А он стреляет! Куда-то в сторону, где ни нас, ни «Щуки» нет. Акустики докладывают – разрывы, по пеленгу… Чревато ему, конечно, течь усугубить от сотрясения корпуса при стрельбе, но что ему еще остается, если лодка где-то рядом, сейчас торпеду в борт – и все? По обнаруженному перископу фугасным с замедлением, чтоб рванул уже под водой – если близко, лодке мало не покажется. Что там ему сигнальщики доложили? Вот только найти нас – хрен вам! Карское море студеное, и суровее Баренцева. Тут плавучий лед даже сейчас, в разгар полярного лета, причем как мелкие куски-однолетки с прошлой зимы, так и отколовшийся паковый, принесенный с севера, этот обычно торосистый, и ветер всегда разводит волну, штиль бывает раз-два за все лето. Короче, увидеть за всем этим перископ в трех милях – проще иглу в сене разглядеть. Еще раз стреляет – ну, блин! Он же ценный боезапас изводит, где мы снаряды к его пушкам пополнять будем? Надо вразумлять.

Поднимаем антенну. Первое сообщение – «Сибирякову», пусть пока держится подальше. Второе – К-22, а вот она нужна будет здесь. Наконец, третье «Шееру», заготовленное заранее – причем на его волне, с его позывными и правильным шифром.

Сначала предполагалось послание, самого обычного в таком случае содержания – командиру крейсера такому-то, требуем сдать ваш корабль, во избежание бессмысленного кровопролития, в противном случае вы будете потоплены – и так далее. Идея возникла совершенно случайно, когда Кириллов рассказывал о предположениях насчет нас в штабе флота.

– Группа немецких антифашистов захватила одну или несколько подлодок? – переспросил Три Эс. – А что, комитет «Свободная Германия» уже создали? А, Сан Саныч?

– Создали, кажется, еще в сорок первом, – буркнул Саныч, чиркая что-то на листе бумаги. – Не мешай! Я немцам ультиматум составляю! Сидорчук потом переведет.

– А что, если…

Мы все дружно взглянули друг на друга. Кириллов, как мне показалось, даже с мелькнувшим восхищением.

– Бред полный, – сказал Петрович, – хотя… Вот у нас на «Щуке» целый командир одной из лодок сидит. Но все равно – белыми нитками. Чуть копнут, и…

– Когда копнут, – заметил Сан Саныч. – Черт, а может и проскочить! В форс-мажоре, в первый момент.

– А второго и не будет, – вставил Григорич. – Когда фрицев пленных уже в трюмы? Да ради бога! Вот только как? Нет, не пройдет – по почерку узнают!

– Эт вряд ли! – ответил Саныч. – Конкретно эти лодки и «Шеер» между собой раньше не взаимодействовали. Так что не думаю, что «почерк» их радистов на «Шеере» на слуху. А если они с машинки передают, а не ключом – так тем более!

– Короче, что теряем? – подвел итог я. – Но если выйдет, фрицы рожей в такое гуано! А уж что после гестаповцы их морячкам учинят, ну так не у нас же одних тридцать седьмой! А также семьям якобы предателей, что вряд ли поднимет моральный климат в их тылу!

– Браво! – завершил Кириллов. – Вам, Михаил Петрович, в нашем ведомстве бы работать. Только можно одно маленькое дополнение? Советовал бы не U-209, а U-601. Вы же этого Броду к аппарату все равно не подзовете? А одна «взбесившаяся» лодка у немцев уже есть, тут главное, что прошла уже игра от ее имени, и немцы вроде поверили. По ошибке – что ж, пусть теперь окажется, что это была не ошибка. Назначим предателем не Генриха Броду, а Петера Грау – какая разница? Возражения?

Возражений не было. И теперь командир «Адмирала Шеера», капитан цур зее Меедсен-Больдкен, сам не веря своим глазам, читал:

«От лица командира и экипажа U-601 заявляем о переходе на сторону „Свободной Германии”, так как убеждены, что безмозглый ефрейтор приведет к краху нас всех. Категорическое условие, поставленное мне русскими – или сдача им вашего корабля с минимальными повреждениями, или уничтожение его со всем экипажем. Оцените меткость нашей стрельбы – не желая бессмысленной гибели соотечественников, мы хотим предоставить вам возможность сохранить жизнь хотя бы в русском плену. Вам надлежит немедленно спустить флаг, в знак того, что мои условия приняты, развернуть все орудия на ноль, и как можно скорее оставить корабль в шлюпках, без оружия. Гребите на зюйд – не позднее чем через два часа встретите русский транспорт, который возьмет вас на борт. В противном случае я вас потоплю, а затем расстреляю шлюпки и никого не буду спасать. Это же наказание последует, если корабль потонет до того, как вас возьмут на борт. Если же корабль не будет доставлен благополучно до ближайшего русского порта Диксон – то вас расстреляют. Помните, что корабль – это билет на жизнь вам всем. Жду вашего ответа полчаса, затем вы будете торпедированы. Петер Грау, командир подводной лодки U-601 комитета «Свободная Германия».

Сначала хотели вставить сюда обращения из нашего «письма моряков немецкому султану». Остановило лишь то, что немецкие ругательства столь же разнообразны, как наши – и столь же непереводимы. А «ругается как матрос» – вообще немецкая идиома. При любой неточности поймут, что не немец писал – и вся игра насмарку. Так что будем корректны.

Из мемуаров Меендсена-Болькена «Схватка среди суровых льдов». Издание Нью-Йорк, 1962 год

Первым моим чувством был гнев. Эти мерзавцы мало того что переметнулись к врагу в разгар сражения, когда Германия напрягает все свои силы, они еще и стреляли в своих боевых товарищей, чтобы заслужить снисхождение русских! Проклятые славяне, не могущие сражаться и побеждать честно, а лишь с исконно византийским коварством, что они наобещали этим ублюдкам, что те забыли присягу и долг?

Наскоро спущенные водолазы доложили, что наше положение безнадежно. Левый винт и перо руля полностью снесло взрывом, у правого винта утеряны все лопасти, кроме одной, и, похоже, погнут вал. Ход дать невозможно. Даже не будь рядом подводной лодки, у нас не было бы шансов; согласно лоции Карского моря, здесь нет течений, которые могли бы вынести нас на запад вместе с дрейфом льдов, как русский пароход «Седов» в 1940 году; мы были бы обречены болтаться по волнам, пока нас не затопит штормом, не раздавит льдом, или же нас не убьют голод и холод, когда кончатся запасы на борту.

Под моим началом было больше тысячи человек. Сыны Германии, доверившиеся моему опыту. Я не оправдал этого доверия, но обязан был хотя бы спасти их жизни. Армия фюрера стоит на Волге – скоро уже эта война закончится нашей победой и капитуляцией русских, и тогда мы вернемся домой. Я готов был предстать по возвращении перед справедливым судом, но моя совесть была бы чиста, потому что я сохранил для Германии тысячу молодых жизней.

Мой старший помощник предложил план – части команды, а именно артиллеристам, тайно остаться на корабле, и когда лодка предателей всплывет, расстрелять ее в упор. План был отвергнут из-за своей очевидности. Именно так действовали суда-ловушки еще в ту войну, это знает каждый грамотный подводник. Именно поэтому предатели попросили у русских транспорт – сами они не всплывут.

Решили захватить этот транспорт. Для того в шлюпки была тайно снесена часть оружия, к сожалению, в большинстве не винтовки, а МР-40, как оказалось впоследствии, совершенно бесполезные.

Поскольку предатели не догадались запретить нам это, мы стали готовить к старту самолет – для эвакуации секретных документов. Больно было видеть, как спускают флаг, также бережно уложенный вместе с почтой. Лейтенант Фридрих Вайс занял место в кабине, один – вместо штурмана-стрелка, был взят дополнительный запас бензина. По той же причине отказались от предложения подвесить к «Арадо» две пятидесятикилограммовые глубинные бомбы и после взлета провести противолодочный поиск – шанс найти лодку был невелик, а боезапас отнимал часть веса у драгоценного топлива. Гидроплан взлетел с катапульты, провожаемый нашими завистливыми взглядами – это был единственный человек из экипажа, на которого не ляжет позор.

Ровно в назначенный срок, ни минутой раньше, мы всем караваном шлюпок и спасательных плотов отошли от борта нашего «Адмирала Шеера». Славный корабль, наводивший ужас на британцев при смелом рейде в самое логово льва, пал жертвой подлого предательства! Утешало лишь то, что радиограммы этих мерзавцев наверняка были приняты не только нами, но и в Норвегии – а значит, на родине станет известно, что не мы виноваты в сдаче корабля.