Она была так сильно удивлена, что и не подумала отстраниться от него. Она не вскрикнула и не побежала. Она поняла только, что он поцеловал ее, как целуют ребенка. Она быстро пошла вперед и потом заплакала. Этот поцелуй показал ей, как она слаба и беспомощна и как она тоскует по человеке сильном и добром, который позаботился бы о ней.

Ведь это ужасно, что она так одинока, хотя у нее есть отец и муж, что даже этот чужой человек питает к ней сострадание.

Когда Гаэтано увидел, что она вздрагивает от рыданий, он почувствовал, что тоже начинает дрожать. Сильное, могучее волнение охватило его.

Он снова подошел к ней и взял ее за руку. И голос его звучал не громко и ясно, а глухо и как бы подавленно от волнения, когда он сказал:

— Хотите бежать со мной в Аргентину, если Мадонна не поможет вам?

Но теперь донна Микаэла оттолкнула его от себя. Она вдруг почувствовала, что он говорит с ней не как с ребенком. Она повернула и пошла обратно в город. Гаэтано следовал за ней, но на том месте, где он поцеловал ее, он остановился, ему казалось, что он никогда в жизни не сможет уйти отсюда.

Два дня провел Гаэтано, думая о донне Микаэле, а на третий пошел в летний дворец, чтобы поговорить с ней.

Он встретил ее на крыше на террасе и сразу объявил ей, что она должна с ним бежать.

С тех пор как они виделись в последний раз, он все обдумал. Стоя в своей мастерской, он обсуждал все случившееся, и теперь все стало ему ясно.

Она — роза, которую сильный сирокко оторвал от ствола и безжалостно закрутил в воздухе, чтобы она нашла тем больше покоя и защиты в его любящем сердце. Она должна понять, что Бог и все святые желают и требуют, чтобы они полюбили друг друга, иначе ее великое несчастье не сблизило бы их. И Мадонна отказывала ей в помощи, чтобы снять с нее клятву в верности дону Ферранте. Потому что все святые на небесах знали, что она его — Гаэтано. Для него она была создана, для него она выросла, для него она живет. И, когда он там на дороге при свете луны поцеловал ее, он почувствовал себя заблудившимся ребенком, который долгое время блуждал в пустыне и, наконец, добрел до родного дома. У него ничего нет, она его родина и его очаг, она — наследство, завещанное ему Богом, она — единственное в мире, чем он владеет.

Поэтому он не может оставить ее здесь. Она должна последовать за ним, должна, должна!

Он не опустился перед ней на колени. Он стоял перед ней со сжатыми кулаками и сверкая глазами. Он не просил ее, он приказывал ей ехать с ним, потому что она принадлежала ему.

Не было никакого греха, если он увезет ее; напротив, он обязан это сделать. Что будет с ней, если он покинет ее?

Донна Микаэла слушала его, не трогаясь с места. Она все время сидела не шевелясь и, даже тогда, когда он перестал говорить.

— Когда вы едете? — спросила она наконец.

— Я уезжаю из Диаманте в субботу.

— А когда отходит пароход?

— В воскресенье вечером из Мессины!

Донна Микаэла встала и пошла к лестнице.

— Мой отец в субботу должен ехать в Катанию, — сказала она. — Я попрошу дона Ферранте позволить мне проводить его.

Она сошла несколько ступеней, как если бы ей нечего было больше сказать. Потом она остановилась.

— Если вы встретите меня в Катании, я последую за вами, куда вы захотите!

Она быстро сошла с лестницы. Гаэтано не старался удержать ее. Наступит день, когда она не побежит от него. Он хорошо знал, что она должна полюбить его.

Всю пятницу донна Микаэла провела в соборе. Она пришла к Мадонне и в отчаянии бросилась перед ней на колени.

«О, Madonna mia, Madonna mia! Неужели завтра я должна стать сбежавшей женой? И люди будут иметь право говорить про меня все дурное?» И все представилось ей в таком ужасном виде. Ее пугало бежать с Гаэтано, и она не знала, как она сможет остаться у дона Ферранте. Она ненавидела как одного, так и другого. Ей казалось, что оба они могут принести ей только горе. Она видела ясно, что Мадонна не поможет ей. И вот она спрашивала себя, не причинит ли ей бегство с Гаэтано еще больше несчастий, чем если она останется у дона Ферранте. И стоит ли губить себя, чтобы отмстить мужу?

И есть ли что-нибудь более достойное презрения, как бегство с человеком, которого не любишь?

Мучительное сомнение терзало ее. Всю неделю она томилась в ужаснейшем беспокойстве. И что хуже всего, она совсем не могла спать. И теперь она не была в состоянии рассуждать здраво и ясно.

И снова она погружалась в молитвы. Но потом ей приходило в голову: «Ведь Мадонна не может помочь мне!» — она переставала молиться.

Невольно она начала думать о своих прежних страданиях и она вспомнила маленькое изображение, которое уже однажды помогло ей, когда она была в таком же великом отчаянии.

Со страстным порывом взмолилась она к маленькому жалкому младенцу: «Помоги, помоги мне! Помоги моему старому отцу и помоги мне самой, чтобы я не довела себя до преступления и мести!»

И, когда в этот вечер она ложилась спать, тревога и грусть продолжали мучить ее. «Если бы мне заснуть хоть часок, — думала она, — я знала бы, что мне делать».

Гаэтано должен был уехать на следующий день рано утром. Она приняла, наконец, решение поговорить с ним до его отъезда и сказать ему, что, она не может следовать за ним. Она не может перенести, чтобы ее считали погибшей женщиной.

И как только она приняла это решение, сейчас же она и заснула. Она проснулась, когда часы били девять часов утра. Гаэтано уже давно уехал, и она не могла сказать ему, что переменила свое решение.

Но она и не думала об этом. Во время сна в нее вошло что-то новое и чужое. Ей, казалось, что она провела ночь в небесах и вдыхала воздух блаженства.

Какой святой делал больше добра людям, чем Сан-Паскале? Не случается разве иногда, что двое людей стоят где-нибудь в уединенном местечке леса или поля, говорят о ком-нибудь дурно или замышляют что-нибудь злое? Так слушайте, что бывает! Когда они так стоят и говорят, раздается вдруг удар, и они оглядываются и с удивлением спрашивают друг друга, не бросил ли кто камень. Нет никакого смысла оглядываться и осматриваться. И напрасно отбегать в сторону, отыскивая того, кто бросил камень. Потому что бросил его Сан-Паскале. Так же верно, как существует на небе справедливость, верно и то, что Сан-Паскале, услышав их злые речи, бросил им в предостережение один из своих камней.

И тот, кто хочет, чтобы ему не препятствовали исполнять злые замыслы, не должен утешаться, что камни Сан-Паскале скоро придут к концу. Они никогда не иссякнут. Их так много, что их хватит до последнего дня. Потому что, знаете ли вы, что делал Сан-Паскале, когда еще он странствовал по земле? Знаете вы, о чем он думал больше всего? Сан-Паскале замечал каждый камешек, попадавшийся ему на пути, и собирал их все в мешок. Вы, пожалуй, не станете нагибаться, чтобы поднять сольдо, а Сан-Паскале наклонялся за каждым камешком, и, когда он умер, он взял их все с собой на небо, и теперь он сидит там и бросает камешком в каждого, кто затевает что-нибудь недоброе.

Но, конечно, Сан-Паскале не только это добро оказывает людям. Он посылает знамение, если кто должен вступить в брак или умереть, и свои вести он подает не только бросаньем камешков.

Старуха Сараэдда в Рандааццо сидела однажды ночью у постели своей больной дочери и спала. Дочь была в беспамятстве и близка к смерти, и никто не мог известить об этом священника. И кто же разбудил мать пока еще было не поздно? Отчего она проснулась и успела послать за священником? А оттого, что стул под ней начал качаться, скрипеть и трещать, пока она не проснулась. И делал это Сан-Паскале. Кто же другой, кроме Сан-Паскале, позаботится об этом?