- А свой где потеряли? - хмуро, не глядя на моряка, спросил Нестор.
- Да вот... С бота сигналили, что шлюпка неисправна.
Нестор насупился.
- Так не дадите ли карбаса? - повторил моряк, уже неуверенно.
- Разобьете, - сказал Нестор.
- Что вы! - моряк оживился, снял бескозырку. - Свои-то не бьем!
- Какие же свои? Своих-то у вас, видишь, нету.
- Да уж мы осторожно...
Нестор неохотно вышел с моряками на улицу, потом вернулся злой, выругался крепко и сказал Киру:
- Ступай с ними, назад карбас пригонишь. Да смотри, туда не греби, пускай сами гребут! - крикнул он вдогонку.
Кир радостно вышел - он положительно не мог сидеть без дела.
- Ах, дураки! - говорил взволнованно Нестор, глядя в окно, как отваливает карбас. - Со шлюпкой у них неладно, да за это...
Он опять припустил матом, как-то весь посоловел, ощерился, взглянул на меня. Потом сел, закурил, взялся было снова за перемет, но бросил, ему хотелось говорить.
- Вот ты хотел знать про меня, вот я тебе скажу, Ты думаешь - кулак, и все тут! Кулак - как бы не так! Гляди с другой стороны, что получается. Деньги, какие у нас были, имущество, они что же - с неба нам упали? Али подарил кто? Погоди, не нукай! Молчи, молчи!
Мы тут раньше знаешь как жили! Мы со всем светом торговлю вели. У нас тут было так: захотел в Норвегию, дуй в Норвегию, захотел в Англию, дуй в Англию. Ты думаешь, я уж темный такой, да? А я, сказать тебе, в Норвегии два года жил до революции, делу обучался, так? Я все произошел, шхуны строил! А, к примеру, хошь - плыви на Шпицберген, на Новую Землю, на Колгуев остров, торгуй с ненцами...
Погоди, не вякай, тут поумней вас есть которые. Да! Вот, скажем, весной после зверобойки собираемся мы править в Норвегию. Сейчас глядим, сколько у нас у всех добычи, какое, значит, судно нам требовается. Нанимаем шхуну, а мы все в команду входим, груз свой грузим, так? Вот приходим в Норвегию, скажем, в Варде или в Трухольм, товар весь продаем, после этого норвежцы ладят с нами фрахт. Это чтоб наша шхуна назад пустая не бежала. Ладно, берем ихний товар, бежим обратно в Архангельск, там получаем окончательный расчет, так? После... После этого делим по паям.
- А паи ровные? - спрашиваю я.
- Погоди! Я знаю, куда клонишь. Я таких-то вас видал сознательных... Ровные! Ровного на земле отродясь не бывало. Капитану один пай, на то он и капитан. Опять же владельцу судна. И опять же сколько у кого добычи. Я сто тюленей на зверобойке добыл, а ты пятьдесят - какое такое тут может быть ровное? Не в том дело!
Теперь... Теперь получаю я свои деньги. Скажем так - скажем, три сотни. Сейчас думаю: батя чего-то наказал купить. Иду в гостиные ряды, беру всего, что надо: товару, муки там, веревок, снасти, всякое такое хозяйство. Шхуна наша на Двине стоит, нас дожидает, вот мы все это дело покупаем, везем на шхуну, и еще денег остается - скажем, сотня. Ее в карман. Ее в сундук, на самое донышко, над ней дрожишь, думаешь, куда ее пристроить в хозяйстве, чего тебе нужнее. Ну вот. После того по родне походишь, с друзьями свидишься, кофию попьешь в Соломбале, всякие такие новости узнаешь, что где почем, когда ярмарка будет и какие на ей цены ожидают.
Понял, к чему я веду? А другой такой же, как и я, рыбак, зверобойщик, сосед мой, - он, к примеру, получит, может, поболе моего, так? Получит, закатится в кабак, да по бабам, по этим самым шлюхам-паскудам, а? Я о доме думаю, о хозяйстве, а он на пробку наступат, он глаза свои винищем нальет. Он три дня гуляет, на четвертый на судно является. В ноги мне кланяется, двугривенный просит на опохмел. Это как же?..
- Это тебе как же? - заорал с ненавистью Нестор. - Лодарь, пьяница, таких в мешок да в воду, чтобы не смели на земле смердеть. Я все своим горбом наживал, ты думаешь, мне выпить было заказано али баб этих сладких я не хотел? А я мимо всего шел, нос отворачивал, об хозяйстве думал, деньгу берег. И все нажил, все у нас было. А впрок это кому пошло? Тут же все и развеяли, как дым, коровы мои которые сами подохли, которых забили. А с домом что сделали, дураки! На дрова пожгли. Ему, лодарю, в лес некогда съездить, идет к дому, съезд ломает, после поветь, после и совсем весь!..
- У нас сосед был, Хнык, - немного успокоившись, продолжал Нестор. - Такая у него уличное произвишше было - Хнык. Ах зараза, ах лодарь, я с батей на зверобойке, он дома, в карты играет, я в горах камень ломаю, он с Марфуткой нашей, со шлюхой, водку лакает, последний хомут продает. У нас добыча, у него только го-го-го да га-га-га! Мы косить - он на охоту пойдет. Пойдет на охоту, сапоги последние собьет, рябка и того не принесет. У нас сено, а он свою корову соломой ячменной кормит. На коровенку его глядеть - сердце изболит, а он: "Ницего, матуска, съес, ницем права будес!" У, зараза! И кем же его сделали, ты думал? Завхозом он стал в колхозе. А как стал, так и совсем спился, все пропил, в Архангельск подался.
А вот возьми колхоз, вот ты погляди сам. У одного хозяйство, у другого развалюха. Отчего это? А оттого, что один работящий, а другой так и глядит, как бы выпить. А тут еще из району - то, другое, пятое, десятое - там коси, там сей. Семга идет, народу надо на тонях сидеть, а тут - на сенокос ступайте. Это как? Всякие ученые, экспедиции, профессора, все науки превзошел, сейчас приедет, руки в брюки, очки, вот как ты, взденет - лови там-то и там-то. Да так не лови, да тут не лови, да щупает эту самую семгу, в зад ей смотрит, какая она. А чего ей смотреть, когда она уж пятьсот лет смотрена-пересмотрена и мы все о ней знаем. И как ловить знаем, где тоням стоять, опять же знаем.
Я вышел на берег, было пасмурно, только на горизонте посвечивала голубая полоса, и море, чем дальше к горизонту, тем становилось веселее, ярче. А здесь было пасмурно...
Мотобот взвыл сиреной и тронулся, переваливаясь на волнах, и даже сквозь шум набегавших на берег волн был слышен низкий, мягкий звук его дизеля. И как только он тронулся - отделился от него и Кир на своем карбасе и теперь часто греб к берегу, но казалось, не двигался.
Мотобот удалялся, поваливался, мачты его качались. Щемит почему-то на сердце, когда смотришь, как уходит в море судно. Я представляю себе палубу этого мотобота, вахтенного в рубке, шум двигателя. Я воображаю, как рады моряки, которые долго жили здесь, на этом пустынном берегу, а теперь сразу попали к друзьям, в милую сердцу обстановку. Сидят небось сейчас в кубрике, выпивают, хлебают морской свой харч, из камбуза тепло, разговоры... А впереди Архангельск, и, может быть, отпуск дня на два домой, и девочки, и новые кинокартины - помянут ли они этот берег, навигационные знаки, которые ремонтировали, соседей-рыбаков?
