А Федор Алексеевич, ну жук! Секретность, секретность, сам все поймешь – ну погоди, после выскажу тебе все, что думаю. Наконец-то – их дежурный идет. Повязка «рцы» на рукаве, сине-бело-синяя, как у нас.
Лезем сначала на «Шеер». Две шестидюймовки левого борта готовы к бою, развернуты и нацелены – часовой возле, кранцы первых выстрелов блестят, где-то, наверное, и расчет поблизости. А нацелены они – ну точно, куда пленных согнали, если вырвутся. Ну это вряд ли – уже если они отваги не проявили, когда были при оружии, так сейчас поздно пить боржоми!
Теперь вниз – на подлодку. Ну и размеры вблизи! А ведь при такой ширине осадка у нее меньше десяти, иначе бы не встала здесь, тут глубина меньше! Значит, не капля, а овал, сверху сплющено, с боков расширено – что целесообразно с точки зрения кораблестроения, лишь если надо вписать дополнительный объем, не увеличивая осадку. Они что, ЦГБ в борта вынесли, или тут еще что-то есть? А материал на корпусе – резина? Ай молодцы, ведь все звуки изнутри глушить будет хорошо, и о том подумали!
Труба вниз – ну, как у нас. А вот внутри – ничего себе!!
Что для подводника важнее всего? Конечно же свежий воздух и скорость! Оттого в лодке всегда очень затхло, и свет тусклый (чтобы аккумуляторы не разряжать). И теснота страшная – все время ходишь, пригибаясь. И всюду трубы, клапаны, вентили, манометры. А тут – ну прям как на «Наутилусе» Жюль Верна!
Нет, залов с картинами и фонтаном не было. Хотя были, как я узнал позже, баня и бассейн. Но меня при первом же взгляде поразили яркий электрический свет и чистый воздух. И вместо вентилей – лампочки, кнопки, рубильники, распредщиты. А надписи, маркировка – повсюду на русском! Тепло, даже жарко – все одеты очень легко, во что-то похожее на нашу «форму один», но синюю, а не белую. Трапы вверх, трапы вниз – несколько палуб на подлодке, непривычно!
Видяева приветствуют все – как своего. По мне лишь взглядами скользят: ну, пришел человек на лодку, значит, надо так, если его дежурный сопровождает, командиру видней, не наше дело, пока не скажут. И что интересно, ни одной знакомой рожи! Хотя я в подплаве нашем знаю очень многих, и меня знают хорошо.
И разговор за спиной, странный очень. Когда люк межотсечный открывали, замешкались чуть – и двое сзади:
– С кем это наш?
– Героев знать надо. Помнишь, кораблик был, «Виктор Котельников»? Или списали его еще до тебя?
Это где и когда в мою честь корабль успели назвать? Да еще и списать после скольких-то лет службы? КОГДА? Ну, если это не шутки…
В кают-компании нас ждали. Старший майор ГБ, которого я видел еще в Полярном. И командир – назвался Лазарев Михаил Петрович, капитан первого ранга. Затем подошли еще двое, представились как старпом и командир БЧ-1. После взаимных представлений разговор плавно пытался свернуть в наезженное. Мне охотно отвечали про «атаку века» в норвежских фьордах, показали карты, схемы маневрирования. Интересные, однако, у них торпеды – чтоб вот так удачно попасть, с такой дистанции? Затем заговорили о прочем. Михаил Петрович признался, что он родом из Ленинграда. Причем оказалось, что он неплохо знал город, особенно Васильевский и Петроградку. Что мало вязалось с ролью «эмигранта»: в революцию ему было лет восемнадцать.
Чем дальше, тем яснее мне становилось – мои собеседники (старший майор участия в беседе почти не принимал, лишь слушал) не иностранцы, не эмигранты, а самые что ни на есть советские, хотя какие-то странные. Говорят, что дьявол, он в мелочах скрывается, так вот: слово «товарищ», которое господам офицерам обычно как серпом по одному месту, он произносил абсолютно естественно. Мне приходилось видеть «бывших» – хотя бы среди старых спецов и преподавателей в училище, – у них просто другой язык, разница была заметна. В то же время некоторые из слов командира, вернее их значений, были мне просто непонятны.
Интересно, не из Севастополя ли он? Только в этом случае он мог командовать подлодкой, при этом будучи неизвестен ни на Балтике, ни на Севере. Черноморский флот больше других варился в собственном соку.
И когда он стал говорить что-то про абсолютно новый проект, постройку корабля в полной секретности – при этом на лице старшего майора мелькнула скука, будто сам он в это не верил, а Видяев отвернулся, знал, точно знал правду! – я не выдержал…
Капитан первого ранга Лазарев Михаил Петрович.
Подводная лодка «Морской волк», час спустя
Виктор Котельников показался мне похожим на Чкалова из одноименного, еще довоенного фильма. Если он и удивился поначалу интерьеру на борту «Воронежа», то виду не подал. После взаимных представлений и приветствия, мы сразу перешли к делу. Как я и ожидал, его интересовали наши атаки немецких кораблей у берегов Норвегии – на чужом опыте учиться спокойнее, чем на собственных ошибках. Я велел Санычу принести журнал с описанием маневрирования, нашего и немцев. По большому счету в тех эпизодах особой секретности не было – стреляли мы в пределах видимости, на дистанции большей, чем обычно принято здесь, но все же не запредельной – если бы у нас были лучшие торпеды этих времен, вроде японских «длинных копий», и американские приборы управления стрельбой (благодаря которым их субмарины в ту войну с дальней дистанции стреляли лучше, чем вблизи – исторический факт!), такая атака была бы вполне реальной; ну, может, шесть из шести целей мы не поразили бы, но одну-две полным залпом абсолютно реально.
Затем он спрашивал что-то про Ленинград – где учился в тридцатых. К счастью, я мог поддерживать и этот разговор, поскольку достаточно знал от отца, правда не про тридцатые, а про первые послевоенные годы; однако же разница вряд ли была велика.
Видяев скромно держался в стороне, товарищ старший майор также предпочитал больше слушать. Я видел, как на лице Котельникова периодически мелькают едва заметные недоумение, досада и даже недоверие. А затем он меня ошарашил:
– Товарищ капитан первого ранга, я не понимаю, зачем вы пытаетесь водить меня за нос. Ну вот ни за что не поверю, что вы эмигранты! В то, что такую лодку у нас могли построить тайно – верю с трудом, у вас же все новое, как в романах Беляева, оборудование такое просто обязано проходить обкатку на наших кораблях. А значит, что бы там ни изобрели, должен быть и опрос нас, флотских, на предмет пожеланий в использовании, дополнений и улучшений. А экипаж откуда набрали – ведь чтобы управляться с таким кораблем, выучка и тренировка нужна, дай бог! Даже если и нашли где-то опытных моряков, не может быть боеспособного корабля без слаживания команды в учебном выходе на полигон! То есть ну никак не могло вас тут быть без того, чтобы флотские не знали! У нас же не Балтфлот, а фактически флотилия – все знают всех, как в деревне! И что это вот могло тайно выходить из Молотовска через все Белое море, в океан, и чтобы никто не видел? А уж в команду такого корабля обязательно отобрали бы лучших в нашем подплаве. Секретность? Так помню, как наших вот так же в Испанию отправляли, знакомое дело. Я ж на флоте, что у нас, что на Балтике – считай, всех командиров знаю: и чтоб у вас из знакомых никого? Поневоле верить начинаешь тому, что в команде говорят: будто вы с Марса прилетели или из будущего провалились, как у Уэллса. Может, так оно и есть?
Как старший майор при этом взглянул на Видяева – это камни можно было сверлить! Федор Алексеевич лишь руками развел – вы что, я ничего!
– А если и так? – вдруг говорю я, и уже Кириллову: – Александр Михайлович! Седьмого февраля сорок третьего – понятно? Грех такого человека для нашего флота не сохранить.
Кириллов подумал и кивнул. Но дальше решительно взял инициативу в свои руки…
Да, авторы романов про попаданцев – вот никогда не считайте предков дурее себя! Кто там говорил про футуршок? Историей техники поинтересуйтесь!
Ведь если вдуматься, 1940 год от 1920 отличался больше, чем, к примеру, 2010 от 1990-го! Авиация от «альбатросов», по сути этажерок, до «мессершмиттов» и «яков» – в сравнении с F-15, F-16, Миг-29, Су-27, стоящих в строю с конца восьмидесятых? Танки, от неуклюжих ромбовидных коробок до Т-34 – и поставьте рядом Т-72 и Т-90? Даже автомобили ЗиС-101 и «Эмка» отличаются от «антилоп гну» начала века все ж больше, чем «Лексус» от «копейки». Армейские радиостанции Первой мировой, едва вмещающиеся в пароконную повозку – и знаменитый «Северок» два кило веса, почти транзистор по нашей мерке, образца как раз сорок второго.