Глава 13
Алая утренняя заря взорвалась тревожным боем монастырских колоколов. Небеса осветились сиянием лучей, и раскаленное солнце огненным шаром взошло над туманной рекой. Предрассветная тишина рассыпалась звонким пением птиц, гудками теплоходов и речных буксиров, спешащих вниз по течению. Свежий прохладный воздух наполнял сердца бодростью и жизнелюбием. Торжество зарождения нового дня услаждало души стоящих в плотном трехрядном строю монахов, с улыбками на лицах ожидающих команды наместника.
Вчерашним вечером он вместе с отцом благочинным собирал иноков к походу. Около двух сотен насельников шли на рать с исчадиями. Оставляли обитель, меняли привычный для себя монастырский уклад, дабы послужить мирскому обществу. Знали, что ждет их после этого длительный строгий пост и епитимья для полного, глубокого очищения. Но не роптали внутренне, а со счастливым блеском в глазах жаждали сражения. Многих не взял наместник, по младости духовной и неготовности для дел бранных. Многих из-за преклонного возраста и слабого здоровья вернул Нафанаил, призвав старцев к благоразумию. Но не смог отказать Нектарию и двум великосхимникам Фролу и Лавру, живущих затворниками в дальних прибрежных пещерах и полвека назад давшим обет молчания. Никто никогда не слышал от них ни единого слова. Высокие прямые старики с сивыми до пояса бородами подошли и встали в строй, никого не спросив.
Как, откуда узнали они о предстоящем крестном ходе, и том, что случилось в селе, никто не понимал. Видно рассказали келейники, приносящие пищу и опекающие старцев. Суровые лица, непокрытые седые головы, расшитые надписями и серебряными крестами аналавы с мантией за спиной говорили о полной и неколебимой решимости. Наотрез отказавшись пройти в автобус, где их ожидал Нектарий, они твердо стояли на месте, держа в руках загнутые высокие посохи. Было боязно и удивительно видеть их, покидающих святую обитель, где они провели жизнь преподобными подвижниками. Казалось, часть души монастыря уходит вместе с ними, стремится в отдельный полет, взмывает в высоту радужным вихрем на пути к благословенным вершинам.
Колокола ударили заутреню, ворота распахнулись, и густые ряды иноков с короткими интервалами мерным шагом начали выдвигаться из монастыря. Впереди выступал игумен Нафанаил с сияющим крестом на груди и небольшой алмазной панагией на золотой цепи, опираясь на пастырский посох. За ним шли трое монахов с большими запрестольными крестами украшенными узорами из горного хрусталя на длинных деревянных рукоятках. Затем хоругвеносцы со священными знаменами, изображениями Спасителя, Божьей Матери и особо чтимых святых. Специальные носилки с золотым киотом и вставленной чудотворной иконой Одигитрии, образами Николая Угодника и Симеона Столпника несли на плечах крупные могучие монахи. Далее следовали остальные насельники. Замыкал колонну монастырский автобус с провизией и священной утварью.
За каменными стенами уже собрался православный люд. Весть о крестном ходе разнеслась далеко окрест, и многие прихожане считали для себя честью пройти с монахами, поучаствовать в службе, причаститься святых Христовых тайн. Да и не помнил никто, чтобы когда-либо такая массовая отчитка была в этих таежных краях.
Вслед за основной колонной выстраивались и продолжали движение миряне. Престарелых, больных и детей усадили в автобус к Нектарию. Остальные на автомобилях и запряженных телегах замыкали шествие. Пыльная проселочная дорога, немного сужаясь, плавно входила в лес. Вокруг благоухали травы, кружились бабочки. Смоляной сосновый дух витал над головой, проникал внутрь, поднимая душевный настрой. Листья трепетали на ветвях, птицы звенели хрустальными трелями, ясное небо лазоревым переливом игралось в вышине.
Раздалось одинокое пение, тут же подхваченное сотнями голосов. Слова Херувимской песни зазвучали сильно и благостно. Так, распевая молитвы, пробирались широкой извилистой тропой. Шли тенистыми аллеями по лесному коридору, выходили на ягодные поляны, углублялись в чащу и бурелом. Дорога знакомая, с накатанными колеями легко стелилась под ногами. Рыжие белки и серые прыгучие зайчата разбегались по деревьям и кустам, пугливо прячась в зарослях орешника. Стайка диких полосатых кабанов перебежала дорогу далеко впереди. Беспокойно хрюкая и пугливо семеня копытцами, унеслись за обочину и забились под растопыренные корневища сломленного бурей огромного ствола-выворотня.
Время летело незаметно, общий духовный настрой добавлял сил, песнопения придавали блаженного переживания, возносили души к небесам, оставляя позади тревоги и сомнения. Люди с ясными просветленными лицами шли вслед за священным клиром. Хоругви колыхались на ветру, святые лики икон налились яркостью, воспылали неземным свечением. Крестный ход, будто путь праведников, вел к религиозному возрождению, чудесному единению, пониманию истоков и ощущению совокупного духовного могущества, несгибаемой силы народа. Вместе с ними шла рать небесная, в земле Русской просиявшая, все мученики за веру православную, апологеты христианского учения и Отцы Церкви незримо сопутствовали рядом.
Вскоре за очередным поворотом показались первые избы села. Справа устремился куполами в синее небо Свято-Богоявленский храм, блеснувший витым голубком на позолоченном кресте. Монахи запели святочный псалом и повернули влево, огибая деревню по периметру.
Из домов выходили проснувшиеся жители. Крестились, с благодарностью взирая на священные знамена. Многие присоединялись к стройным рядам, пополняя ряды участников. Босоногие дети бежали вслед за взрослыми, ничего толком не понимая, но испытывая неодолимое желание быть вместе со всеми. Старушки подслеповатыми глазами смотрели из-под ладоней, приветливо махали руками, осеняли братию крестным знамением, напутствуя и благословляя.
Слух еще с вечера разнесся по селу. Все жители были взволнованы гибелью Василия и творящимся бесчинством. Жалели Власьевну, сострадали Светлане, которую многие помнили с детства. И хотя население деревни составляло около полутора сотни человек, все были единодушны в отношении к ним. Любили своего пастыря Паисия, доверяли самое сокровенное, глубинным чутьем понимая скрытый Божественный Промысел, сущность и великую истину христианского учения.
В отличие от городского круговорота, здесь наедине с природой все воспринималось по-другому. Близость мира подлинного, неискаженного, заставляла смотреть на многое прямо и однозначно, не углубляясь в дебри гибельных философий и бессмысленных рассуждений. Жили так, как всегда жили предки. Много работали, добывали хлеб своими руками. Растили и воспитывали детей в добрых дедовских традициях, свято чтили семью, осуждали пьянство и лень. Потому старились у себя в селе, понимая тлетворное влияние больших городов. Дети уносились в сверкающую даль, искали судьбу среди блеска огней, пытались освоиться в чуждом мире, принять скачущий ритм, окунуться в суету житейскую. Чтобы, повзрослев, понять духовную безнадежность искания блага и мнимого уюта.
Крестный ход шел посолонь, обходя ограды и частоколы, избушки и подсобные строения, очерчивая образ, напоминающий круг – символ Божественной вечности. Послушник рядом с Нафанаилом нес чашу с водой, и наместник, окуная метелку, со словами молитвы весело окроплял дома и заборы, освящая и осеняя все вокруг напрестольным крестом. Шествие двигалось с громкими песнопениями, торжественно и величаво. Запыленные облачения серебрились знамением времени. Седые волосы Лавра и Фрола колыхались на ветру, длинные бороды убраны за пояса. Шаг твердый, решительный, хотя обоим далеко за восемьдесят. Сухие тела, будто корни еловые – крепкие и узловатые. Взирают на мир старцы, впитывают благодать земную. Полвека не выходили из пещер, только ширь речную да реющих в облаках воронов видели из затвора. Книги святоотеческие и непрестанная молитва составляли смысл их жизни. Кто они, за какие грехи взяли обет молчальники, то никому неведомо. А только струится ночами свет из пещеры бледный, малозаметный.
