С рассвета по одному и в составе пары мы гонялись за "хейнкелями" и "юнкерсами", отражая их атаки. Фашистские бомбардировщики применяли чаще всего тактику внезапного удара, неожиданно появляясь из-за облаков, поэтому перехватить, а тем более уничтожить их можно было только случайно. Даже когда мне однажды удалось выгодно атаковать "юнкерса" и выпустить по нему длинную прицельную пулеметную очередь, результаты были не такими, на которые я рассчитывал: противник лишь преждевременно сбросил бомбы, но серьезных повреждений не получил.
Наши истребители затрачивали нечеловеческие усилия, защищая от врага Ростов и Батайск, но все-таки отдельные бомбардировщики противника, прорываясь через наши патрули, наносили бомбовые удары по аэродромам, железнодорожным станциям, промышленным зданиям и жилым домам.
Однажды, зарулив самолеты на стоянку, мы решили позавтракать. Едва. я успел снять парашют, как заметил быстро приближавшийся уже на боевом курсе "Хейнкель-111". Бомбардировщик с секунды на секунду должен был открыть люки. Что делать? Стоя у самолета, мысленно определяю точку бросания бомб. В это мгновение бомбы отделились и полетели туда, где я находился. Быстро, почти автоматически, решаю задачу: с высоты 1000 метров бомба летит около 20 секунд, в спортивной одежде я пробегаю 100 метров за 12 секунд, значит, в сапогах успею пробежать 50-60 метров, но этого уже достаточно, чтобы уйти из зоны поражения осколками. Стремительно бросился в сторону, и когда бомбы засвистели неприятным, незабываемым, похожим на крик поросенка свистом, я уже прижимался к траве.
Бомбы одна за другой подняли фонтаны земли, а одна из них прямым попаданием разнесла мой "ястребок" на куски.
Что делать без самолета ? Я очень боялся оказаться "безлошадником" , как называли тогда летчиков, потерявших машину. - Вот, Сеня, теперь ты себе и начальник штаба и командир, а мне в пехоту, - сказал я Филатову. Самолета, брат, сейчас не достанешь. Их делать негде, видишь - заводы на колесах.
Словно в подтверждение сказанного, по железной дороге проходил эшелон эвакуируемого авиазавода. На платформах лежали фюзеляжи, крылья, стабилизаторы.
Но, видимо, судьба сжалилась надо мной. Вскоре к нам подъехала "эмка". Из нее выскочил молоденький адъютант школы и, убедившись, что нашел кого нужно, обратился сразу и ко мне и к Филатову: - Вас вызывает начальник штаба.
Мы сели в машину. В штабе стояла суматоха. Упаковывали материалы, подлежащие эвакуации, уничтожали документы, которые невозможно было вывезти.
Когда ветер врывался в окна, бумаги разлетались по сторонам. Прикрывая их, писаря падали на бумажные горы. Начальник штаба на минуту оторвался от дела.
- Полетите к месту эвакуации школы, - сказал он. - Аэродромы, заправки и конечный пункт будут указаны в полетном листе. Ясно?
- Не совсем, - сказал я. - Несколько минут назад разбомбили мой самолет.
- Знаю. Получите другой. Он в ремонте, но работу скоро закончат. Свяжитесь с инженером.
Начальник штаба наклонился над бумагами, давая понять, что разговор окончен. Мы повернулись и вышли.
В канцелярии нам вручили заверенные гербовой печатью полетные листы, где был указан маршрут полета от Батайска до Баку.
- Все в порядке, - сказал Филатов, - осталось только получить карты да разыскать твой самолет. В каком он еще состоянии?
- Пусть в самом плохом. Важно, что я не "безлошадник".
С помощью инженера мы нашли выделенный мне самолет. Это был школьный, довольно старый истребитель И-16. В свое время он тоже пострадал от бомбардировки. Ремонт должны были закончить только к утру.
Ждать меня Филатов не мог. Он присоединился к одной из эвакуируемых эскадрилий, улетавших через два часа, а я остался один.
НАД ГОРАМИ КАВКАЗА
Самолет готов. Вместе с младшим лейтенантом Соколовым мы вылетели в Грозный через Армавир. К вечеру достигли аэродрома в Махачкале.
Ночью погода испортилась. С моря подул холодный Ветер. Мокрые снежные хлопья падали на покрытые осенней грязью улицы города. Поневоле нам пришлось задержаться.
День мы провели в общежитии, а вечером пошли в ресторан. В ресторане сидели летчики, танкисты, пехотинцы - все случайные гости города. Было довольно оживленно. Слышались разговоры о воздушных боях, о наземных схватках, о погибших товарищах.
Мы нашли свободный столик и заказали ужин.
В ожидании как-то незаметно для самих себя стали обсуждать маршрут дальнейшего полета, несмотря на то что место для этого было самое неподходящее. Но так волновал нас перелет, что мы не могли не говорить о нем. Лететь надо было в горах, а опыта в этом ни у меня, ни у Соколова не было.
Вскоре, предварительно извинившись, к нам подсел молодой человек. Он отрекомендовался летчиком, подбитым немцами во время штурмовки. Длинная фигура незнакомца была облачена в кожаное пальто, под которым виднелась меховая курточка.
- А на каком самолете вы летаете? - спросил я. Что-то вы мало походите на летчика.
Он сделал вид, что обиделся, но быстро ответил:
- На новом типе, Иэл-два. Знаете такой?
На слове "новом" незнакомец сделал ударение.
Настораживали его необычные манеры обращаться с официантом и подозрительное произношение Иэл: никто из наших летчиков не называл самолет Ил-2 Иэл.
Мы обменялись с Соколовым многозначительными взглядами: мол, держим ухо остро.
Сосед между тем начал заводить разговор о нашем маршруте. Как бы невзначай он спросил, не знаем ли мы, где стоят штурмовые полки. Вначале мы выжидающе отмалчивались, потом резко заявили, что об этом здесь разговаривать не место.
- Да что вы, ребята, такие сверхбдительные? Здесь ведь все свои вояки. Ни одного штатского. Говори, что хочешь. Мне надо свой полк найти. - Он налил вино в бокалы. - Давайте выпьем за дружбу и приглашаю вас к себе на квартиру. Мы с приятелями остановились тут в одном теплом местечке. - И он нахально подмигнул.
Неожиданно Соколов вскочил со стула и схватил незнакомца за грудь.
- Документы! - властно сказал он.
На всякий случай я поспешно расстегнул кобуру и достал пистолет. Наигранность исчезла с лица "летчика":
- Что вы, ребята? Неужели своим не верите? Пусть бы пехота, а то ведь авиация! Между собой - и такие вещи. Я же штурмовик. Вот смотрите. - И он извлек из кармана целую пачку бумаг.
К нам быстро подходил мужчина. Ему было лет сорок - сорок пять. Он улыбался нашему "штурмовику".
- Петя! - воскликнул он и раскинул руки. - Ты здесь! Вот счастье-то! Вот счастье, - и, обернувшись к нам, произнес: - Товарищи, это мой сын. Вы подумайте! Сколько ты не был дома до войны? И война уже идет четыре месяца. Не оправдывайся, не оправдывайся: "некогда, отступаем". Ты знаешь, как мама волнуется?..
Но вся эта тирада отца, неожиданно встретившего сына, произвела, на нас совсем не то впечатление, на которое отец, очевидно, рассчитывал. Человек этот о того раз пять проходил мимо нашего столика. Его невозможно было не заметить: серый в клетку френч, галифе и военного образца хромовые сапоги.
Я сказал как можно более грубо:
- Довольно играть!
Соколов тоже достал пистолет.
- Ну, во имя отца и сына, - зло сказал он... - Какой разведке служите?
Нас обступили со всех сторон. Кто-то предложил обыскать "родственников". Из карманов их были извлечены новенькие "вальтеры", ножи и, конечно, поддельные документы.
- Будем кончать гадов, - сказал Соколов.
С трудом отговорили его не заниматься самоуправством, а отвести задержанных в НКВД.
Ночь прошла под впечатлением этого ресторанного случая. "Надо смотреть и смотреть, чтобы не попасть впросак", - говорили мы между собой.
На утро следующего дня погода улучшилась. Воздух был чист и прозрачен, на небе ни облачка. Получив разрешение на вылет, мы, прежде чем отправиться на аэродром, зашли в НКВД. Соколов никак не хотел улетать, не, узнав, кем являются задержанные нами типы. Он успокоился лишь после того, как удостоверился, что и "отец" и "сын" не кто иные, как шпионы.
