимости от эксперта, проводящего тест. Однако разница в четырнадцать баллов? – Я пожал плечами под своим синим костюмом. – Этого я не могу объяснить.

Его взгляд снова метнулся ко мне.

– Тем не менее наш результат – тридцать один балл – помещает мистера Беккера в установленную законом границу психопатии, тогда как результат, полученный доктором Голдсмит, оставляет мистера Беккера за пределами этой границы, верно?

– Да.

– И, принимая во внимание, что обвинение требует смертной казни, вопрос о том, является ли мистер Беккер клиническим психопатом – определялось его поведение его волей или нет, – критически важен для назначения ему способа наказания, что ставит перед достойными членами жюри незавидную, но, к сожалению, весьма распространённую задачу: сделать выбор между противоречащими друг другу заявлениями экспертов. Не так ли?

– Нет, – ответил я.

– Прошу прощения, профессор Марчук?

Моё сердце заколотилось, но голос мне удалось сохранить абсолютно ровным.

– Нет. Доктор Голдсмит совершенно не права, а доктор Баги прав. Девин Беккер – психопат, и я могу это доказать – доказать это, не оставив ни малейших сомнений.

– Простой бинарный способ диагностики психопатии? – переспросила Хизер, глядя на меня через ресторанный столик. – Но ведь это невозможно.

– О, очень даже возможно. И я его открыл.

Сестра для меня – один из самых любимых людей на свете, и я для неё – тоже; думаю, мы были бы лучшими друзьями, даже если бы не были родственниками. Ей сорок два, она почти ровно на три года старше меня и работает корпоративным юристом в Калгари. Работа довольно часто приводит её в Виннипег, и тогда мы зависаем вместе.

– Да ладно, – сказала она. – Психопатия – это спектральное расстройство.

Я покачал головой:

– В наше время все хотят, чтобы всё было спектральным расстройством. Аутизм – классический пример: «расстройство аутистического спектра». Нам хочется, чтобы вещи были аналоговыми, чтобы имели бесконечное число градаций. Но люди – не аналоговые устройства. Жизнь вообще не аналоговая: она цифровая. Да, не двоичная – четверичная. В буквальном смысле четверичная: четыре основания – аденин, цитозин, гуанин и тимин – составляют генетический код. В нём нет ничего аналогового. Так же как ничего аналогового нет в большинстве состояний человека: он либо жив, либо нет; у него либо есть гены болезни Альцгеймера, либо нет; он либо психопат, либо нет.