— Да нет, командир, все и проще, и печальнее… Помните, я как-то говорила: мы с Родриком и сами не понимаем, что у нас пылкая любовь или пылкая страсть?

— Конечно.

— Ну вот… — сказала Канилла. — В один далеко не прекрасный момент вдруг оказалось, что все же — не более чем пылкая страсть. А она вдруг взяла и прошла у обоих. Догорела, как свечка, была — и пропала…

— Вы, надеюсь, не поскандалили? Расставания иногда бывают очень бурными, даже если обе стороны согласны, что иначе нельзя…

— Ну что вы, командир, — все так же грустно усмехнулась Канилла. — С этой стороны обстоит, можно сказать, прекрасно. Мы совершенно спокойно обсудили ситуацию, совершенно спокойно согласились, что все кончено, остаемся друзьями… Хорошо, что вы прилетели. Мне не перед кем было выговориться, а хотелось невероятно…

— И правильно, — сказал Сварог. — Выговоришься, чуточку легче будет… Что, Аурики нет в маноре?

— Ага. Она на Сегуре, у нее два вольных дня. А у Томи свои печали, почище моих… Вот и не перед кем было… Кстати, поздравляю с новой короной…

— Пошли бы они, эти короны… — проворчал Сварог. — Складывать некуда, а новых хлопот — выше крыши… Это хорошо, что вы спокойно разошлись и даже остались друзьями. Это хорошо… Но вот глаза у тебя… Ты что, никак не можешь отойти?

Канилла улыбнулась грустно, вымученной улыбкой:

— Оказывается, не могу. Не в чувствах дело — не было никаких чувств. Просто… Как бы объяснить… Из меня вдруг вырвали очень приятный кусок жизни. Он был долго и, казалось, долго еще будет, и вдруг его не стало. Насовсем. Стало так пусто и зябко, я просто не представляю, как теперь жить без этого вырванного куска…

Сварог погасил сигарету, встал и, заложив руки за спину, медленно прошелся взад-вперед за ее креслом, подыскивая слова. Все гораздо легче, чем он опасался. Вот только… В ее возрасте случившееся… Первая утрата для него тоже была нешуточной трагедией, какую он, если вспомнить, однажды и пережил. Это сейчас та незатейливая история вспоминается не то что равнодушно — даже со смехом над собственной тогдашней щенячьей глупостью, превратившей банальнейшее расставание прямо-таки в шекспировскую трагедию. Но тогда, лет двадцать назад…

— Кани, — сказал он как мог мягче, тщательно подбирая слова, — такова уж взрослая жизнь, ничего не поделаешь. Иногда подбрасывает такие вот печальные сюрпризы. Я тебя уверяю, как человек, по возрасту в отцы годящийся… правда, в весьма юные отцы, но все равно… Это пройдет. Оно всегда проходит. Честное слово, когда-нибудь ты над этим форменным образом посмеешься. Я тебя уверяю. Все будет казаться мелким и смешным — в том числе и твоя сегодняшняя тоска…

— Легко вам говорить… — выпалила она и тут же осеклась.

Сварог ощутил очередной ледяной укол в сердце. Остановился за ее креслом, все так же держа руки за спиной. Сказал севшим голосом, чувствуя, как каменеет лицо:

— Ну да. Мне легко. Сплошная головешка вместо души, а так — гораздо легче. Всего-то навсего потерял шестерых лучших друзей, в том числе многолетнюю подругу… И Томи легко. Наши горести в сравнении с твоими — такой смех…

Скрипнул резко отодвинутый стул, Канилла вскочила, ее щеки пылали.

— Командир, простите! — выпалила она. — Сто раз простите! Я беспросветная дура, эгоистка, скотина бездушная… — порывисто сделала шаг и, оказавшись к нему почти вплотную, чуть повернула голову вправо. — Дайте мне пощечину, я заслужила…

— И не подумаю, — сказал Сварог. — Подумаешь, ляпнула сгоряча. С каждым может случиться, особенно в твоем возрасте. Мне в свое время в похожей ситуации тоже казалось, что жизнь кончена и мир рушится, а теперь вспомнить смешно…

Канилла пытливо вглядывалась в него:

— Вы, правда, не обиделись?

Сварог усмехнулся:

— Я бы тебе дал слово короля, но его не разменивают по таким пустякам…

Она подошла вплотную, медленно опустила ресницы:

— Тогда поцелуйте меня. И я буду знать, что вы не сердитесь.

«Воспитатель, мать твою, — сердито подумал Сварог. — Выпало же на долю…»

Он наклонился и коснулся губами ее щеки.

Канилла открыла глаза, воскликнула с долей возмущения и обиды:

— И только?!

Положила ему руки на плечи и прильнула долгим поцелуем.

Губы у нее оказались невероятно нежными. Поцелуй опасно затягивался, и Сварог, откровенно испугавшись самого себя, отстранил ее деликатно, но непреклонно, сказал командным голосом, едва ли не рявкнул:

— Штаб-сержант Дегро!

Подействовало. Она отступила на два шага, лицо стало едва ли не как у коменданта при исполнении, из огромных синих глаз исчезла шалая дурь.

— Еще раз простите, командир, — сказала она тихо. — Что-то меня, дуреху, то и дело не туда бросает…

— Прощаю, — сказал Сварог. — От таких закидонов есть одно хорошее средство — работа. Я как раз шел к тебе работать… Ты как, в состоянии?

— Ну конечно, — ответила она с толикой обиды. — Я в вашем распоряжении, командир.

— Садись, — сказал Сварог. — Поработаем немного. Как у вас здесь дела продвинулись, пока меня… не было? Я имею в виду в первую очередь «точки Кондери».

— Больших открытий нет, но некоторые успехи найдутся, — сказала Канилла уже насквозь служебным голосом. — Мы совершенно точно установили: Брашеро для связи с сообщниками в Магистериуме использовал «пятый ручеек»…

— Что использовал?

— Понимаете, мы с Дальбетом как-то подумали и решили использовать в качестве рабочего названия термин «ручеек». «Точки» и «соринки» — это нечто, имеющее очень малый объем… если совсем точно, точка, как геометрическая фигура, его не имеет вообще. А они протяженные, и весьма, их можно посылать как радиолучи, в отличие от апейрона. Вот мы и придумали «ручейки». Вам не нравится?

— Ну почему, — сказал Сварог. — Термин, как термин, пусть будет. Что еще?

— А это, собственно, и все, — чуточку грустно призналась Канилла. — Пока. Командир, это и в самом деле было чертовски трудно. Результат укладывается в одну фразу: «Мы установили, что…» Но чтобы его добиться, пришлось работать десять дней. Сначала мы осваивали аппаратуру, разбирались в ней — а посоветовать и подсказать было, сами понимаете, некому. Честно признаюсь, мы и сейчас разобрались во всем примерно на три четверти, осваивать еще и разбираться… Зато мы хорошо отработали и изучили одну деталь: «пятый ручеек». Теперь мы знаем, как он связывался со здешними сообщниками — в благостных условиях, когда попросту не было аппаратуры, способной разговоры перехватить или хотя бы засечь. Знаем, как эта аппаратура действует, знаем теперь, как перехватывать передачи с использованием «пятого ручейка». Еще немного усилий — и можно будет делать такие аппараты связи для наших нужд. Как всегда бывает, первые образцы получатся неуклюжими и несовершенными, но так уж всегда… Профессор Марлок помогает, чем может… но у него уйма своих хлопот… и очень мало людей. Он сам смог выделить только двух А-физиков — но ребята толковые, с ними дело пошло гораздо быстрее…

— Вот на сей счет есть интересный разговор, — сказал Сварог. — Честно признаюсь, скорее личного характера, не имеющий отношения к нашей официальной службе. На тебя можно полагаться? В тайне держать сумеешь?

— Чем хотите поклянусь.

— А поможешь? Дело, повторяю, некоторым образом частное…

— Командир, — серьезно сказала Канилла, — я как-то говорила, что готова за вас умереть. И, между прочим, не шутила. Так что помочь вам готова во всем, что в моих силах. А что нужно сделать?

— Сейчас подумаю, как бы поточнее сформулировать… — сказал Сварог. — Ага… Есть рабочие чертежи, спецификации, или как это все назвать… В общем, материалы, по которым я мог бы в другом месте создать точное подобие этого здания? С той же аппаратурой, с теми же антеннами? Поняла мою мысль?

— Конечно, — сказала Канилла и уставилась на него с нешуточным любопытством: — «Другое место» — это ваш компьютерный центр в Хелльстаде?

Оба-на! Сварог спросил вкрадчиво: