Copyright © 2013 by Warren Ellis

© Марина Осипова, перевод, 2017

© Павел Трофимов, иллюстрация, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Прослушай кто запись звонка в 911, показалось бы, что миссис Стегман больше заботило не оружие в руках человека на лестничной площадке, а то, что парень с дробовиком совершенно голый.

Звонок в 911 как болевой сигнал в хвосте динозавра – геологическая эпоха пройдет, а он еще до мозга не добрался. Неповоротливая громовая ящерица Департамента полиции Нью-Йорка переваривает информацию чрезвычайно медленно – и даже глазом не ведет в сторону всех этих эволюционно продвинутых млекопитающих, вроде сотовых данных, вайфаев и коммуникаций финансового сектора, мельтешащих у нее под лапищами.

Одним словом, прошло семь долгих минут, прежде чем кого-то посетила светлая мысль: а ведь детективы Первого участка Джон Тэллоу и Джеймс Розато находятся в восьмистах ярдах от того парня, что нагишом с дробовиком бегает! И детективов тут же вызвали на место происшествия.

Тэллоу опустил стекло машины с пассажирской стороны и сплюнул никотиновую жвачку на Перл-стрит.

– Ты же не хотел, – сказал он Розато, равнодушно проводив взглядом курьера в кислотно-лимонной лайкре на велике: парень показал Тэллоу средний палец и обозвал преступником. – Ты же всю неделю трындел про свои колени, как они болят – и что? Только что взял вызов из дома, где лифта нет! Он такой последний на Перл остался…

Джим Розато недавно женился – на медсестре греческого происхождения. Сам Розато был наполовину ирландцем, наполовину итальянцем, и в Первом народ вовсю заключал пари, кто кого за год заживо сожрет – итальянец ирландца или наоборот. Победила греческая медсестра. Она потребовала от Джима заняться здоровьем и запугала беднягу до такой степени, что тот согласился бегать трусцой до и после смены. Всю прошлую неделю Джим вползал в участок с видом разжевавшего осу бульдога, призывая всех и каждого в свидетели, что колени у него не гнутся и жить ему осталось всего ничего.

Когда Розато ругался, у него прорезался ирландский акцент – не иначе как дублинская матушка напоминала о себе из-за гробовой доски.

– Блин, ты откуда все это знаешь, а?

На заднем сиденье машины возвышались геологические отложения книг, газет и журналов, а также катались пара читалок и перепрошитый «серый» айпад. Чтобы затолкать в машину подозреваемого, напарники по очереди трамбовали эту кучу ногами. Тэллоу много читал, этого было не отнять.

Розато треснул по рулю, развернулся и припарковался перед домом на Перл-стрит. Приземистое мрачное серое здание походило на древнюю окаменелость, в которую заселились ищущие крова людишки. Остальные строения с этой стороны улицы могли похвастаться дермабразией, лечеными зубами и прочим косметическим ремонтом – они стояли по бокам от старенького дома, как самодовольные дамочки за тридцать, что извели ботоксом морщины и теперь жалостливо приобнимают дряхлого родственника. Многие, похоже, пустовали, однако же по улице ходили стада юношей в хороших костюмах и жутких галстуках с приклеенными к уху телефонами и яркие вереницы костлявых девиц, тычущих острыми ногтями в экраны гаджетов.

Внутри старого дома грохнул выстрел, и толпа, как стая фламинго, резво перебирала длинными ногами прочь.

– Это была твоя идея, – спокойно сказал Тэллоу, хлопая дверцей машины.

А потом машинально опробовал, хорошо ли ходит «Глок» в кобуре под пиджаком. Розато на негнущихся ногах пошел к двери дома.

Ведь не зря столько копов женится на медсестрах. А все потому, что обычные люди жизни не знают, а медсестры – знают. Жизнь – это убийственно долгие смены, когда не знаешь, куда себя девать со скуки, а потом вдруг несешься сломя голову на вызов, а там все в кровище… Тэллоу усмехнулся и пошел за сморщенным от боли напарником. Дверь он притворил как можно тише и только после этого вытащил оружие.

Под ногами заскрипел паркет холла. Там и сям деревянных плашек недоставало, и в дырках виднелась подложка из гнилых газет. У южной стены из-под паркета выглядывало знакомое лицо – с фотографии улыбалась какая-то знаменитость пятидесятых… Пластиковые обои лоснились от старых никотиновых разводов, воздух стоял влажный и теплый, а перила лестницы мерзко поблескивали дегтярной чернотой.

– Мать твою налево… – пробормотал Розато, взбираясь по ступенькам.

Тэллоу попытался скользнуть вперед, но Розато повелительно отмахнул – держись, мол, сзади. Прежде чем получить повышение и стать детективом, Розато долго работал патрульным и оттого полагал, что на улице напарнику с ним не сравниться. Тэллоу у нас вечно в облаках витает, говорил Розато. А вот он, здоровяк Джим, знает, как дело делать, – сколько лет улицу топтал.

С верхней площадки доносились вопли. Похоже, голый парень с дробовиком очень расстроился из-за подсунутого под дверь письма, в каковом сообщалось: так и так, здание приобрела строительная компания, и всем квартирантам предлагается замечательный срок в три месяца, чтобы подыскать себе другое жилье. Голый парень с дробовиком орал, что пристрелит любого ублюдка, который попытается выгнать его из дома, – потому что это его дом, и никто не имеет права принуждать его к тому, что он делать не желает, и до кучи у него дробовик есть. Про то, почему он голый, парень не сказал ничего. Видно, настолько разозлился, что забыл про такую малость, как одежда.

Детективы поднялись на второй этаж и посмотрели вверх.

– Ублюдок на третьем, – прошипел Розато.

– Да у него не все дома, Джим. Ты только послушай – у него голос на визг срывается, и он одно и то же твердит, раз за разом. Давай подождем, пока спец по психам приедет.

– А ты почитай ему книжку по истории, вдруг он задрыхнет и глазом на дробовик напорется.

– Я серьезно.

– Я, мать твою, тоже. Мы ж не знаем, может, он застрелил кого.

И Розато пошел вперед, сжимая и разжимая пальцы на рукояти пистолета. Оружие он держал у бедра.

Они очень тихо поднимались. Голос психа стал громче. Розато ступил на лестничную площадку перед третьим этажом, поднял пистолет, шагнул вперед и рявкнул: «Это полиция!» И поставил ногу на следующую ступеньку.

Колено не выдержало, нога подвернулась.

Голый парень с дробовиком шагнул на лестницу и пальнул.

Выстрел снес левую верхнюю часть черепа Джима Розато. Кусок мозга величиной с кулак влажно шлепнулся о стену.

Тэллоу стоял в трех шагах позади и правее и со своего места видел, как отлетел на пять дюймов от головы еще целый, свисающий из глазницы на красных нитях-червячках глаз Розато. В эту секунду Тэллоу посетила абстрактная мысль, что в свой последний миг Джеймс Розато мог видеть своего убийцу под двумя разными углами.

Глаз Розато ударился о стену и разлетелся на мелкие брызги.

Густой воздух загудел эхом выстрела.

Раздался странно долгий щелчок затвора – убийца Джима Розато перезарядил ружье.

«Глок» сам скакнул в руки. Обе руки на рукояти, четырнадцать патронов в обойме, один в стволе. Оказалось, Тэллоу уже нажал на спусковой крючок.

Убийца Джима Розато когда-то качался, но бургеры и лежание на диване взяли свое. Он дрожал с головы до ног. Под трясущимся жиром смутно угадывались мышцы. Лысая головка казалась слишком маленькой для человеческого мозга. Крошечный член торчал, как серый клитор, над висящими мешком яйцами. Поперек груди шла скверно наколотая и растянутая волосатыми сиськами татуировка «Регина». Джон Тэллоу рассудил, что у него нет ни одной причины, чтобы не пристрелить ублюдка на месте, и потому всадил четыре пули навылет в «Регину», а контрольным продырявил тупую головенку.