И она оставляет меня с Шепом одного. С Шепом и воспоминаниями.

Я подхожу к плантималю. Он подскакивает вверх-вниз и лепечет:

– Та-та.

«Никаких признаков нервной системы». Ну и бадья. Интересно, на сколько потянет? А если добавить ещё и все игрушки и детские вещички, которые купила ему Шерил?

«Оно ничего не чувствует».

Я представляю, как несу его к шлюзу, пока Шерил спит. Шеп поворачивается ко мне и машет ручками. «Всё это лишь адаптивные, подражательные, непроизвольные реакции». Я глажу плантималя и как-то понимаю, понимаю – этот трепет означает, что ему приятно. Я беру бутылочку с кормом, и Шеп тянется к моей руке. Я не сомневаюсь, что он радуется в предвкушении еды.

«Может, я вижу то, что хочу видеть?»

Начальник станции установил правила. Правила, которые необходимо соблюдать.

– Прости, – говорю я и убираю бутылочку.

Наклоняюсь, чтобы поднять горшок. Я должен избавиться от него сейчас, прежде, чем проснется Шерил, прежде, чем мне придется потерять всё, что мы так старались запомнить: нашу совместную жизнь.

– Си а-а-а-а о-о-о-о, – произносит Шеп, его губы из листьев шуршат друг о друга. Ритм знакомый, напоминает что-то, что Шерил раньше повторяла часто, а теперь почти перестала.

За спиной раздается голос Шерил:

– Так он говорит «Я тебя люблю».

Шерил восприняла новость лучше, чем я ожидал. Она просто уселась с Джоуи на руках, когда медсестра отсоединила проводки от системы жизнеобеспечения и оставила нас одних.

– Тебе надо поесть, – сказал я.

– Потом, – отозвалась она.

Я сел рядом, не желая прикасаться к сыну. Я ненавидел себя. Ненавидел облегчение, которое испытывал. Почти эйфорию. Я был чудовищем.

«Так и надо было сделать с самого начала, – сказал я себе. – Мы были эгоистичны. А теперь поступаем правильно. Разумно».

Джоуи судорожно задергал руками. Такое с ним часто бывало. Обычно мы звали медсестру, но не в этот раз. Больше нет.

– Можешь его подержать? – спросила Шерил. – Он обычно успокаивается у тебя на руках.

Я подумал, что если мы проверим это научными методами, то вряд ли найдем доказательства. Но вслух не сказал и протянул руки.

Дрожащее тело затрепетало, прижимаясь к моей груди, моим рукам и плечам. Затем движения ослабели, и Джоуи затих. Из его горла вырвалось хриплое дыхание.

Я опустил голову и поцеловал малыша. Сделал ли я это по собственному порыву или из-за Шерил? Даже сейчас, спустя столько времени, я не знаю.

Левая рука Джоуи поднялась, кулачок сжался, а затем рука обмякла. Я никогда не видел, чтобы он раньше так делал.

– Так он говорит «Я тебя люблю». – произнесла Шерил.

Я осторожно ставлю горшок на место.

Я не плакал так много лет. Меня будто прорвало. Моё тело сотрясают рыдания и нечем дышать.

Неразумно любить существо, которое ничего не чувствует, не имеет сознания и воли, не может ответить взаимностью. Но любовь никогда не была разумной.

Любовь – это усилия, которые вы вкладываете в кого-то, забота, поддержка тогда, когда в ней нуждаются.

Шерил обнимает меня, и я плачу ещё сильнее. Она целует, а я отворачиваюсь.

– Мне надо признаться, – начинаю я.

– Я знаю, – говорит она. – Всегда знала. Я тогда не спала.

Я озадаченно смотрю на неё.

– Я любила нашего сына. Но также любила и его отца. Я была эгоистична, и позволила тебе самому принять решение, я не хотела ответственности. Порой в жизни нет правильного выбора.

Мы оба были эгоистами, но порой любовь и жизнь зависят от эгоизма, в котором нет корысти.

Мы плачем вместе. Нельзя стереть за одну ночь более полувека вины, недосказанного и запретных тем. Но это начало, начало облегчения и надежды.

– Хочешь, помогу выбрать что выбросить? – спрашивает она.

Я окидываю взглядом папки, сувениры, награды, фотографии и безделушки. Я думал, что копил этот хлам, чтобы помочь себе, помочь нам помнить, а на самом деле – чтобы забыть.

Теперь они утратили свой блеск, свою магию. Они больше не имеют надо мной власти.

– Мне всё равно, – отвечаю я. – Мы можем хоть всё выбросить.

– Си а-а-а-а о-о-о-о. Са-са. Та-та.

Мы поворачиваемся к Шепу. Он такой милый, такой красивый. Немного похож на Шерил и немного на меня. С небольшой помощью своего старика он через месяц скажет «мама» и «папа». Чёрт, да через неделю!

Жду не дождусь!