– Агнета, с Вашего позволения!
И тогда, закусив губу, Иржи написал на протянутом листке:
«Милой Агнете – с безграничным уважением к Вашему бесконечному терпению… – Иржи Измирский»
– Так пойдет? – Пряча в глазах шальные искорки, спросил он.
– О, да! – Начал кланяться мужчина. – Она действительно, с бесконечным терпением ищет и скупает репродукции… Вы же понимаете, что Ваши работы мне не по карману…
– Ничего страшного. Станете директором ресторана, купите ей эскиз. Они гораздо дешевле!
И, пригласив охранника присесть, сам уселся спиной к залу. Пробежав глазами меню и карту подаваемых вин, Иржи сделал заказ для обоих. Блюда были выше всяческих похвал, и они вдвоем отдали им должное, запивая терпким красным вином.
Тем временем, после исполнения симфоническим квартетом стилизованной под народную музыки, на сцену вышел конферансье и промурлыкал в микрофон:
– А теперь встречайте! Мадемуазель Эстер!
Народ в зале радостно зааплодировал.
– Она споет чудесную балладу, написанную по мотивам легенд, окутывающих своими мистическими тайнами бывший замок!
– Просим! – раздавались отдельные пьяные выкрики. Иржи удобно откинулся на спинку стула и покатал на языке сладко-вяжущую жидкость. Мысли, под влиянием хорошего ужина, поплыли, обращаясь в зрительные образы, куда начал вклиниваться нежный и грустный голосок певицы:
Ты увидел меня в ночь сирени,
Сладко пахли деревья в цвету.
И, упав предо мной на колени,
Обещал подарить мне мечту.
Закружившись в воздушности сада,
Взяв нас за руки, ночь повела
Прочь от глупых, завистливых взглядов.
Где дорожка луною бела,
На поляне в лесу танцевали.
Феи сшили нам туфли из роз.
Но с болот мрачных тени восстали,
И пронзил твое сердце мороз.
Бессердечная злобная ведьма
Сердца жар превратила в рубин
Заплутал в чарах юноша бледный,
В тьме волшебной предвечных глубин.
А у ведьмы похитили камень.
Вы найдите его для меня,
Чтоб отдать снова милому пламень,
Свет любви от земного огня!
– Какой потрясающий сюжет! – пробормотал себе под нос Иржи, кода песня закончилась. Он даже обернулся и немного похлопал певице. А также был весьма удивлен, когда метр подвел ее к их столику. Но, как вежливый человек, встал и пригласил даму присесть.
Тут же за их спинами потянулся дурным ветерком шепот. Тем более, некоторые из сидящих в этом зале знали модного художника в лицо. Его похождения и репутация тоже секретом для столичного бомонда не были.
– Я польщен, – начал Иржи, – что такая чудесная певица и прекрасная женщина решила составить нам компанию. Вам что-то заказать?
– Если можно, – скромно улыбнулась она, – клюквенный морс и гуляш с овощами. Мне еще сегодня выступать!
Пока ждали заказ, Иржи разговор продолжил:
– Какая красивая баллада! Я раньше ее не слышал. Признаться, она задела меня за живое! Перед моим взором так и стоит бледный молодой человек с потухшим взглядом и сверкающим рубином вместо сердца… И старуха, скрюченными пальцами тянущаяся к его обжигающему жару! Кто, если не секрет, придумал эту песню?
– Не секрет, – улыбнулась женщина. – Ее придумала я.
– О-о! Это необыкновенно! В вашей прелестной голове возникают такие самобытные образы! Так и хочется взять карандаш!
Молодая женщина покраснела. Кажется, она действительно была польщена.
– Я написала цикл баллад о здешних местах. – Наконец, справившись со смущением, сказала она. – Когда меня пригласили сюда выступать, я ни о чем таком не думала вообще! Но, когда переехала, то стала видеть очень яркие и живые сны. То мне улыбалась среброволосая девушка в цветастом платье, то, прямо живым, к стене замка приковывают юношу, пробивают ему сердце… А девушка – она мертва и ничем не может помочь своему другу. А тот еще дышит. Понимаете?
Певица шоколадными глазами посмотрела на художника.
– Он теперь не может умереть. Обреченный на вечные муки, юноша висит на стене, а вместо живого человеческого сердца – огромный пульсирующий рубин! И старая, сморщенная старуха греет о его жар свои руки, постепенно превращаясь в молодую девушку…
– Ужас какой! – Не выдержал охранник Игнац. – Когда на войне стреляют, то течет кровь, и человек умирает. Но то война!
Он потер большой рукой лоб и щеку, на которых были едва заметные следы от осколочного ранения.
– А кровавые сказки… – Он передернул плечами.
– Каждому свое. – Мило улыбнулся сразу обоим собеседникам Измирский и задумался. Что-то такое ему сегодня днем снилось… Но он не придал этому большого значения, списав на ночные алкогольные пары.
– Спасибо! – Женщина сложила салфетку. – Мне пора на сцену.
Иржи вежливо встал и отодвинул ее стул.
– Мы же увидимся, не правда ли? – Она, чуть ли не умоляя, заглянула художнику в глаза.
– Обязательно. – Показал он ровные зубки. – Мы с другом, – Иржи кивнул в сторону охранника, – обязательно завтра придем на Ваше выступление, госпожа Эстер! Мы здесь, в отеле, на какое-то время непременно задержимся!
Певица с досадой посмотрела на все слышавшего и, покрасневшего от двусмысленности сказанного, амбала.
А Иржи, провожая даму, дружески пожал ей ручку.
«На какие жертвы ради брата приходится идти» – Подумал он. – «Несомненно, девушка и мила, и талантлива, но – не в моем вкусе. Надо хотя бы дней десять прожить паинькой. Скандал уляжется, и Бернат сам прилетит за мной, не вынеся долгой разлуки».
Бросив салфетку на стол, он спросил у охранника:
– Что, Игнац, наелся? Напился?
И когда тот утвердительно кивнул, ехидно продолжил:
– Тогда пойдем спать. Время позднее и нам пора баиньки.
Произнесенная фраза была достаточно громкой для того, чтобы ее услышали за двумя-тремя столиками рядом. Игнац снова покраснел, а новая сплетня понеслась по залу и беспроводной связи. «Через час, наверняка, достигнет ушей брата. Ох, влетит мне опять!» – Пряча улыбку, думал Иржи, пробираясь между столиками на выход.
Пока художник доставал карту и открывал ею дверь, охранник с невозмутимым и неподкупным видом опустился на стул.
– Брось! – Иржи стало жалко серьезного и, в-общем, побитого жизнью парня. И он распахнул дверь. – Заходи. В гостиной есть удобный диванчик, поспишь на нем.
А потом нагнулся, чтобы стены с ушами ничего случайно не подслушали, и сказал:
– Торжественно клянусь не посягать на твою честь!
У Игнаца стало малиновым не только лицо, но и кончики ушей.
– Иди, дуралей, тебе завтра работать. А брату я ничего не скажу.
Охранник сгорбился, стрельнул по сторонам глазами и быстро зашел в номер Иржи. Закрытая дверь щелкнула замком, а стул на всю ночь остался стоять в гордом одиночестве, неся за двоих бессонную вахту.
Глава вторая. Непонятные странности.
Проснулся Иржи на рассвете. В незашторенное окно робко заглядывал нежно-розовый рассвет. Вчерашний тоскливый дождь, наконец, перестал лить безнадежные слезы, и природа с облегчением потянулась навстречу животворным солнечным лучам.
Художник легко встал с кровати, чувствуя необыкновенный прилив сил. Подойдя к окну, он распахнул створки, и холодный весенний воздух сразу обжег его обнаженные плечи. Закутавшись в одеяло, он засмотрелся на рассвет. Сколько необычайно чистых тонов меняется в природе за доли секунды! Небо, темно-синее по краю, стало зеленеть, тут же окрашивая края уходящих туч в желто-салатовые оттенки. А там, за деревьями, пробивая розоватую пену облаков, уже рвались вверх яркие оранжевые лучи, выделяя черные верхушки спящих деревьев и серый туман между ними. Чем выше вставало солнце, тем чаще и настойчивей пронырливый свет трогал горячими пальцами ватную пелену, испуганно утягивающую свои мутные щупальца между стволами в дальние, пока не осушенные болота и оставляющую на сине-зеленой траве искристые капельки росы.