Понурившись, молодая женщина некоторое время размышляла, после чего кивнула и спросила, что именно требуется. Лев пояснил, что нужны сущие пустяки: состричь с пальчика ноготок и намотанным на какую-нибудь спицу ватным тампончиком протереть между щекой и десной ребенка.

– Хорошо… – На лице Марины промелькнула грустная улыбка. – Надо, значит, надо.

Спрятав в карман полиэтиленовый пакетик с тампончиком и ногтем, Гуров собрался уходить, и тут у него мелькнула одна весьма неожиданная мысль. Повернувшись к Марине, он поинтересовался:

– Скажите, а перед тем как исчезнуть, Фрол вам ничего не дарил – какую-нибудь безделушку, игрушку, например?

– Да, вон того мишку… – указала она на довольно крупного пушистого игрушечного медведя, восседавшего на телевизоре. – Я даже Диме не даю с ним играть – пусть будет как память…

– А мне можно посмотреть его поближе? – попросил Лев, явно что-то замыслив.

Взяв медведя, он зачем-то его помял пальцами, раздвинув синтетический мех осмотрел швы и, вполголоса отметив:

– Ну, так я и думал! – попросил нож или лезвие бритвы.

– Вы хотите его разрезать? – встревожилась Марина. – Но зачем?!

– Не волнуйтесь! Я вскрою всего лишь один шов, который и так кем-то уже вскрывался.

Аккуратно разрезав нитки кухонным ножом, Лев запустил пальцы внутрь игрушки и из толщи ватина извлек… толстую пачку пятитысячных купюр!

– Вот такой тут был сюрприз! – отдавая деньги Марине, улыбнулся он. – О! Тут и записка. Вы позволите? Хотя нет, прочтите вы.

Взяв записку, молодая женщина прерывающимся голосом прочла вслух:

– «Мариночка, прости, но у меня безвыходное положение. Я обязательно вернусь. Люблю только тебя одну. Твой Фрол…» – Она тут же схватилась за сердце: – Боже… Кто бы мог подумать? Лев Иванович, как вы об этом догадались?

– Ну, на то я и сыщик… – развел руками Гуров. – Просто мне подумалось, что раз уж Фрол был таким заботливым, то он едва ли оставил бы вас без своей поддержки, тем более, предполагая, что у вас может родиться его ребенок. А как бы он мог передать вам свою помощь? Вот каким-то таким, не вполне обычным способом. Видимо, другой возможности у него не было. Деньги спрячьте и никому-никому об этом ни слова. Ну что, мы, наверное, отбываем. Боря, сейчас опять едем к Федору Андреевичу.

С трудом оторвав от Бориса расхныкавшегося Диму, Марина неожиданно всполошилась:

– Господи! Да что же это я?! Даже чаю не предложила! Лев Иванович, Боря, может, задержитесь? Ну, так неудобно…

– Пустяки! Есть особые обстоятельства. И у вас, и у меня. Вы не поверите, но я надеюсь ближе к утру быть у себя дома, – тихо рассмеялся в ответ Лев.

Дробнов, заранее предупрежденный Борисом, ждал их возвращения в своем кабинете. Снова сев напротив, Гуров поинтересовался, не знает ли тот человека с отчеством – то ли Артемьевич, то ли Арсентьевич. Тот озадаченно наморщил лоб и, некоторое время подумав, припомнил, что – да, лет шесть назад был такой человек, некто Чупчугин Валентин Арсентьевич. Это был частнопрактикующий психотерапевт, который сам предложил ряду спортивных клубов и обществ разработанную им методику психотренингов, позволяющих спортсменам добиться высочайших результатов. И в самом деле прошедшие у него курс «релаксации и активации» спортсмены смешанных единоборств на спаррингах начали показывать весьма завидные результаты. Да и на соревнованиях тоже. Но тут вдруг обнаружилось такое неприятное обстоятельство, как следы допинга у всех, кого «активировал» Чупчугин. Разразился скандал. «Психотерапевт-новатор» тут же «залег на дно», и его следы затерялись на просторах Санкт-Петербурга.

Слушая директора клуба, Борис неожиданно хлопнул себя по лбу:

– Ешкин кот! Точно – Чупчугин его фамилия! Как же это я забыл?!

Как далее рассказал Федор, по признанию «погоревших» спортсменов, Чупчугин в реальности кое-какими методиками все же владел. Так, например, по меньшей мере половину своих подопечных он ухитрялся погрузить в гипнотический сон. Но только половину! Все прочих он пичкал некими «чудодейственными витаминными комплексами», которые на деле оказались допингом иностранного производства. Впрочем, пичкал он допингом и тех, кто оказался гипнабельным. Судя по всему, никакой реальной психотерапевтической методики у этого шарлатана с врачебным дипломом не было, кроме наукообразной болтовни и пилюль с запрещенными стимуляторами.

– Я так понимаю, Пятырин оказался гипнабельным? – слушая повествование Федора, риторически спросил Гуров.

Тот лишь молча кивнул в ответ.

– Понятно… Теперь очень многое становится на свои места. Мне нужна вся информация по этому Чупчугину. У кого ее можно было бы получить?

Дробнов в ответ лишь сокрушенно вздохнул. По его словам, по той простой причине, что «психотерапевт-новатор» нигде официально оформлен не был, а работал по временным договорам, специальных досье на него не оформлялось, а то, что и имелось, сгорело во время пожара. Федор знал лишь то, что у Чупчугина был свой кабинет где-то на улице Клинской, а жил он на Петроградском острове. И – все… Вот такой человек-загадка.

– Хорошо, но вы хотя бы лично с ним общались? Что вы можете о нем сказать как о человеке? – В голосе Льва звучала нескрываемая досада. – Какие у него характерные приметы?

– Гм… Ну да, я лично с ним общался много раз. Первым впечатлением было – талантище, ас в своей профессии. Ну а потом, когда первые восторги сошли на нет, сразу стало ясно, что это – пустой человечишка, без намека на хоть что-то доброе в душонке, позер и фразер, лживый и необязательный. Его бог – нажива любой ценой, за деньги он и мать родную продаст.

– Кстати, что вы знаете о его семье?

Поскольку Федор, запнувшись, обдумывал ответ, за него ответил Нечаев:

– Семьи у него не было вообще. Ни жены, ни детей. Женщин он презирал и ненавидел. Он считал всех, кто женат, умственно неполноценными. Его идеалом был какой-то античный философ, которому мысли о женщинах мешали додумать какую-то философскую концепцию. И тогда этот мыслитель хренов приказал своим ученикам оскопить себя и уже после этого свои идеи доработал.

– Ничего себе! Я об этом ни разу не слышал… – подивился Дробнов. – А ты откуда это все знаешь?

– Парни рассказывали… – безмятежно ответил Борис. – Кто-то даже говорил, что Чупчугин когда-то мотал срок. Только вот за что именно – он не в курсе.

– Так, так, так! А нет ли у кого-нибудь из ваших парней фотографии этого Чупчугина? – прищурился Гуров, все больше и больше ощущая под ногами твердую почву. – Может, он где-то на коллективном снимке оказался или на чьем-нибудь селфи? Да мало ли, как он мог попасть в объектив?

– Я поспрашиваю, – пообещал Нечаев, – но надежды особой нет: Чупчугин никогда и ни с кем не фотографировался. Парни даже прикалывались: не иначе, он вампир – боится, что на снимке не получится, и этим себя разоблачит.

– Тогда вот что… – слегка хлопнул ладонью по столу Лев. – А давайте-ка я попрошу своих питерских коллег с вашей помощью сделать фоторобот? По-моему, это самый рациональный вариант в данных условиях. Его «фейс», надеюсь, не забыли?

Громко фыркнув, Борис махнул рукой:

– Забудешь его! Особенно родинку на правой щеке – большая такая, толстая, да еще и волосатая.

– Скорее всего, фальшивая, – усмехнулся Гуров.

– Как это?! Почему? – разом заговорили его собеседники.

– Старый трюк воров и мошенников. Вы его запомнили с этой страшненькой «родинкой»? А он ее снял, переоделся и уже во многом стал неузнаваем. Попробуй-ка его изобличить, если есть только словесный портрет! Вы же запомнили нечто самое броское? Вот-вот… Некоторые мошенники для отвода глаз приклеивают фальшивые шрамы, специальными накладками увеличивают верхнюю десну – действуют кто во что горазд.

– Вот заразы! – покрутил головой Дробнов. – На что только не идут, лишь бы людей обдурить. Ну ничего, я не только его «родинку» запомнил. Его морду я как будто сфотографировал! Сделаем, сделаем фоторобот.