В начале XIX века люди Нантакета не вкладывали свои деньги в ценные бумаги или фондовые рынки, они вкладывали их в китобойные суда. Приобретая долю в нескольких кораблях, а не вкладывая все в одно судно, они распределяли риски между всеми членами общества. Такие дельцы, как Мейси и Фолджер, могли ожидать полной компенсации своих инвестиций и от двадцати восьми до сорока четырех процентов прибыли в год.
Такой уровень доходности тем более удивителен, если вспомнить, что творилось в мировой экономике в 1819 году. Пока нантакетцы увеличивали свой флот, добавляя к нему корабль за кораблем, предприятия на материке разорялись одно за другим. Подтверждая, что «дни финансового благополучия позади», газеты в Балтиморе той весной сообщали о «невыплаченных кредитах, оставленном жилье, безлюдных улицах, исчезнувшей торговле и опустевшей казне». Нантакет оставался удивительным исключением. Его географическое положение не только позволяло ему наслаждаться теплым течением Гольфстрима и самым долгим летом в той части земного шара, но и обеспечило благоприятный финансовый климат.
Между четвертым и двадцать третьим июля остров покинули десять китобойных судов. Большинство ушло парами. Рабочие оставались на причалах вплоть до глубокой ночи, все были заняты неистовой подготовкой к отплытию судов. Но Гидеон Фолджер, Пол Мейси и капитан «Эссекса», Джордж Поллард, знали, что их усилия будут тщетны, если им не удастся набрать команду из двадцати одного человека.
Поскольку нантакетцев было не так уж много, судовладельцы рассчитывали на не имеющих опыта чужаков, которых еще называли «зеленорукими». Многие приезжали с близлежащего Кейп-Кода. Судовые агенты поставляли «зеленоруких» из городов, расположенных как выше, так и ниже по восточному побережью. Часто они прибывали группами на пакетботах. Остров редко производил на них приятное впечатление. Мальчишки, слонявшиеся без дела вдоль береговой линии, всегда кричали: «Глядите, “зеленые” явились топить жир». Потом приезжих ожидала прогулка от причала до сборного пункта на Мейн-стрит, где магазин одежды и мануфактура служили «местом встреч мореходов». Здесь мужчины искали себе место или просто убивали время («следили за фарватером», как говорили в Нантакете), целый день просиживая в клубах табачного дыма на скамьях и деревянных ящиках.
На этом вечно пребывающем в движении острове человек, искавший работу, должен был наточить нож. И по тому, как он это делал, люди понимали, на какое место он претендует. Китобой, хоть раз бывавший в рейсе, знал достаточно, чтоб направлять нож от себя. Это значило, что он ищет работу гарпунера.
Гарпунеры, напротив, точили нож к себе, так они давали понять, что готовы попробовать себя в качестве помощника капитана. Не зная секретных кодов Нантакета, «зеленорукие» точили нож как придется.
Многие из них чувствовали себя так, будто попали в другую страну, где люди говорят на другом языке. Все нантакетцы, даже женщины и маленькие дети, разговаривали на морском жаргоне, как будто все они были заправскими матросами. Один из приезжих писал: «Любой ребенок может сказать, что за ветер дует, а любая старуха на улице говорит о рейсах, приветствует моряков и подзывает их к себе так просто, будто она капитан китобойного судна, только-только прибывшего к северо-западному побережью. Указывая путь сухопутному жителю, она измерит расстояние в утлегарях или в штагах». Для «зеленоруких», многие из которых впервые видели море с борта пакетбота по пути в Нантакет, это был ошеломительный опыт. Впечатление усиливалось тем, что многие островитяне обращались к ним на «ты», как это было принято у квакеров. Нантакетский акцент приводил новичков в полное замешательство. Это были не просто отличия в произношении отдельных слов. Многое в речи разительно отличалось от того, что можно было услышать на близлежащем Кейп-Коде или на острове Мартас-Винъярд.
В речи нантакетцев встречались странные обороты. Если работа была сделана плохо, они говорили «фупа», что, очевидно, было искаженным французским выражением faux pas, оставшимся в языке еще со времен Революции, когда нантакетцы вели дела с французским портом Дюнкерк. Нантакетцы не просто выходили на прогулку в воскресный полдень, они «дрейфовали». Если кто-то косил глазом, про него говорили: «Родился в середине недели и теперь смотрит на воскресенье в обе стороны».
«Зеленорукие» проходили то, что один из них называл не иначе как «экзаменовкой» и капитана, и судовладельца. По воспоминаниям другого, «нам задавали вопросы о том, где мы родились, чем занимались. Принимались в расчет и физическая форма, и сложение, и особенно зрение. Зоркий человек для капитана китобойного судна был настоящей жемчужиной». Некоторые «зеленорукие» были так наивны и так мало осведомлены, что пытались выбить долю побольше, полагая, что чем больше число, тем выше плата. Судовладельцы охотно удовлетворяли их пожелания.
Капитаны китобойных судов переманивали людей друг у друга. Но, как и всегда в Нантакете, существовали некоторые правила, обязательные для всех. Так как новопроизведенные капитаны должны были уступать всем прочим, Поллард, капитан «Эссекса», мог рассчитывать только на тех людей, которые больше никого не интересовали.
Четвертого августа Овид Мейси зашел в Морскую страховую компанию на углу Мейн- и Федерал-стрит, чтобы взглянуть на термометр, висящий на ее оштукатуренной стене. Он записал в своем журнале: «93 градуса и очень слабый ветер, солнце палит нещадно».
На следующий день, пятого августа, полностью оснащенный «Эссекс» обошел нантакетскую банку, выйдя на глубокую воду. Теперь начиналась настоящая погрузка, и целая вереница малых судов, лихтеров, доставляла запасы из гавани на борт корабля. Сначала перевезли бочки – огромные, обитые железом емкости, каждая из которых вмещала до двухсот шестидесяти восьми галлонов китового жира. Чтоб они крепко стояли на месте, их заполняли морской водой. Вдобавок к ним шли разных размеров бочки, заполненные пресной водой. Много места занимали дрова и тысячи деталей и связки бочарного леса для корабельного бондаря. Он должен был сделать новые бочки для китового жира. Поверх всего этого, разложенная по мешкам, хранилась еда на два с половиной года. Если экипаж «Эссекса» кормили так же, как экипаж какого-нибудь торгового судна (что маловероятно, раз речь идет о китобойном судне из Нантакета), то на борту должно было быть, по крайней мере, четырнадцать тонн мяса (засоленной говядины и свинины), более восьми тонн хлеба и тысячи галлонов пресной воды. Там были и орудия китобойного промысла (гарпуны, копья и все прочее), а также одежда, карты, паруса (по крайней мере, один запасной комплект), навигационное оборудование, лекарства, ром, джин, строительный лес и многое другое. Вдобавок к трем свежеокрашенным вельботам, закрепленным на шлюп-балках судна, было еще две лодки – одна, перевернутая на кватердеке, и другая, водруженная на шлюп-балках, проброшенных в кормовой части судна.
Через шесть дней, когда матросы закончили погрузку – их работа ненадолго прерывалась сильнейшим ливнем, аккуратно отмеченным в записях Овида Мейси за девятое августа, – корабль нес груз, почти равный по весу китовому жиру, с которым они должны были вернуться в Нантакет.
Как объяснял один из жителей Нантакета, «постепенный расход еды и материалов уравнивался постепенным накоплением жира… Китобойное судно всегда загружено под завязку, ну или почти под завязку». Но кое-что все еще отсутствовало. В носовом кубрике пустовали семь коек. Где-то в это время Гидеон Фолджер связался со своим агентом в Бостоне и запросил столько чернокожих матросов, сколько он сможет найти.
Аддисон Пратт, хотя и не был чернокожим, прибыл в Нантакет при тех же обстоятельствах, что и семеро афроамериканцев, ставших членами экипажа «Эссекса». В 1820 году Пратт очутился в Бостоне. Он искал место на корабле: «Во мне рано проснулась страсть к путешествиям, но времена были не те. Морякам платили всего по десять долларов в месяц, а матросов было больше, чем кораблей в порту, и я решил, что это не лучший момент для новичка. Но, проведя в порту несколько дней, я услышал, что требуются люди, готовые идти в длительный рейс по Тихому океану. Я тут же поспешил в контору, подписал бумаги и получил двенадцать долларов вперед, которые потратил на подходящую одежду. На то же судно отправлялись еще шестеро, и все мы погрузились в пакетбот, следовавший до Нантакета».
