Хорошо организованной учебе мешало еще одно обстоятельство неопределенность, неизвестность будущего. Война окончилась, и по всем дорогам, еще перегруженным, еще перенапряженным, шли и шли с запада эшелоны с войсками домой, на Родину. Советские люди возвращались к домашним очагам, к земле, к станкам, к сотням разных профессий от одной общей - воина. Приказ о демобилизации ждали и многие мои однополчане.
В те дни и состоялось открытое партийное собрание полка. На повестке дня был один вопрос: "Итоги боевой и политической работы в боевой операции и задачи партийной организации в связи с окончанием боевых действий". Докладывал майор В. Козлов, заместитель командира по политической части. Я, помню, был членом партийного бюро, временно даже исполнял обязанности секретаря. Позже в архивах 100-го гвардейского отыскал протокол собрания. Вот из его памятного решения:
"Фашистская Германия безоговорочно капитулировала... Перед партийной организацией полка в связи с окончанием военных действий стоят новые задачи..."
Покоя в послевоенном мире не было и не могло быть. Мы знали, как агрессивны и мощны противостоящие нам силы, при всем том, что наша страна приобрела в мире и много новых добрых друзей. Уже на исходе войны Черчилль приказал фельдмаршалу Монтгомери собрать и хранить немецкое вооружение. По приказу американского президента были сброшены первые атомные бомбы на два японских города. Логика войны того не требовала. Это был удар по послевоенному миру. Вдали уже закипали метели "холодной войны". Нам угрожали.
И я принял решение остаться в боевом строю.
Забегая вперед, назову еще один памятный для меня документ - из тех, какие в архив не сдаются.
Вышло так, что он догнал меня в одной из ответственных служебных командировок - Указ Президиума Верховного Совета СССР.
Из Указа:
"За личное мужество и отвагу, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны, высокие результаты в боевой подготовке войск, освоении сложной боевой техники и в связи с 60-летием Советской Армии и Военно-Морского Флота присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда":
Генерал-лейтенанту авиации Дольникову Григорию Устиновичу.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
Л. БРЕЖНЕВ
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
М. ГЕОРГАДЗЕ Москва, Кремль, 21 февраля 1978 г."
Но это еще все в грядущем, где-то далеко впереди...
Итак, учебная зона. Проверка техники пилотирования.
Основным проверяющим инструктором по технике пилотирования был майор Тимофей Иванович Калачев. Опытный училищный работник, прибывший в конце войны из Батайской авиашколы пилотов на стажировку в нашу дивизию, он так и остался у нас - сначала в должности инспектора по технике пилотирования, а затем заместителя командира полка.
Техника пилотирования у Тимофея Ивановича была отличная - ничего не скажешь. После того как я выполнил запланированный комплекс фигур сложного пилотажа, Калачев взял управление самолетом на себя и сказа; мне на полном серьезе:
- А теперь, Борода, посмотри, как надо бы выполнить твое задание.
- Не учить ли собрался? - удивленно спросил я Калачева.
- Рискну. Может, понравится, - без обиды ответил Тимофей Иванович и слитно, координированно, исключительно плавно и вместе с тем энергично выполнил полный комплекс фигур высшего пилотажа.
- Может, повторишь? - спросил, окончив работу.
- Нет. Пошли на посадку - бензина мало! - схитрил я, твердо зная, что повторить сделанное Калачевым не сумею.
После приземления Тимофей Иванович, не подчеркивая своего превосходства, высказался с полной откровенностью:
- Не обижайся, Борода. Хотя ты и равный мне по должности и много фашистских самолетов сбил, но пилотировать не умеешь. Выше удовлетворительной оценки поставить не могу - и то потому, что когда-то курсантом у меня был.
Я стоял, сгорая от стыда, самолюбие толкало надерзить майору, но сознание подсказало: "Ты же только что убедился: перед тобой действительно первоклассный летчик..." И я, поблагодарив его за науку, ушел с аэродрома.
Низкую оценку за технику пилотирования в зоне получил в этот день не один я. Большинство летчиков переживали замечания по этому поводу болезненно, не признавая ошибок, возражали:
- Подумаешь, велика мудрость - шарик в центре держать! Да если бы я в бою держал этот шарик в центре, "худые" сожрали бы с ходу! - возмущался Синюта.
- Выходит, что тот, кто воевал и вышел победителем, летать не умеет. А кто отсиживался в тылу, гонял этот шарик в центр, теперь учить нас станет! - не утерпел со своим резюме и Щепочкин.
Летчики довоенной школы, которых в полку остались единицы, - Дмитрий Глинка, Михаил Петров, Василий Шкатов, Алексей Труфанов, Дмитрий Шурубов были отличными бойцами и техникой пилотирования владели в совершенстве - как для боя, так и для показа. Глинка и Петров выступили с резкой критикой летчиков, которые, пытаясь прикрыться своими заслугами в бою, небрежно и непрофессионально отпилотировали в зоне.
- В бою и я не стараюсь держать стрелки по нулям, скорее, наоборот, умышленно некоординированными действиями рулей, работой сектором газа создаешь такое положение, чтобы не позволить противнику вести прицельный огонь, пояснил Дмитрий.
Петров подтвердил:
- Но чтобы так пилотировать в бою, надо уметь грамотно пилотировать и чисто...
Я долго не решался принять чью-либо сторону, хотя в душе уже понял, кто прав. И вот наболевшее выплеснулось словно само собой - я высказал все, что пытался скрыть даже от себя, признав необходимость восстановления утраченных навыков в технике пилотирования.
Надо сказать, на протяжении многих лет после войны, а порой и в настоящее время нет-нет да и возникнут сомнения: а нужен ли летчику-истребителю высший пилотаж? Ведь в боях все эти петли, полупетли и бочки не применялись. А сейчас, когда маневренный бой утрачивает свое былое значение - мощное ракетное оружие позволяет уничтожать противника, не видя его, - кажется, тем более вопрос этот отпадает.
И все-таки нельзя выиграть воздушный бой, не овладев в совершенстве техникой пилотирования, в том числе сложным и высшим пилотажем. В чистом виде петлю Нестерова, двойные бочки, поворот на горке и другие пилотажные фигуры в воздушных боях летчики-истребители действительно не применяли, но выполняли такие маневры, которые в общем виде были слагаемыми этих фигур. И те, кто в совершенстве владел высшим пилотажем, в схватках с сильным противником неоднократно выходили победителями.
Более ста боевых вылетов довелось мне выполнить в качестве ведомого у известных мастеров воздушного боя. Братья Глинка, Шурубов, Лавицкий, Петров, Микитянский. .. Я видел десятки фашистских самолетов, сбитых этими асами из различных положений: на горке и с полупереворота, на глубоком вираже и из перевернутого полета. Бывало, что сразу после боя кое-кто из них не всегда мог четко доложить, в каком положении находился управляемый им самолет в момент открытия огня. Эти летчики не боялись, что сорвутся в штопор или потеряют пространственную ориентировку - они были настоящими виртуозами, мастерами высшего пилотажа. А как обидны и неоправданны летные происшествия в войну, да и в мирное время, из-за слабой техники пилотирования, когда допускаются грубые ошибки и пилот, не умея их исправить, в лучшем случае покидает вполне надежный исправный самолет.
Уже как командиру одного авиационного соединения мне пришлось однажды расследовать, казалось бы, несложное летное происшествие: пилотируя в зоне, из-за отказа управления самолетом катапультировался опытный летчик. Долго и тщательно искали авторитетные специалисты неполадку в управлении, но не находили ее. Я нажал на комиссию, настаивая, чтобы непременно нашли причину, так как сомнений в летчике ни у кого не было, следовательно, все дело в технике. Но это летное происшествие тогда так и осталось в разряде неустановленных причин.
