— Ну, что там?.. Прикройся… — граф отстранил Анжелику и сам открыл дверь так, чтоб проходила только его голова.
— Чего тебе?
— Пан… Вельможный пан, надо бежать… Флигель горит, сейчас дом загорится… — задыхался от бега Яцек.
— Тушите!..
— Не дают, стреляют…
— Так отбейте! — подсказала графу из-за спины Анжелика.
— Да! Так! — воскликнул граф. — Сейчас мы их погоним…
Ударом ноги граф распахнул дверь, на глазах остолбеневшего Яцека чмокнул Анжелику в соблазнительный сосок, галантно поцеловал руку и убежал.
— Какого черта вы копаетесь? Вперед, смелее! За мной! — донесся его голос от самодельной баррикады.
Опомнившись, Анжелика бросилась к себе в комнату. Жаннетта, увидев хозяйку в таком виде, всплеснула руками:
— О, сударыня! Вас хотели изнасиловать?
— Да, под страхом смерти…
Жаннетта взвизгнула и готова была упасть в обморок.
— Да замолчите вы, дуреха! — взорвалась Анжелика. — Истинное несчастье, что вы навязались на мою голову… Платье! То, цвета морской волны… И не отходите от меня ни на шаг. Пускать ко мне только слуг и господина Мигулина. Для остальных — мне нездоровится…
— А нас не…?
— К несчастью — нет, — съязвила Анжелика.
Стрельба снаружи усилилась. Из общего шума выделялся командный голос графа Раницкого. Приободренный граф разил врагов налево и направо.
— Приготовьте мне что-нибудь на ужин, — распоряжалась Анжелика, слегка удивленная, что при такой яростной стрельбе все окна в ее комнате целы.
— Что прикажете, сударыня?
— Чего-нибудь и побольше. Судя по всему, сражение скоро закончится, а победители обычно бывают страшно голодны.
Жаннетта засуетилась:
— Но здесь ничего нет.
— Так спуститесь к хозяину.
— Я боюсь, сударыня, там так стреляют.
— Бегом! — топнула ногой Анжелика.
Побледневшая Жаннетта метнулась вниз.
Оставшись одна, Анжелика глубоко задумалась. Нападавшие, кажется, имели претензии к одному лишь графу. В ее окно ни разу не выстрелили. Граф дрался на дуэли (это несомненно) в Немецкой слободе, в дороге ему прострелили шляпу. За ним, несомненно, охотятся. А он? Ему нужны какие-то бумаги… Впрочем, она не удивилась бы, узнав, что граф — просто сумасшедший.
Вернулась Жаннетта, а за ней перемазанный в саже хромой хозяин. Они стали сервировать широкий стол, стоящий посреди комнаты. Хозяин поглядывал на Анжелику с испугом и восхищением. Он был поглощен этим делом, как будто не его флигель горел, и огонь грозил перекинуться на все постройки.
— Что бы вы могли нам предложить, месье?
Хозяин виновато улыбнулся и развел руками, он ничего не понял.
— Жаннетта, позовите графа, пусть он переведет…
— Но, сударыня…
— Ах, да…
И все же, когда нападавших оттеснили, наверху у Анжелики все было готово к ужину. Крестьяне, прибежавшие из деревни, тушили флигель. Путники помогали им, но постепенно, один за другим, они возвращались в дом. Забрызганный своей и чужой кровью, граф, прыгая через три ступеньки, взлетел на второй этаж. Жаннетта, бледная, но решительная, закрыла дверь собой и еле проговорила:
— Госпоже нездоровится…
— Ах, ей нездоровится! Да она играет мной, как кошка мышью! — вскричал взбешенный граф. Он оттолкнул служанку и рванул дверь на себя.
Мигулин и Анжелика ужинали. Казак поднял удивленный взгляд на ворвавшегося графа.
— Ах, это вы, граф, — сказала надменно Анжелика. — Вы несколько неожиданно. Тем не менее прошу к столу. Жаннетта, прибор господину графу.
Жаннетта, старательно обходя графа, бросилась расставлять тарелки. Граф Раницкий молча сел на указанное ему место и с вызовом и ожиданием глянул на Анжелику. Она продолжала расспрашивать о чем-то Мигулина, с трудом подбирая редкие знакомые ей польские и турецкие слова.
— Странное нападение, — говорил Мигулин. — Потерь почти нет. Трое ранены, но легко…
— У меня исчез слуга, — хмуро вставил граф. — Северин…
— Как это «исчез»?
— Да так. Исчез и все.
Больше о столкновении не говорили. Анжелика спокойно вела беседу о разных мелочах, демонстративно уделяя особое внимание казаку; на графа она почти не смотрела. Граф Раницкий ковырялся в своей тарелке, не поднимая глаз. Зубы его были стиснуты, щека подергивалась. Анжелика, казалось, не замечала его напряжения. Мигулин же, наоборот, внимательно наблюдал за обоими.
Ужин закончился. У выхода граф задержался:
— Мне нужно сказать вам, маркиза…
— А с вами, сударь, мы поговорим завтра. И после того, как вы принесете извинения за вашу неостроумную выходку с оружием, — высокомерно ответила Анжелика и замолчала, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
— Чего ему надо? — спросил насторожившийся Мигулин, когда граф вышел.
Анжелика только вздохнула, отворачиваясь к окну.
— Может, я его… — Мигулин провел ребром ладони по горлу, — и делу конец?
— О, нет! Только не это!.. — поспешно сказала Анжелика, комкая в руках салфетку.
Мигулин ничего больше не сказал и стал устраиваться на ночь в коридоре, под дверью у Анжелики.
Ночь прошла спокойно, хотя вдали иногда слышались стрельба и волчий вой. Создавалось впечатление, что зверь гоняется за шайкой разбойников.
Анжелика все равно не могла уснуть. Тело ее непроизвольно прогибалось при каждом невольном воспоминании о событиях прошедшего дня, об объятиях и поцелуях графа, о его странных угрозах и опасных ласках острием шпаги. Анжелика ворочалась, вздыхала, и так же ворочалась и вздыхала в углу Жаннетта.
Утром Анжелика смогла взять себя в руки. В бледно-зеленом открытом платье выпорхнула она из своей комнаты, легко сбежала по лестнице к ожидавшей ее карете и как бы невзначай задержалась около ждавшего ее у главного входа графа. Граф тоже принарядился и выглядел очень торжественным и юным. Анжелика ждала извинений и дождалась их.
— Прошу прощения, маркиза, что осмелился острием шпаги щекотать вашу несравненную грудь, — выпалил граф и согнулся в поклоне.
— Выждав, когда он выпрямится, Анжелика влепила ему звонкую пощечину и сбежала к карете.
— Поехали!..
Слуги графа по привычке окружили тронувшийся экипаж, но Анжелика высунулась из окошка и закричала:
— Отгоните их!
— Сударыня? — склонился ничего не понявший Крис.
— Застрелите этого… и этого… — указывала Анжелика, готовая разрыдаться. — Застрелите кого-нибудь из этих негодяев, или я сама это сделаю…
Остолбеневшие слуги отстали.
С этого дня путники разделились. По пустынным, разоренным недавней войной дорогам Украины двигались порознь две кавалькады и карета, сопровождаемая одиноким всадником. И за всеми ими следил странный зверь, похожий на волка.
Две группы всадников охотились друг за другом, подстерегали, устраивали засады и нападали. И посреди этой странной дуэли или войны невредимая, словно заколдованная, катилась карета. Несколько раз Анжелике и Мигулину попадались следы недавних столкновений между разбойниками: труп убитой лошади, окровавленные тряпки, сломанные кусты и капли крови на месте потасовки. Мигулин наблюдал за обеими группами, несколько раз подкрадывался к обеим. Как-то он сказал Анжелике:
— А Северин-то к тем ребятам перебежал. С ними теперь ездит.
— Странно, — вздохнула Анжелика, — Марселис говорил мне, что он самый надежный.
Через несколько дней Анжелика уже не обращала внимания на драки между отрядом графа и шайкой разбойников. Неприятности доставляло ей лишь присутствие поблизости странного волка. Зверь явно преследовал карету, как сказал как-то Мигулин: «Над душой висел». Казак несколько раз пытался подстеречь зверя, но все время неудачно. Зверь обнаглел. Когда карета двигалась степными дорогами, где не было возможности устроить засаду, волк открыто бежал вслед за каретой на расстоянии ружейного выстрела. Но Мигулин и здесь нашел возможность досадить ему. Он зарядил ружье, забил в ствол двойной заряд пороху, на скаку прицелился, взяв чуть повыше, и выстрелил. Отдача чуть не вырвала ружье из рук, зато пуля зацепила волка по уху и загривку, и он подскочил на целый аршин, затряс головой и, поджав хвост, умчался в ближайший овраг.
